Горный Меркурий - Гарт Фрэнсис Брет - Страница 3

— Я бы век не подошел, если б вы меня сами не кликнули, — простодушно сказал он.

— Как?! — ужаснулась она то ли шутя, то ли с упреком, но все равно очень ласково. — Значит, если я не позову, ты даже не захочешь меня повидать? О Леон! И ты можешь так жестоко со мной обойтись?

Но Леонид был тверд в своем мальчишеском суеверии.

— Вы меня зовите, когда хотите, миссис Бэрроуз, — сказал он застенчиво, но упрямо, — мне это — одно удовольствие. Пошлете кого, меня мигом разыщут... а только... — Он не договорил.

— Ну и упрямец же вы, молодой человек! Видно, придется мне самой за вами ухаживать. Так вот, считайте, что нынче утром я сама вас позвала. Мне надо отправить еще одно письмо.

Она подняла руку к груди, и из пышных оборок извлекла такой же конвертик, как и в прошлый раз, и опять, как тогда, чуть запахло фиалками. Но на этот раз конверт был незапечатанный.

— Послушай, Леон. Мы с тобой будем большими друзьями. — (У Леонида запылали щеки.) — Ты сделаешь мне еще одно большое одолжение, и будет очень весело, и это будет наш с тобой большущий секрет. Так вот, первым делом скажи мне, ты ни с кем не переписываешься в Сан-Франциско? Ну, есть у тебя там какой-нибудь знакомый мальчик или девочка, которые пишут тебе письма?

Леонид покраснел еще сильней — увы, теперь его смущение было не таким приятным. Ведь он не получал никаких писем, ему никто никогда не писал. Пришлось со стыдом в этом сознаться.

Миссис Бэрроуз призадумалась.

— И у тебя нет в Сан-Франциско ни одного приятеля? Никого, кто все-таки мог бы тебе писать? — ласково допытывалась она.

— Знал я когда-то одного парнишку, он вроде туда переехал. Так он говорил: мол, еду в Сан-Франциско, — последовал неуверенный ответ.

— Вот и хорошо, — сказала миссис Бэрроуз. — Наверно, твои родители его знают или слыхали о нем?

— А как же, он раньше тут жил.

— Еще того лучше. Понимаешь, тогда ничего не будет удивительного, если он возьмет и напишет тебе письмо. А как звали этого джентльмена?

— Джим Белчер, — нерешительно ответил Леонид: он вовсе не был уверен, что упомянутый Белчер умеет писать.

Миссис Бэрроуз достала из кармашка на поясе маленький карандаш, раскрыла письмо, которое держала в руке, и, видно, вписала туда имя Джима Белчера. Потом вложила письмо в конверт, заклеила и очаровательно улыбнулась озадаченному Леониду.

— Послушай, Леон, вот о каком одолжении я тебя прошу. На днях ты получишь письмо от мистера Джима Белчера. — (Она произнесла это имя с величайшей серьезностью.) — Но в письме к тебе будет еще вложена записочка для меня, и ты мне ее принесешь. Если твои родные спросят, кто это тебе пишет, свое письмо ты им покажи, но мою записку не должна видеть ни одна душа. Можешь ты так устроить?..

— Могу, — сказал Леонид.

И тут он смекнул, что к чему, и заулыбался так, что стали видны ямочки на щеках. Миссис Бэрроуз перегнулась через забор, сняла с мальчика рваную соломенную шляпу и, едва коснувшись губами, поцеловала его в лоб. Он весь вспыхнул, ему показалось, что у него на лбу теперь сияет звезда и все ее сразу увидят.

— Не улыбайся так, Леон, ты просто неотразим! Это будет у нас с тобой занятная игра, правда? И никто ничего не узнает, только мы с тобой да Белчер! Мы всех перехитрим, и, видишь, все-таки придется тебе меня навещать, даже если я и не позову.

И они рассмеялись, оба такие юные, розовые, на щеках ямочки, ясные глаза блестят; впрочем, по-моему, в Леониде чистоты и наивности было куда больше, чем в его собеседнице.

— А еще я иногда могу сам ему писать... Джиму... — с восторгом предложил он. — И вложить от вас записку!

— Ну, конечно! Какой ты умный! И еще вот что... тебе сегодня не надо на почту?

Леонид снова покраснел: сегодня утром, словно предчувствуя встречу с ней, он уговорил домашних поскорее написать письма, кому какие надо. Он подал миссис Бэрроуз пачку писем, она вложила между ними свое.

— А теперь беги, милый, — сказала она и провела нежной прохладной ладонью по его разгоряченной щеке. — Не надо, чтобы тебя тут видели.

И Леонид помчался прочь, не чуя под собой ног. Чудеса, да и только! Ему доверилась невиданная, необыкновенная красавица, и скоро он получит письмо — напишут именно ему, Леониду, не кому-нибудь, и никто не узнает, почему! И она пригласила его приходить почаще, она его не забудет, и не нужно околачиваться у забора и гадать, хочет она его видеть или не хочет... его мальчишеской застенчивой гордости уже незачем было бунтовать. И сомнения нравственного порядка — хорошо ли все это, плохо ли — его не тревожили; ясно, что писать ему будет не настоящий Джим Белчер — что ж, это еще интереснее. И другое обстоятельство тоже не пробудило в нем угрызений совести. Когда он пришел на почту, там оказался сам Бэрроуз, — он разговаривал с почтмейстером. Леонид проскользнул мимо и, втайне торжествуя, опустил письма в ящик. Почтмейстер, видно, был оскорблен подозрением, будто он небрежно выполняет свои обязанности, и произносил защитительную речь.

— Нет, сэр, — говорил он, — уж будьте уверены, если какое ваше или женино письмо и пропало... вы вроде сказали, что это вашей жене письмо?

— Да-да, — поспешно подтвердил Бэрроуз и оглянулся, не слышал ли кто.

— Так вот, ваше ли письмо пропало, из домашних ли чье, только вина не наша, так и знайте! Мне-то известно, какое письмо получено, какое отправлено, все они через мои руки проходят — (Леонид навострил уши), — кому и знать, как не мне. Намотайте это на ус, мистер.

Бэрроуз, явно недовольный тем, что при разговоре о делах, в которые он, уж наверно, никого не желал посвящать, оказался непрошеный свидетель — Леонид, проворчал что-то себе под нос и вышел.

Леонид недоумевал. Видно, этот большой, взрослый человек старается что-то пронюхать! Письма, опущенные в ящик, он тронуть не посмеет: Леонид где-то слышал, что дотронуться до писем, которые уже доверены почте, учреждению государственному, — это страшное преступление, и потому за письмо миссис Бэрроуз не опасался. Но, может быть, надо сейчас же пойти к ней и предупредить, что ее муж сюда приходил, а главное, что почтмейстер сам разбирает все письма? А как умно она придумала вкладывать свои письма в конверты с другим адресом! Нет, все-таки не стоит идти к ней сегодня, а то получится, что он ей проходу не дает, решил Леонид. Притом в глубине души он боялся: если сказать ей про мужа, на ее красивом лице, пожалуй, опять появится то выражение... Леониду оно совсем не нравилось. И, чтобы вернее устоять перед соблазном, он пошел домой другой дорогой.

Не нужно думать, что тайное увлечение прекрасной незнакомкой заставило Леонида позабыть о мальчишеских привычках. Оно лишь заменило ему романтические мечты и книги о приключениях и путешествиях. Отправляясь побродить, он уже не совал в карман книжку. Средневековые легенды о благородных дамах и их пажах — ничто перед живым, настоящим романом, герои которого — он сам и миссис Бэрроуз! Все подвиги малолетних капитанов, юных охотников, злоключения прекрасных индианок и испанских сеньорит — ничто перед чудесами, которые ждут его, Леонида, и его богиню с Сундук-горы! Все вокруг освящено ее присутствием и сулит удивительные, романтические приключения. А потому на обратном пути Леонид обошел силки и ловушки, которые он расставил на кроликов и диких кошек, — этим негодяйкам надо было отомстить, они разорили гнездо горной куропатки, чей осиротевший выводок Леонид давно взял под свое покровительство. Ибо, хоть он был завзятый охотник, эту страсть умеряла мальчишеская любовь к природе: он сочувствовал всему живому, будь то человек, зверь или травинка, остро ощущал непостижимую жестокость бытия, постоянную вражду и междоусобицу в животном царстве — и, как истинный рыцарь, всегда защищал слабейшего. Он даже не пожалел труда и придумал хитроумный способ уберечь запасы рыжей белки и сокровища диких пчел от разбойничьих набегов лакомки-медведя; впрочем, это не помешало ему потом столь же хитроумным способом изловить белку и самому отведать меда.