Василий Блюхер. Книга 1 - Гарин Фабиан Абрамович - Страница 41

— Бог даст, свидимся. Если он — выкусишь у меня, — беззлобно пригрозил он Филькину и тут же подумал: «Спорол я глупость. Василий только унтер, ему теперь топора в руки не взять, — и вспомнил его покореженную спину, — не то что воевать. И дернул меня черт вмешаться».

— Ладно! — примирил спорщиков Томин. — Блюхер сам по себе, а мы сами по себе. Повоюем, — может, встретимся, тогда узнаем, чья правда.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Сформировав санитарный отряд, Янис доложил об этом Блюхеру.

— Может, останешься командиром этого отряда? — предложил главком.

У моряка задрожали губы.

— У тебя лихоманка, что ли?

— Я здоров, товарищ главком, но прошу вас, не гоните от себя. Я не тот, кем был под Троицком. А без вас могу опять надурить.

В разговор вмешался Кошкин:

— Товарищ главком, работы у меня много, одному не справиться, а с Балодисом…

— Ладно! Оставайтесь вдвоем!

Вечером Янис доверительно сказал Кошкину:

— Я тут одну дамочку встретил, обещал зайти. Сбегаю сейчас на часок.

Кошкин махнул рукой: дескать, понимаю, иди.

Янис шел по улицам, угадывая дорогу к особняку Надежды Илларионовны. То ему казалось, что он давно миновал ее двор, и возвращался обратно, то останавливался у незнакомых домов и гадал — не здесь ли она живет. После долгих поисков он наконец нашел особняк и позвонил.

Дверь открыла сама Надежда Илларионовна и удивленно пожала плечами.

— Не узнаете, гражданочка? — весело спросил Янис, потирая от мороза руки. — Раньше не мог зайти, дел, как говорится, по горло.

Надежда Илларионовна тотчас изменилась и, желая задобрить матроса, притворно улыбнулась.

— Я вас не забыла, Ян…

— Карлович, — подсказал Балодис.

— Совершенно верно, Ян Карлович. Я хворала всю неделю, да и сейчас чувствую себя скверно.

Надежда Илларионовна незаметно прикрыла ногой дверь в столовую, откуда донесся сдавленный кашель, и это сразу насторожило Балодиса. Из визитера и кавалера он тотчас преобразился в матроса и порученца главкома.

— Сожалею, гражданочка, что болели и не дали мне знать, а сейчас я не на огонек забежал, а поговорить по важному делу. Пройдемте в столовую!

На лице Надежды Илларионовны вспыхнул яркий румянец. Она не спеша открыла дверь и пригласила:

— Пожалуйста!

В столовой никого не оказалось, и матрос был немало удивлен. Ведь он ясно слышал, как именно в этой комнате кто-то сдержанно кашлянул.

— Присядем! — бесцеремонно пригласил он хозяйку и, отодвинув стул, уселся первый, небрежно положив на стол деревянную кобуру с маузером.

Надежда Илларионовна, боясь смотреть на страшный револьвер, который, как ей казалось, неминуемо выстрелит, все же повернулась к матросу и произнесла:

— Я вас слушаю, Ян Карлович.

Матрос видел перед собой красивый женский профиль, сколотые на затылке пышные волосы, готовые вот-вот рассыпаться. В первый раз она была куда любезней и ее взгляды так много обещали, что могла закружиться голова. Сейчас она была так же хороша, пожалуй еще соблазнительней.

— Я организовал санитарный отряд, — словно докладывая, сообщил он ей серьезно. — Требуется, понятно, доктор. Не укажете ли на подходящего человека в городе?

Надежда Илларионовна, не поворачивая головы, ответила чужим голосом:

— К сожалению, среди моих знакомых нет врачей.

— Жаль, — сказал матрос, наклонив голову набок, словно ему так было удобнее ее рассматривать, и постучал пальцами по кобуре. — Может, все-таки вспомните?

— Нет, нет, никого из врачей я не знаю. Чем могла — помогла, надо будет — еще помогу.

— Вы что ж, одна живете? — поинтересовался Янис.

— Со мной еще родственница по матери, двоюродная тетушка.

— А там что у вас? — показал он рукой на портьеру.

Только сейчас Надежда Илларионовна заметила у него на сгибе кисти синее, слинявшее сердечко с пронзенной стрелой и дрогнувшим голосом ответила:

— Моя спальня.

— Пройдемте туда! — без стеснения предложил Балодис, поднявшись со стула, и торопливо застегнул бушлат.

— Что вы? — испуганно пролепетала Надежда Илларионовна. — Это по меньшей мере неудобно. Если сюда зайдет моя тетушка — я сгорю со стыда. Ведь она может бог знает что подумать.

— Мне все равно, что она подумает. Берите свечу, и идемте, — приказал Балодис. — Я к вам пришел не по любовным делам. Вы, видать, мадам высокого полета, а нам попроще надо.

Дрожащими руками Надежда Илларионовна взяла подсвечник и, тяжело ступая, медленно подошла к портьере. Раздвинув ее, она, не переступая порога, протянула подсвечник вперед. На стенах заколыхались лохматые тени. Балодис, наблюдая за ее руками, спокойно забрал подсвечник и спросил:

— Значит, здесь вы спите?

— Да.

— Одна?

— Ну, понятно.

— А кто кашлял, когда мы беседовали в коридоре?

— Ах, это мой племянник, — нашлась Надежда Илларионовна, — я совершенно забыла вам о нем сказать. Он только вчера приехал из Уральска и отдыхает.

Балодис вернулся к столу, поставил подсвечник, вынул из кобуры маузер и строго скомандовал:

— А ну, племянничек, выходи в столовую!

В спальне зашебуршили, потом послышался стук упавшего кресла, и из-за портьеры выглянул молодой человек с таким испуганным видом, что матрос невольно улыбнулся, показав Надежде Илларионовне два ряда белоснежных зубов.

— Ты что ж в темноте сидишь, как крот?

— Спал на тетиной тахте. — Зубы у молодого человека клацали.

— Дрожишь?

— Холодно спросонок.

— Покажи документы!

— У меня их выкрали в дороге.

— Ну одевайся, молодчик, пойдем!

Надежда Илларионовна мысленно проклинала Сашку за то, что он вернулся к ней, а себя за сострадание к нему и отворачивала лицо от матроса, а матрос злился на себя за то, что поверил ее лукавой улыбке. «Чуть было не сплоховал, братишка», — подумал он.

Когда Балодис ушел, уводя Почивалова, Надежда Илларионовна закрыла за ними дверь, быстро прошла в свой будуар и бросилась на тахту.

Тщательно выбритый и одетый в новый трофейный френч Цвиллинг сидел в своем кабинете с Елькиным.

— Я убедился, что разговоры о военном счастье — болтовня, — запальчиво сказал Елькин. — Чтобы командовать и принять правильное решение, нужен талант. Блюхер им обладает.

— Согласен с тобой, но как бы эта победа не вскружила ему голову.

— Да как ты можешь так говорить? — обижаясь за Блюхера, возразил Елькин. — Вот уж кто действительно скромный человек, так это он. Что он тебе давеча сказал? «Ты, говорит, Цвиллинг, предревкома — ты и бери власть в руки». Ты слышал об отрядах братьев Кашириных и Томина? Мне рассказывали, что в станицах висят их приказы и каждый подписывается — главком такой-то. Возможно, что они революционно настроены и искренне борются против Дутова, но каждый из них мнит о себе по меньшей мере как о Крыленке. Блюхер же ни одной листовки пока не издал и не любит, когда его называют главкомом. В Блюхере рабочая закваска и настоящая идейность коммуниста.

— Что он думает дальше делать? — спросил Цвиллинг.

Елькину не пришлось ответить, в кабинет вошел Блюхер и весело поздоровался:

— Кажется, речь обо мне? — Он сел в кресло, провел рукой по коротко остриженным волосам. — Дутов, к сожалению, улизнул, но дутовщина осталась. Сейчас матросы задержали бывшего тургайского губернатора генерала Эверсмана. Старая кляча! Но из него можно выжать немало сведений. На допросе у Павлова он рассказал много интересного. В Екатеринбурге контрреволюция вспыхивает то в одном месте, то в другом. Это вполне понятно. Ведь в самом городе сидит вся романовская семейка, и всякие мазурики норовят освободить Николая. Пермские анархисты готовились увезти его к себе, а какой-то капитан Ростовцев даже в Японию. Поэтому я считаю, что екатеринбургский отряд надо откомандировать обратно. Я увезу в Челябинск казачью сотню Шарапова и твой отряд, — он взглянул на Елькина, — а остальные, в том числе и балтийские моряки, останутся здесь. И хотя все военные силы подчинены мне и я — челябинский предревкома, но пришел сюда сообща решить этот вопрос.