Росли корпуса учебных центров. В классах появилось множество кинопроекторов, магнитофонов, телевизоров, действующих схем-макетов, электрифицированных стендов, тренажерных систем,

демонстрирующих в учебных целях различные виды полетов, из кабин которых и бывалые летчики

вылезали с мокрыми спинами. Все — для экономии времени, делового, напряженного ритма жизни, интенсификации учебного процесса.

Этому способствовала вся атмосфера боевой состязательности, которую командующий потребовал

создавать в ходе занятий, тренировок и полетов. К примеру, молодых командиров экипажей вовлекли в

соревнование за быстрейшую и качественную подготовку боевых машин к повторному вылету. И

командующий считает своим долгом, чтобы опыт лучших оперативно входил в практику, становился

достоянием всех авиаторов. В этом он активно опирается на помощь политорганов, партийных и

комсомольских организаций. В результате удалось значительно повысить боеготовность авиации округа.

Не забывал и о бытовых условиях летчиков. Вроде бы мелочь, а в округе во всех домиках высотного

снаряжения на аэродромах оборудовали комнаты отдыха, с аквариумами, набором пластинок с хорошей

музыкой, разбили перед домиками цветочные клумбы. В каждом авиагарнизоне зазвучали духовые

оркестры, которые по штату, к сожалению, в авиачастях не полагаются. Нештатные завели. Нашлись

энтузиасты. [176] Забота о людях — это настроение, а значит, и боевая готовность.

Тыловые работники радовали людей подсобными прикухонными хозяйствами и «грозились», что скоро

откажутся от государственных поставок мяса. Почти в каждом гарнизоне — стадо коров, свиноферма, а

кое-где и гуси, и кролики, и овцы, и утки. Парники. Ясно, что явление это — общее, восходящее

движение нашей жизни, партийная линия. Но одни тянули ее формально. Одинцов же прокладывал ее, как борозду в поле, которая засевалась отборным зерном и давала добрые всходы.

В авиагородках, к благоустройству которых приложил руки Михаил Петрович, все, начиная с

контрольно-пропускного пункта и кончая столовыми, спальными помещениями, классами, комнатами

бытового обслуживания, профилакториями для летного состава, вызывает ощущение чего-то родного, почти домашнего уюта. Любому военнослужащему в такой обстановке хочется выглядеть лучше, быть

опрятнее, аккуратнее.

Прекрасный клуб. Великолепные солдатские чайные и офицерские кафе. Легкие, стеклянные, какие-то по

особому воздушные от ламп дневного света. На территории городка много деревьев и декоративных

кустарников. Повсюду цветы. Фронтон клуба, торцевые стены зданий украшают панно. Словом, красота

и уставы живут здесь в добром согласии. И чем больше знакомишься с воинским бытом, прочно

утвердившимся здесь порядком, тем больше осознаешь, как близко могут стоять рядом столь далекие

когда-то слова: казарма и эстетика.

Известно, что на полированной крышке стола человек не станет выпрямлять гвозди — рука не

подымется. По этой же причине воздержится он пройти в грязной обуви по чистому полу, бросить на

него окурок, [177] если урна рядом. А вся эта аккуратность, культура быта переносится на аэродром, при

обслуживании сложнейшей техники, с которой сегодня авиаторам надо быть только на «вы». Так что, выходит, и это все не мелочи, а безопасность полетов, боеготовность.

В пору командования Одинцовым авиацией столичного округа многие авиаторы славили за рубежом

Отчизну как великую авиационную державу. Михаил Петрович вспоминает такой случай. Заместитель

командира авиаэскадрильи гвардии майор Е. Беляков вместе с другими авиаторами находился с

дружественным визитом у летчиков Финляндии. Во время показательных полетов гостей и хозяев

Белякову не повезло: едва его сверхзвуковой ракетоносец вырулил на старт, как на землю обрушился

ливень. Плотная облачность спустилась метров до трехсот. В этом сером мраке предстояло

демонстрировать фигуры высшего пилотажа, которые даже в нормальной обстановке при хорошей

погоде требуют особого мастерства и предельного напряжения. Все присутствующие замерли: «Неужели

решится? Это же выше человеческих возможностей!»

Но самолет уже взлетел. Все, кто наблюдал этот неповторимый полет на телеэкранах, были потрясены.

Машина творила чудеса — она вращалась, летала вверх колесами, разворачивалась вокруг хвоста. При

этом нельзя забывать, что Беляков управлял своим «МИГом» не над родной землей. И на его плечах

лежала особая ответственность. Он отвечал за летное мастерство свое и всех советских летчиков. Когда

самолет заходил на посадку, наблюдавшие потеряли машину из виду. Но Беляков отлично приземлил

истребитель.

На следующий день финские газеты вышли с портретами Белякова. Его хладнокровие, мастерство [178]

восхитили буквально всех. «Подлинным украшением дружеского визита советских летчиков в

Финляндию, украшением авиационного праздника, — писала пресса, — был полет и пилотаж майора

Белякова».

Это был подвиг в полном смысле слова. Подвиг, основанный на мужестве и точном расчете, высочайшем

профессиональном искусстве и опыте, на блестящем знании всех возможностей своей машины.

Особую заботу командующий постоянно проявлял о строжайшем соблюдении летных законов и правил.

Если кто-то отступал от них, тут Михаил Петрович, в общем-то не злой по характеру, не знал

снисхождения, был непримирим. Бывали случаи, что отстранял от полетов даже больших командиров, которые не отличались в технике пилотирования, плохо готовились к полетам, но любили

импровизировать в небе в погоне за лаврами виртуозов воздушного трюкачества. При этом со всей

строгостью любил повторять слова отца русской авиации Н. Е. Жуковского: «Самолет — великое

творение разума и рук человеческих — не подвластен никаким авторитетам, кроме лиц, уважающих

летные законы». И требовал от всех должностных лиц делать все, чтобы каждый летчик, инженер, техник, механик не просто знал их, а был убежденным сторонником неуклонного соблюдения правил

безопасности полетов, не только разумом, но и сердцем, всем существом уяснил, что самодисциплина и

мастерство взаимосвязаны.

Умело работал он с командирами подразделений, начальниками служб, с истинно партийной

ответственностью заботился об их становлении. Сборы, семинары, конференции, занятия в системе

командирской подготовки — само собой. Но главное, считает он, индивидуальная работа. И сегодня в

округе, в штабе ВВС бытуют его любимые изречения, крылатые фразы: «Руки работают так, как думает

голова», «Если [179] бездельник не раздражает вас, значит, вы сами похожи на него», «Смелость —

союзница умелых», «Можно преодолеть неумение, незнание, неуверенность. А вот когда человек думает, что он бога за бороду схватил, что окончательная истина у него в кармане, — это злокачественно»,