Доктор Данилов в сельской больнице - Шляхов Андрей Левонович - Страница 18

Выглядел Евлампиев лет на пятьдесят, и если бы не проседь на висках, то ему можно было дать не больше сорока.

— Зря надеетесь, — ответил Данилов, — все вредное случается быстро, хорошего приходится ждать годами.

— Это да. — Евлампиев внимательно посмотрел на Данилова. — А не отправиться ли нам ко мне в кабинет? У меня есть армянский коньяк, дар признательной пациентки, к нему и шоколадка найдется…

— Спасибо за приглашение, но я вроде как на дежурстве, да и к спиртному как-то равнодушен, — отказался Данилов.

— Поджелудочная или кодировались? — по-свойски, какие тайны между коллегами, спросил Евлампиев.

— Ни то, ни другое. Просто в определенный момент перестало доставлять удовольствие, а без него какой смысл зря продукт переводить?

— Настаивать не буду — самому больше достанется. — Чувствовалось, что Евлампиев немного обиделся. — Тогда выпустите меня…

Из зала они вышли вместе, Данилову тоже хватило развлечений. На лестнице Евлампиев спросил:

— Ну как, не надумали? Работой не прикрывайтесь — во-первых, там всего-то поллитровочка, во-вторых, реаниматологи у нас на вечном дежурстве, что ж теперь, и не выпить никогда?

— Спасибо огромное за приглашение, — Данилов улыбнулся как можно приветливее и развел руками, — но я действительно не пью. Без обид, прошу вас.

«Зря я, наверное, отказываюсь, — мелькнуло в голове. — Поскольку я до утра вроде как в резерве, грамм сто под шоколадку вполне можно было себе позволить».

Атмосфера Монакова явно располагала к употреблению спиртных напитков. В Москве Данилов игнорировал их, не напрягаясь, не борясь с собой, не испытывая соблазна, просто не хотелось, и все. А здесь то пиво рисовалось в воображении, то, как сейчас, вспомнились аромат и вкус коньяка.

Перед тем как заснуть на диванчике в кабинете заведующего, Данилов подумал насчет своего отношения к алкоголю. Прикинул так, прикинул эдак и решил, что если хочется и в меру, то почему бы и нет? Одно дело кружку-две пива выпить или рюмочку коньяка, а совсем другое — вгонять себя в состояние, близкое к запою. Главное — не перебрать, ведь еще кто-то из древних греков говорил, что если перейти меру, то самое приятное становится самым неприятным.

Глава шестая

ДОКТОР ГУГА И ДОКТОР ХРЮН

Битва титанов — увлекательнейшее зрелище. Содрогается земля, раскалывается молниями небо, вода выходит из берегов, сметая все на своем пути… Есть на что посмотреть, только, разумеется, издалека, чтобы не попасть под горячую руку…

Помимо руководства в монаковской медицине были и другие авторитеты, признанные и не очень. За неимением (или ввиду малого количества) конкурентов любой местный врач мог считать себя признанным специалистом, но авторитет больше подпитывается не тем, что думает про себя человек, а тем, что думают о нем другие. В некоторых районах (поверьте, такое случается) нет ни одного Замечательного Диагноста, а в Монакове их было сразу два. Вот как повезло монаковцам!

Одним замечательным диагностом считался заведующий диагностическим отделением ЦРБ (на такой должности, как говорится, сам Бог велел быть корифеем диагностики) Хрюкин, по прозвищу Доктор Хрюн или просто Хрюн. Он не только заведовал отделением, но и тянул на своих мощных плечах (под стать фамилии он был упитанным, почти квадратным) функциональную диагностику и эндоскопию. Про таких говорят универсал-многостаночник.

Другим замечательным диагностом был участковый терапевт Гулямов, лет пятнадцать назад переселившийся в Монаково из Ташкента и сразу же завоевавший популярность как своими знаниями, так и восточными обходительными манерами. Монаковцы прозвали доктора Гулямова Гугой и быстро забыли, что он не коренной, а приезжий (не только в Москве люди делятся на коренных и понаехавших).

У больного, поступившего в реанимацию по распоряжению главного врача, прямых показаний к нахождению под усиленным врачебным надзором не было, но ввиду начала сырых осенних холодов терапия была забита под завязку пневмониями (стремясь успеть все, граждане интенсивно простужались на огородах, продолжая копаться в земле), и отдельной палаты там невозможно было выкроить, инфекционное же отделение почти год было закрыто на ремонт. В случае подтверждения инфекционного диагноза больного можно было бы отправить в Тверь, в область. Но с диагнозом и вышла закавыка. В итоге отдельный бокс при отделении анестезиологии и реанимации занял тридцатипятилетний мужчина с желтухой, лихорадкой и неустановленным диагнозом.

Заведующий отделением так обрадовался подарку, что через слово поминал родителей главного врача, пациента, заведующего отделением терапии и неизвестного прораба, затянувшего с ремонтом инфекционного отделения.

Данилов не разделял праведного гнева Олега Денисовича, но понимал, что заведующий злится не без причины. Одно дело окучивать в реанимации какой-нибудь сугубо реанимационный случай, совсем другое — заниматься с непрофильным пациентом. Разумеется, все больные имеют право на правильный прижизненный диагноз, и все реаниматологи давали врачебную присягу, но один вариант — когда ты знаешь, что возишься с тем, с чем тебе положено возиться, и совсем другой, когда тебе приходится решать чужие проблемы.

— У нас так принято, чуть что — кладите в реанимацию! — возмущался Олег Денисович. — Блатной — в реанимацию! Ни хрена не понятный — в реанимацию! Кляузник — в реанимацию! Ничего страшного, Смолов и разберется, и успокоит, и нахождение в его отделении для страховой компании обоснует. Все Смолов да Смолов, больше некому! Мало того что работаю за четверых, так еще и чисто терапевтическую проблему повесили…

— Может, не терапевтическую, а хирургическую, — предположил Данилов.

В его предположении был определенный резон: камни или опухоль в желчном пузыре (чисто хирургическая проблема) могут привести к развитию желтухи.

— Да хоть акушерскую! — огрызнулся Олег Денисович, пренебрегая логикой, потому что никакой акушерской проблемы у мужчины быть не могло. — Мне от этого разве легче?

Непонятного пациента Олег Денисович вел лично, не спихивая этот груз на своих подчиненных — Данилова и Дударя. Им пациент по фамилии Подпрягаев никаких хлопот не доставлял, поскольку в силу не очень тяжелого состояния в реанимационных мероприятиях и регулярном контроле не нуждался: лежал в боксе и ждал уточнения диагноза.

Ультразвуковое исследование выявило несколько небольших камешков в желчном пузыре. По статистике они есть у каждого седьмого, если не у каждого пятого, ничего особенного. Закупорки желчных протоков нет. Тогда откуда взяться желтухе? Анализы крови на гепатит оказались отрицательными. Выяснив у пациента, что время от времени его знобило с повышением температуры, а потом отпускало, Олег Денисович назначил рентгенографию легких и туберкулиновую пробу Манту, после чего пригласил на консультацию фтизиатра, чтобы подтвердить или исключить туберкулез. Фтизиатр долго выспрашивала Подпрягаева (собирать детальный анамнез у не блещущего интеллектом и немного тормознутого человека то еще удовольствие) и написала в истории болезни, что данных по поводу туберкулеза не видит.

Олег Денисович проверил все, в конце концов признав свое поражение, обратился к Хрюкину с просьбой проконсультировать непонятного пациента, диагнозом которого каждое утро интересовалась заместитель главного врача по медицинской части. Примерно в это же время старшая сестра отделения Ксения Викторовна встретила в административном корпусе доктора Гулямова, поболтала с ним минуту-другую и попросила:

— Шариф Умарович, вы к нам не заглянете? У нас лежит очень загадочный мужчина с желтухой и лихорадкой. Почти неделю бьемся, но никакого результата.

— Конечно, загляну! — просиял доктор Гулямов, очень любивший диагностические загадки (не меньше, чем Шерлок Холмс — криминальные) и никогда не упускавший случая подтвердить свою репутацию. — Сейчас только разберусь с Иваном Валерьевичем и сразу к вам.