Над Тиссой (иллюстрации Г. Балашова) - Авдеенко Александр Остапович - Страница 9

Только много времени спустя выяснилось, что в субботу вечером Джон Файн, остановившись на безлюдной дороге неподалеку от Ньиредьхазы, открыл вместительный багажник и выпустил на волю скрывавшихся там пассажиров: Кларка и его ассистента Ярослава Граба, закарпатского украинца по происхождению. Прощание было коротким, безмолвным: все было уже сказано раньше, в посольстве.

Под покровом темноты и начинающегося дождя Кларк и Граб благополучно обошли большой город с запада, выбрались на его северную окраину, к железнодорожному полотну. Здесь, затаившись в придорожном саду, они дождались товарного поезда и еще задолго до полуночи были на подходе к пограничной станции. Не доезжая до семафора, они соскочили на землю и бесшумно скрылись в темноте. Через полчаса они постучали в глухое оконце небольшого дома, одиноко стоявшего у линии железной дороги. Путевой обходчик ждал их. Он открыл дверь, взглянул на гостей и, опустив голову, молча повел Кларка и Граба на чердак, заваленный душистым сеном. Морщинистый, горбоносый железнодорожник был достаточно опытным содержателем потайной квартиры для нарушителей, чтобы проявить излишнее любопытство. Кларк оценил его сдержанность.

— Готово? — спросил он, отряхиваясь от дождя и вытирая мокрое лицо.

Хозяин утвердительно кивнул головой.

— А как у них… у наших попутчиков?

— И там все в порядке.

— Когда можете переправить?

— Подождем хорошего тумана. Отдыхайте. Не заждетесь.

Неслышно ступая, хозяин спустился вниз, плотно закрыл чердачную дверь. Кларк, не раздеваясь, сел на охапку сена неподалеку от слухового окна и положил рядом с собой пистолет. Свернув толстую козью ножку, он с наслаждением закурил.

Дождь перестал, в просветах между тучами зажглись звезды. Скоро ветер разметал остатки облаков, и небо окончательно очистилось.

— Разгулялась погодка, будь она проклята! — выругался Кларк.

Покинув стены американского посольства в Будапеште, где он скрывался, Кларк не только говорил по-русски, но и заставлял себя думать по-русски.

Он поднялся и подошел к чердачному окну, выходившему на восток, к границе; смахнув пыль и паутину, приник к стеклу. В ярком лунном свете хорошо был виден большой железнодорожный мост, переброшенный через Тиссу. Сейчас же за ним и за темными пятнами приречных садов начинался Явор, в который Кларку и Грабу предстояло пробраться.

На ясном небе четко вырисовывались трубы кирпичных заводов, купол монастыря, элеватор… Отливали металлическим блеском оцинкованные крыши домов. Роились бесчисленные огни. Приглядевшись, Кларк увидел, вернее — угадал хорошо ему знакомый по фотографиям силуэт башни бывшей Народной рады с огромными часами. Сильные прожекторы, установленные на высоких железных мачтах, с четырех сторон заливали ярким светом район железнодорожного узла с его белокаменным четырехэтажным вокзалом, водокачкой, депо и многочисленными путями.

Десятки людей в течение нескольких лет работали над тем, чтобы Кларк возможно больше знал о Яворе и его населении, чтобы он мог рассчитывать на сообщников, чтобы у него была надежда благополучно прорваться через границу. И все-таки полной уверенности в успешном исходе своей длительной, может быть безвозвратной командировки у него не было.

Какими близкими и доступными кажутся отсюда эти яворские дома, эти искрящиеся теплые огни… При нормальных условиях до них можно добраться за полчаса. Но кто знает, сколько времени и энергии уйдет на то, чтобы преодолеть это ничтожное пространство тайно! Не исключено, что в Яворе уже во всех деталях известен план Кларка: советские разведчики умеют работать.

Это хорошо понимают в управлении стратегической службы. Именно поэтому Джон Файн, воплощение бездарности и напыщенной глупости, благодаря своим высоким покровителям из Пентагона[4] остался благоденствовать в весеннем Будапеште, а он, талантливый, умный Кларк, вынужден рисковать жизнью.

Недовольный этими мыслями, Кларк нахмурился и быстро отошел от окна. Он не ожидал от себя такой слабости духа. И когда она проявилась! В самом начале труднейшего похода, на пороге советской земли. Растяпа! Слюнтяй! Его начинало знобить.

Мысленно отругав себя, он достал из кармана плоскую склянку с коньяком и щедро хлебнул из нее.

— Ну вот, кум, — сказал он, завинчивая пробку, — первый этап нашего путешествия закончился вполне благополучно.

Молчаливый и мрачный Граб, деловито ворочая квадратными челюстями, сосредоточенно жевал копченую колбасу.

«Животное! — подумал Кларк, с отвращением прислушиваясь к чавканью Граба. — Гиппопотам!»

В больших планах Кларка Ярославу Грабу была отведена весьма и весьма скромная роль. Он, как местный человек, хорошо знающий правобережье Тиссы и все Закарпатье, двадцать с лишним лет проживший в городе Яворе, должен провести Кларка через границу и через район, прилегающий к ней. Выполнив эту роль и установив связь с неким Чеканюком, старым своим приятелем, кумом, он мог возвращаться назад в Венгрию тем же путем, каким пришел. В случае полного успеха дела, то-есть если Граб в точности исполнит указания Джона Файна, он получит договоренное количество долларов и сможет уехать, как ему было обещано, вместе со своей семьей в Америку.

Инструкция Джона Файна предусматривала поведение Граба и на тот случай, если ему придется столкнуться лицом к лицу с советскими пограничниками. В критическую минуту он должен покончить с собой. Для этого ему достаточно поднести ко рту уголок воротника рубашки и разгрызть зубами вшитую туда ампулу с ядом.

Если Ярослав Граб вынужден будет выполнить этот пункт инструкции Джона Файна, то количество долларов, обещанное ему за провод Кларка, увеличивается в десять раз. Деньги при таком исходе дела получит семья, нашедшая себе приют в Западной Германии, в лагере для перемещенных лиц. Если же Граб живым попадет в руки пограничников, его семья не только ничего не получит, но и подвергнется жестоким репрессиям.

Глядя сейчас на своего поводыря, Кларк мысленно издевался над его надеждами на благополучный исход своего «отхожего промысла». В любом случае — и при неудаче и при удаче — Граб должен умереть. Что там жизнь какого-то Граба! Кларк не пожалел бы и десятка чужих жизней ради того, чтобы обеспечить себе спокойное существование в Яворе. С таким сильным противником, как советская разведка, надо бороться изощренно, не брезгая никакими средствами.

Кларк рассчитывал, что замести свои следы ему не удастся. Граб шел с ним вовсе не в качестве проводника, как полагал, а в качестве ширмы. Кларк своевременно заботился, чтобы Граб, выполнив свое дело, как быстрее попал в руки пограничников. И он уверен, что Граб в нужный момент по собственной инициативе разгрызет ампулу с ядом — другого выхода у него нет: он не сдастся живым. В годы войны Граб служил в карательных войсках, поджигал дома в Воронеже и Киеве, расстреливал ни в чем не повинных людей в Закарпатье.

В течение пятнадцати лет учился Кларк механически владеть своими нервами и чувствами, быть покорным исполнителем приказов своего холодного, расчетливого разума. Он многого достиг, но все же, как показало сегодняшнее испытание, не добился полной победы над собой. Ему следовало бы сейчас заснуть или в крайнем случае еще раз проверить тщательно, нет ли в его плане какого-нибудь просчета, а он думает чорт знает о чем, завидует оставшемуся в посольстве Джону Файну.

Пятнадцать лет назад полковник Франклин Кларк определил своего единственного сына в один из секретных американских колледжей, готовивших высококвалифицированные кадры разведчиков. Десятилетнему мальчику наряду с обычными для всякой школы предметами преподавались специальные. Через пять лет Кларк получил общее среднее образование и всецело был переключен на изучение искусства тайной жизни в тяжелых для всякого разведчика условиях России.

В колледже изучалась история Коммунистической партии Советского Союза, история советского государства. Кларк штудировал «Коммунистический манифест», заучивал его наизусть, закреплял в памяти даты истории партии, читал в подлиннике современные советские книги. Изучал советские и старинные русские песни, жизнь и быт советских людей, их привычки, характерные слова, пословицы, манеру разговаривать. И, само собой разумеется, он обучался там актерскому искусству, снайперской стрельбе, акробатической ловкости, обращению с ядами и многому другому. Он освоил профессии паровозного слесаря, шофера, парикмахера. В среде инженерно-технических работников он мог бы чувствовать себя так же легко, как и среди солдат. Если бы потребовали обстоятельства, он стал бы цирковым артистом или баянистом и даже преподавателем математики.