Слово авторитета - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 57

Круглова майор перехватил в тихом скверике, где тот шел под руку с очаровательной спутницей младше себя лет на тридцать пять.

Со стороны могло показаться, что мудрый профессор высказывает справедливые замечания по представленной диссертации или делится с молодой коллегой впечатлениями о последнем зарубежном симпозиуме.

Но Усольцеву было известно, что женщина, вышагивающая рядом с ним, работает в соседнем винном магазине и что у нее не всегда хватает воли отказать в ухаживании постоянным клиентам.

Владимир Андреевич что-то томно шептал ей в крохотное ушко. И чуткие направленные микрофоны, способные улавливать даже стариковское придыхание, свидетельствовали о том, что кавалер беззастенчиво распространялся о позах, в которых желал бы овладеть своей возлюбленной. Девушка, похоже, принимала его слова с невероятной серьезностью, не пожелав даже улыбнуться. А Круглов, заливаясь курским соловьем, не сразу рассмотрел подошедшего сбоку Усольцева.

Взгляды их на секунду встретились, но Владимиру Андреевичу достаточно было лишь мгновения, чтобы погасить озорноватый блеск в глазах и приобрести утраченную степенность.

– Владимир Андреевич? – спросил Усольцев, виновато улыбнувшись даме.

– Чем могу быть полезен? – сдержанно осведомился Круглов.

«А вот подбородок дрогнул, – не без удовлетворения подумал Усольцев, – а вы оказывается, господин Круглов, далеко не железный человек».

– У меня к вам… как это поточнее выразиться… приватный разговор.

– Приватный? – недоуменно посмотрел Круглов на Усольцева.

Майор невольно улыбнулся – похоже, что в академических стенах это слово не очень популярно.

– В общем, я хотел бы поговорить с вами наедине.

– Надежда Сергеевна, – солидно обратился Круглов к своей спутнице, – я вам непременно позвоню, скажем, завтра. Кажется, у меня есть то, что вы ищете.

Усольцев едва не расхохотался, когда девушка, мгновенно приняв предложенную игру, отозвалась томным голосом профессиональной склочницы:

– Непременно, Владимир Андреевич, – и, слегка поигрывая широкими бедрами, устремилась по аллее.

– Вы из конторы? – стараясь оставаться равнодушным, спросил Круглов.

– С чего вы взяли?

– Держитесь как-то по-особенному.

– Боюсь, что я вас разочарую. Я вовсе не из конторы. – От майора не ускользнуло промелькнувшее в темно-серых глазах облегчение. – Я из Отдела по борьбе с организованной преступностью.

– Вот как… – Голос Круглова сделался добрее. Было заметно, что он хотел расположить к себе своего нежданного собеседника. – Чем я могу вам помочь… так сказать, родным органам?

Беспокойство в глазах Владимира Андреевича не исчезло, просто спряталось за радушную оболочку.

– Может, присядем? – показал Виктор на скамеечку в двух шагах.

Усольцев сел раскрепощенно, закинув ногу на ногу, вольно скрестив руки на груди. Круглов расположился поаккуратнее, подобрав ноги под лавку, как и подобало при общении со следователем.

– Спрашивайте. Я вас слушаю.

– В каких отношениях вы были с Иваном Степановичем Федосеевым?

Круглов непроизвольно выдохнул:

– Бог ты мой! Кто бы мог подумать! Ведь не далее как позавчера созванивались. Как же все это нелепо!

– О чем это вы? – не понял Усольцев.

– Как о чем? – непонимающе пожал плечами Круглов. – Вы ведь сами только что сказали, что был…

Майор оставался серьезен:

– Вы меня не так поняли. С ним все в порядке. Меня интересует, в каких вы с ним отношениях. Кажется, вы были друзьями?

– Ах, вот оно что, – облегченно вздохнул Круглов. – Почему были?.. Мы с ним и сейчас друзья. Представляю, что вам могли о нем наговорить. – Академическая бородка гневно дрогнула. – Такие люди, как Иван Степанович, умеют дружить! Ради друга способны отдать последнюю рубаху. Вижу, что не верите, – посмотрел он на Усольцева. – А напрасно! Конечно, вам говорили о том, что он гуляка, пьяница. А кто нынче без греха! Вот вы, скажите мне откровенно, сами-то выпиваете?

– Ну, бывает… когда случай какой-нибудь.

– Вот видите! Служить в таком месте и не расслабиться – так это же уже через год инсульт получишь. А смелости он отчаянной и не раз это доказывал. Такие люди, как он, в генералах должны ходить, а Ваня всего лишь майор. И знаете почему?

– Просветите.

– Потому что прогибаться не умел! – с жаром отозвался Круглов. – Рассказать вам случай, который покажет, что за человек Иван Степанович?

– Расскажите. Может, закурите? – вытащил Виктор Евгеньевич пачку сигарет.

В глазах Владимира Андреевича промелькнуло нечто похожее на сомнение, после чего он не без сожаления произнес:

– Уже год не курю… Держусь!

Подержав секунду пачку, Усольцев засунул ее обратно в карман.

– Это было в Тобольске. Лет пятнадцать назад. Там зэки зону разморозили, охрану разоружили, взяли несколько заложников, требования свои выдвинули…

– А что за требования?

Круглов скривился:

– А какие у них еще могут быть требования? Хозяина убрать. Жранина чтоб была до пупа, посылки каждую неделю, в общем, сплошное послабление режима, – махнул рукой Круглов, – а зэки, как только почувствуют слабину, так сразу на шею начинают садиться. Им кулак нужен. Начальник караула с ними на переговоры вышел, так они его заточками закололи. Хотели уже спецотряд посылать, чтобы он по-своему с ними поговорил. В этом случае жертв было бы не избежать. Сами понимаете, колония почти вся в их власти, автоматами завладели, я уж не говорю про ножи и заточки, которые у любого зэка в каждом кармане. Так вот, Ваня вышел один и договорился с блатными. О чем он там с ними говорил, не знаю, а только заложников они выпустили и оружие сдали. За такое дело к ордену представляют, а его в знак благодарности сунули в какую-то дыру, где он и дослуживал. А знаете почему?

Разговор получался интересный. Усольцев поймал себя на том, что поигрывает зажигалкой, и, отправив ее в карман, спросил, пряча интерес:

– Почему?

– А потому что хозяин колонии Ивана Степановича по-настоящему испугался! У самого-то у него кишка оказалась тонка, чтобы вот так к озверевшим заключенным выйти. Хотя должен был. Сам кашу заварил, сам, будь добр, и хлебай ее, пока щеки от усердия не треснут. А вместо того, чтобы попытаться хоть как-то конфликт загасить, он все это время пропьянствовал. И вы будете возражать, что Иван Степанович герой? Поверьте мне, настоящий герой, я-то уж его лучше знаю, чем вы.

Федосеев и в самом деле представлялся сложной личностью – с одной стороны, пьяница и бабник, а с другой – готов рисковать собственной жизнью, чтобы вытащить заложников. Вот только что он такого сказал блатным, что они враз людей отпустили? Как известно, блатные – народ очень несговорчивый.

– А правду говорят, что он водил дружбу с ворами?

Владимир Андреевич подозрительно посмотрел на Усольцева:

– А вы, часом, меня не пишете?

– Хотите убедиться? – Майор охотно распахнул полы куртки. – Можете пощупать, если не верите.

– На документик ваш не помешало бы взглянуть.

– Пожалуйста, – отстегнул клапан на куртке Усольцев.

– Ладно, оставьте, – отмахнулся Круглов, – по физиономии видно, что из наших… А вот то, что вы с нашей системой мало знакомы, заметно сразу. В какой-то степени мы даже заинтересованы в сотрудничестве с блатными. Вы это можете называть дружбой. Но главная сила в колониях – это именно они. И с ними надо договариваться, чтобы не возникло чего-то непредвиденного. Так вот, Иван Степанович умел быть дипломатом, честь ему за это и хвала. Он столько бунтов предотвратил, столько жизней спас, что и не сосчитать. А что он им сказал, это не столь уж важно, главное – человеческие жизни спас. А потом его вышвырнули на пенсию, и он вынужден и сейчас еще работать где-то, чтобы с голодухи не сдохнуть. Ваня очень сильный человек, таких поискать! Вы ждете от меня, чтобы я о нем какую-то гадость сказал? Ничего этого не будет! – сказал Круглов почти с вызовом.

– А с чего вы взяли, что я собираю о нем что-то плохое? Просто возникли кое-какие детали, которые не мешало бы уточнить. Вот и все. Ну, спасибо вам за откровенность, – протянул Усольцев ладонь. И, чуть задержав в своей руке ладонь Круглова, добавил почти просительно: – И пожалуйста, о нашем разговоре никому ни слова. Мне бы очень не хотелось, чтобы вокруг Федосеева образовалась какая-то нездоровая обстановка.