Игрушки дома Баллантайн - Семироль Анна - Страница 47

Она забивается в угол сиденья, со страхом косится на пса и зовет Брендона:

— Сядь со мной, пожалуйста.

«Милая, я никуда не денусь. Но будет лучше, если я поеду рядом с господином генералом. Так легче говорить».

Раттлер украдкой смотрит на них и с сожалением думает, насколько эта пара уязвима и беззащитна. Расчет Стивенса оправдался: друг за другом они пойдут, куда прикажут, и в итоге сделают, что велят. «Я люблю ее», — вспоминает генерал сказанное Брендоном и отчетливо понимает, что эта любовь с легкостью их погубит.

Он заводит машину, отряхивает перчатки о колени и садится за руль. Автомобиль глухо ворчит, отъезжает. Элизабет дышит на замерзшее стекло, трет его пальцами, оттаивает для себя «глазок» и рассматривает темный спящий Нью-Кройдон. Брендон выдерживает паузу, потом обращается к генералу:

«Господин главнокомандующий, как нам отблагодарить вас за то, что вы для нас сделали?»

— Я еще ничего не сделал, Брендон. Но постараюсь. Вы по-прежнему находитесь в ведении Стивенса. Я приложу все силы, чтобы убедить императора отказаться от своих планов.

«Главное, чтобы они оставили Элси в покое. Транслятор я им перепрограммирую».

— Парень, ты не понимаешь своей роли в этом действии, — мрачно басит генерал. — Ты — способ заставить ее подчиняться. Транслятор им не так важен.

Проплывают мимо спящие дома. В свете уличных фонарей на стенах видны надписи: «Нью-Кройдон — без военных», «Хватит террора!», «Выведите войска!» Элизабет зябко кутается в шубу и спрашивает:

— А почему военные в городе до сих пор? Прошло больше полугода.

Раттлер долго молчит, делая вид, что пристально следит за дорогой. Потом нехотя отвечает:

— Город приказано полностью очистить от перерожденных. И далеко не все жители согласны с этим приказом. В Нью-Кройдоне по сей день военное положение и комендантский час.

— Но… Сэр Уильям, вы же главнокомандующий, значит, вы…

— Значит, я лично отвечаю за то, чтобы приказ императора был выполнен, — отвечает он твердо.

До самого дома все хранят молчание. Элизабет хмурится и косится на добермана, усталый Брендон тихо дремлет, генерал думает о своем.

Автомобиль главнокомандующего тормозит у массивных чугунных ворот. Раттлер будит Брендона:

— Вылезай, парень. Дорогу порядочно занесло, один я ворота не открою.

Они выходят, Раттлер отпирает висячий замок, налегает плечом на тяжелую створку. Брендон толкает вторую. Ворота нехотя поддаются, открываются, сгребая снег. Брендон вдруг замирает, глядя на ведущую к дому дорогу. Фир украшает ее свежими следами.

— Ты чего? — настораживается генерал.

«Сэр, ворота были заперты снаружи. Вы говорили, что дом пуст. Вы в этом уверены?»

На дороге — две цепочки следов. Одни глубокие, их обладатель носит обувь большого размера. Другие наоборот — от маленьких ног, будто по дороге прошел ребенок. Босой ребенок.

— Черт побери, — ворчит себе под нос Раттлер. — Этот ненормальный ее что — погулять выпускает?

Он замечает напряженный взгляд Брендона и торопливо добавляет:

— Это друзья. Но о них никто не должен знать.

Втроем они поднимаются на крыльцо. Раттлер долго ищет ключ, зачем-то несколько раз звонит, прежде чем открыть самому. Элизабет удивленно смотрит на Брендона, он кивает ей: все в порядке. Доберман проскальзывает в приоткрытую дверь и с лаем исчезает в коридоре.

— Добро пожаловать, будьте как дома, — басит генерал, переступая порог.

Элизабет и Брендон проходят за ним, и первое, что видят, — направленное на них дуло револьвера. Брендон тут же задвигает испуганно ахнувшую девушку себе за спину.

— Коппер, старый ты параноик, ты что, не видишь — они со мной? — взрывается Раттлер.

Высокий кареглазый мужчина в белой залатанной рубахе и кальсонах беззвучно смеется, опускает оружие. Раттлеру не до смеха.

— Совсем от скуки свихнулся? Какого дьявола ты по дому с револьвером шатаешься?

Коппер смотрит на него, прищурившись, и отвечает:

«Были на днях чужие. Ходили вокруг дома».

— Следы на дороге чьи? Их?

«Мои и Часовщика. Чужих было трое, пришли со стороны заднего двора… Черт, не подумал!»

— Ты что — ее выпускал гулять?

Раттлер рассержен не на шутку. Забыв про Элизабет и Брендона, он припирает Коппера к стене и осыпает отборной бранью. Перерожденный терпеливо ждет, когда словарный запас сэра Уильяма иссякнет, и спокойно говорит:

«Давай ты перестанешь орать, Уилл, если не хочешь всех перебудить. Я сожалею только об одном: не подмел дорожку после того, как мы прогулялись. Пенни надо расхаживаться, я не могу держать ее в клетке второй месяц».

— Она опасна, Коппер! Прежде всего для Ло.

Коппер с улыбкой разводит руками:

«Вот как раз с Ло она ладит прекрасно. Чаще надо бывать дома, Уилл. Кстати, кого ты привез?»

— А! — виновато восклицает генерал и отпускает Коппера. — Элизабет Баллантайн, Брендон Фланнаган. А этот шутник в кальсонах и с оружием — подполковник Роберт Коппер, мой старый друг.

Подполковник, прищурившись, разглядывает стоящих на пороге гостей. Печально качает головой.

«Значит, вас все же выловили. Ну, здравствуйте. Не могу сказать, что сильно рад знакомству. Надолго они к нам, Уилл? И почему ты приволок их сюда, а не в тюрьму?»

— Ты что городишь? Не проснулся до конца?

Коппер высокомерно вскидывает подбородок.

«Я обязан благоговеть перед мальчишкой, создавшим прибор, который превратил нас в убийц? Может, сказать ему спасибо за то, что нас сейчас отстреливают, как бродячих собак?»

Брендон молчит, стиснув зубы. Элизабет сверлит подполковника злым взглядом. Раттлер тяжело вздыхает.

— Значит, так. Мой дом — нейтральная территория. Это касается всех, Коппер. Держи себя в руках хотя бы из уважения к мисс.

«О! Покорнейше прошу меня извинить, мисс Баллантайн, — ухмыляется Коппер, отвешивает шутовской поклон. — У вас дивная семейка, я в восторге и…»

Элизабет расстегивает шубу, выскальзывает из нее быстрым движением плеч. Коппер замирает, так и не закончив реплику. Вид у него сконфуженный.

«Извинись», — глядя на Коппера в упор, требует Брендон.

Подполковник разводит руками:

«Из уважения к положению мисс… Прошу прощения».

— Дурак ты, Коппер, — сухо замечает генерал, принимая у Элизабет шубку.

В коридоре за спиной подполковника слышатся шаги, и в вестибюль выходит босая Хлоя, закутанная в белую шаль. Она зевает и трет заспанные глаза. Увидев ее, Элизабет стремительно бледнеет, тишину дома прорезает отчаянный крик:

— Мама!!! Мамочка, что с тобой стало?!

«Ну и дела, — размышляет Раттлер, поднимаясь по лестнице в мансарду. — Как все переплелось. Хлоя — мать Элизабет. Ну кто ж знал? И кто знал, что Коппер так среагирует на Брендона? Черт, черт…»

Он осторожно стучит в запертую дверь.

— Ло, это я. Открой, малышка.

По ту сторону — ни звука. Коппер говорил, что Долорес почти не выходит из комнаты после известия о смерти матери. Лишь иногда спускается в подвал за топливом.

«Пару раз я заставал ее у Часовщика. О чем они говорили — понятия не имею. Твоя дочь меня сторонится, а Пенни — не из общительных», — рассказывал подполковник.

— Долорес, открой отцу, — спокойно повторяет генерал.

Дверь распахивается. Перед Раттлером стоит дочь в старом платье Элеонор, лицо девушки — безжизненная маска. Волосы не прибраны, под глазами залегли тени. Сэр Уильям обнимает Долорес, прижимает к себе.

— Я дома, родная. Я так соскучился по тебе, Ло.

Она отстраняется, смотрит словно сквозь него.

«Твой дом в городе, папа».

Раттлер глядит на дочь с беспокойством. Проходит в комнату. Помещение производит впечатление нежилого. Гладко застеленная кровать, на столе и комоде никаких вещей, лишь слой пыли. Только небрежно брошен в кресле у окна теплый плед.