Курс — пылающий лес. Партизанскими тропами - Курочкин Петр Миронович - Страница 25

Подъехала санитарная машина, увезла раненых партизан. Перед расставанием один из них сказал Ивану:

— Знаете, товарищ летчик, мы сегодня написали письма и отправили их первым рейсом. В них сообщили своим родным, что сегодня сами вылетим на Большую землю и скоро увидимся с ними. А когда нас подбили, то мы уже и не рады были, что написали такие письма. Ведь похоже, что наша встреча с родными могла и не состояться...

После отдыха, когда рассвело, Тутаков осмотрел самолет. Весь он был в масле и имел множество осколочных пробоин. Просто удивительно, что не задело ни его, летчика, ни партизан.

В полку посчитали Тутакова погибшим. Но авиатехник Григорий Конев уверенно сказал: «Он пешком придет». И действительно, утром Тутаков пришел пешком в свою эскадрилью.

На другой день к месту вынужденной посадки прибыли авиатехники Александр Смирнов и Григорий Конев. Они привезли с собой другой мотор, установили его взамен разбитого, и Иван Васильевич Тутаков смог сам привести самолет на свою базу.

Когда наши войска продвинулись вперед, пилот летал к тому месту, где его подбили, и узнал, что здесь [101] располагались танковые ремонтные мастерские противника. И только теперь ему стало как-то не по себе.

— Жаль, что я раньше не знал этого злого места. Ведь можно было бы обойти его стороной, — говорил нам Тутаков.

Но таких «злых» мест было много.

...Другой наш летчик, старший лейтенант Колобков, возвращаясь с задания, встретился над линией фронта с ночным истребителем противника. Колобков уклонился от атаки и перешел на бреющий полет, намереваясь незаметно уйти на свою территорию. Противник продолжал преследовать его самолет. Ночь была светлая, положение казалось безнадежным. Но Колобков нашел выход. Он резко развернул самолет на 180 градусов и, маскируясь лесом, пошел в обратном направлении. Истребитель противника не ожидал такого маневра и потерял Колобкова из виду. А он тем временем снова вернулся на партизанскую площадку и, пробыв там весь следующий день, ночью благополучно прибыл на свой аэродром.

Но не всем это удавалось. Особенно много неприятностей доставляла нам Идрица — сильно укрепленный пункт гитлеровцев. Возвращаясь из партизанского края, пилот Василий Калмыков над этим районом был схвачен прожекторами. Его самолет от прямого попадания зенитного снаряда загорелся. Летчика ранило осколком. Биплан вошел в скольжение... Превозмогая боль, Василий выполнил несколько сложных фигур высшего пилотажа, но пламя сбить не сумел. Бензином залило одежду летчика. С обгорелым лицом и руками Калмыков выбросился на парашюте. Как чувствовал, взял его с собой в этот полет. Попутный ветер относил Калмыкова в сторону линии фронта. Спускаясь на парашюте, летчик с тревогой ожидал момента приземления — куда его занесет: на свою или вражескую территорию?.. Неожиданно у самой земли по нему открыли огонь, и он упал на землю... Пулеметная трескотня продолжалась долго. Василий освободился от лямок, отполз в сторону.

Вдруг он услышал невдалеке русскую речь.

«Здесь я!» — крикнул он.

Но никто не подходил.

«Что же вы, братцы?» — летчик едва не терял сознание от боли. [102]

«Подойти не можем, заминировано», — сдавленно проговорил кто-то.

«Все равно умирать», — подумал Калмыков и пополз на голос. Цепляясь за землю, он потихоньку двигался вперед, останавливался, собираясь с силами, и снова делал крохотный рывок. Истекая кровью, летчик все же дополз до траншеи. Тут его подхватили наши пехотинцы и отправили в госпиталь.

«Случайность в кубе», как потом говорили у нас в полку, трижды уберегала судьба Василия от смерти: обычно летал без парашюта, на этот раз взял его, парашют не сгорел и перенес его за линию фронта всего лишь на несколько сот метров, а когда он полз по заминированному полю, то ни одна мина не взорвалась, словно жалея израненного летчика.

Мастерство высшего пилотажа показал и летчик Владимир Кореневский. В сырую мартовскую ночь у озера Лида снаряд повредил элероны плоскостей и консольную часть верхнего правого крыла. Кореневский вложил всю душу и сердце в этот почти безнадежный полет и привел на базу сильно поврежденный самолет, на борту которого были дети.

...Однажды фашисты сбили и мой самолет. Я еле-еле дотянул до партизанской базы и вынужден был остаться у них. Время было тревожное — каратели сжимали кольцо блокады, и партизанам приходилось туго. Весь день шел ожесточенный бой на подступах к аэродрому.

Только к ночи понемногу все затихло...

И тут мы услышали знакомый рокот самолета. Летел По-2. Быстро разожгли несколько костров. Вижу — из темноты вынырнула «семерка». На «семерке» летал мой друг Сергей Борисенко! Мастерски посадив самолет, Сергей выскочил из кабины и направился прямо к кострам. Тут он увидел меня.

— Петя! Курочкин! — закричал Сергей, обхватывая меня сильными руками. — Что случилось?

— Зенитчики перебили левую лыжу...

— Я слетаю еще раз и привезу механика с лыжей. А пока почитай вот это, — Сережа достал из планшета письмо... от мамы.

— Вот и письма уже получаю с Большой земли, — засмеялся я, торопливо вскрывая конверт.

Сергей забрал двух партизан и троих детей, которых нашли в одной из брошенных деревень. Я же решил дождаться [103] механика, чтобы заменить лыжу и вернуться домой на своем самолете.

На рассвете гитлеровцы возобновили бой. В воздухе появился Ю-87 — «лаптежник». Он начал бомбить партизан. К счастью, немец-летчик не увидел мою машину. Она стояла в густом ельнике и сверху была забросана свежим хворостом.

Еще одни сутки провел я на партизанской стоянке. А в следующую ночь снова вернулся Борисенко, на этот раз с техником. Отремонтировали самолет, и я благополучно вернулся на родную базу.

У озера Полисто

Партизанское соединение Алексея Егоровича Сидоренко вело тяжелые многодневные бои. Оттуда пришел связной и сообщил координаты. Партизаны просили оказать им помощь. Гитлеровцы решили во что бы то ни стало разделаться с партизанами и все время наращивали удары, отрезая дороги и тропы, по которым еще могли бы просочиться бойцы. Захватив деревню, они сжигали дома, расстреливали всех без разбору. Многие жители перед тем, как прийти карателям, убегали к партизанам. В соединении собралось много женщин и детей. Они сковывали силы партизанской бригады, замедляли ее движение. Уменьшался и без того жалкий паек у бойцов. А оставить их на произвол судьбы Сидоренко не мог: всех фашисты непременно расстреляли бы. К несчастью, из строя вышла рация, поэтому пришлось посылать через линию фронта связного.

Мы понимали отчаянное положение партизан, но ничем помочь не могли. Стояла на редкость плохая погода — дождь, туман, густой снег, облачность от самой земли и до практического потолка наших По-2 — тысячи на четыре метров.

Связной сказал, что Сидоренко будет ждать самолеты около озера Полисто. Если партизаны услышат знакомый гул самолетов, то постараются разжечь как можно больше огня, чтобы площадку можно было разглядеть сквозь какой угодно туман.

Поразмыслив, командир ночной эскадрильи Иван Алексеевич Ковалев все же решился назначить разведывательный полет. Он послал к партизанам в разведку Сергея Борисенко.

Вместе с Сергеем должен был лететь штурман эскадрильи [104] Коля Черников — парень шумноватый, но грамотный и организованный. У него было прямо-таки штурманское призвание и талант. А дело это далеко не простое.

Несведущему человеку обыкновенная карта ничего не скажет. Разве что сообщит, что здесь — равнина, здесь — горы, здесь — море. Она воспримется как черное и белое, без полутонов. Но стоит вспомнить уроки географии в школе, курс военной топографии в училище, и карта сможет рассказать об очень многих вещах. Черные линии меридианов и широт укажут квадрат, где находится тот или иной населенный пункт. Другие условные знаки подскажут, на берегу какой реки, у какой железной дороги он стоит, что его окружает.

Летящий человек прежде всего обратит внимание на масштаб. Мы пользовались «миллионкой», то есть картой, где местность была уменьшена в миллион раз, в одном сантиметре карты укладывалось десять километров земли.