Сэндвич с пеплом и фазаном - Брэдли Алан - Страница 40

И вот она здесь, с высоко поднятой головой, поет псалмы, блестя глазами и загадочно улыбаясь, словно наука – ее спаситель.

…Как будто она знает то, что остальным неведомо.

Может, так и есть. Может…

В этот момент я поняла, что мне надо сделать. Неудивительно: я давно собиралась.

В большинстве церквей существует неписаное правило, что если прихожанину стало плохо, его нельзя трогать. Звучит так: «Мы не сделали то, что должны были сделать; и сделали то, что не должны были делать; не видать нам исцеления». И на следующей фразе я выбегаю, прикрыв рот рукой, через ближайший выход.

Хорошее правило, я им уже не раз пользовалась.

Едва прозвучали последние ноты органа, как я одарила мисс Баннерман неловкой извиняющейся улыбкой.

– Прошу прощения, – выдавила я, проталкиваясь к краю скамьи, и убежала.

Вся академия сейчас находилась здесь, в церкви, и пробудет тут еще минимум час. Я повернула голову к востоку и припустила, как испуганный заяц.

Мне надо допросить Коллингсвуд без помех, и сейчас самое подходящее время. После промывки желудка, которую я ей устроила, и хорошего ночного сна она должна чувствовать себя достаточно здоровой для хорошего допроса.

…Как я и предполагала, в мисс Бодикот царила совершенная тишина.

Когда находишься в одиночестве в пустом здании, которое тебе не принадлежит, всегда чувствуешь смутную неловкость. Как будто его настоящие обитатели куда-то ушли, и сквозь деревянные панели просачиваются призраки прежних хозяев, чтобы защитить свою территорию. И пусть ты их не видишь, ты чувствуешь их недружелюбное присутствие и иногда даже ощущаешь их запах; что-то висит в воздухе, что дает тебе понять: ты не один, незваный гость.

«Что видели эти старые сводчатые потолки? – подумала я. – Какие трагедии разыгрывались в этих древних залах?»

По спине у меня побежали мурашки.

Я бросилась наверх по холодной темной лестнице и влетела в лазарет с таким видом, будто за мной гонятся все демоны ада.

Постель Коллингсвуд скрывали мрачные занавески.

– Быстро, – хрипло прошептала я, – вставай. Одевайся. Я вытащу тебя отсюда.

Кольца взвизгнули по карнизу, когда я отдернула занавеску.

Постель Коллингсвуд не просто была пустой: она была застелена самым аккуратным и тщательным образом, как будто ее готовили для журнальной фотографии.

– Так-так, – раздался голос за моей спиной, и я резко обернулась.

Райерсон Рейнсмит закрывал замки черного кожаного докторского портфеля.

Конечно же! Флавия, ты идиотка!

Доктор Рейнсмит, называла его жена на корабле, а я не поняла, потому что не хотела ничего слышать.

Именно Рейнсмит давал Коллингсвуд хлоралгидрат. И именно Рейнсмита имела в виду Фицгиббон, говоря, что доктор зайдет попозже. Как я могла быть такой дурой?

– Где Коллингсвуд? – настойчиво спросила я. – Что вы с ней сделали?

– Конфиденциальность между доктором и пациентом запрещает мне отвечать на этот вопрос, – спокойно произнес Райерсон Рейнсмит. – Кроме того, я здесь ответственный. Это мой лазарет. Это я должен задавать вопросы.

– А он прав, знаешь ли, – раздался голос за моей спиной, и я опять повернулась.

Ко мне бесшумно подкралась Дорси Рейнсмит.

Мне следовало догадаться.

Она была одета в песочного цвета платье с пышной юбкой, подхваченной в талии широким поясом. Кто знает, какое оружие она прячет в этих складках? Там достаточно места для дюжины топоров.

– Ты не должна здесь находиться, – заявила она. – Почему ты не в церкви с остальными?

– Где Коллингсвуд? – снова спросила я. – Что вы с ней сделали?

– Она перенесла тяжелый шок, – сказал Рейнсмит. – Ей необходимы тишина и покой, чтобы окончательно выздороветь.

Но от меня так просто не отделаешься.

– Где она? Что вы с ней сделали?

– Дорси, – сказал он жене, кивнув головой.

Я не хотела, чтобы меня схватили и облачили в смирительную рубашку. Поэтому я сделала то, что сделала бы любая разумная девочка в моих обстоятельствах: дала деру.

Я выскочила из комнаты и понеслась по ступенькам.

– Останови ее, Райерсон! – закричала Дорси, но бесполезно. Я моложе, быстрее и у меня фора.

Внизу лестницы я оглянулась и увидела их бледные лица, словно две луны, уставившиеся на меня с небес.

Я выстрелила в них ехидной усмешкой, чувствуя себя зайцем, сбежавшим от лисы, развернулась на каблуках и влетела прямо в грудь инспектора Грейвенхерста.

Я чуть не сшибла его с ног.

Инспектор казался еще более удивленным, чем я.

Давно он тут стоит? Что он видел и слышал?

Очевидно – по крайней мере, для меня, – что он пришел в мисс Бодикот, чтобы в спокойной обстановке воскресного утра провести обыск. В конце концов, двери открыты от рассвета до заката, да и кто в здравом уме и трезвой памяти рискнет войти в эту мрачную крепость?

Вопрос заключался в следующем: кто из нас пришел в большее замешательство?

Я внезапно оказалась перед выбором, и у меня была лишь секунда на размышления о том, как поступить: спустить ли всех собак на Рейнсмитов за то, что они сделали с Коллингсвуд, или промолчать и впоследствии воспользоваться своим преимуществом?

Что ж, если вы хорошо знаете Флавию де Люс, ответ очевиден.

– О, инспектор, – сказала я и, стыдно признаться, захлопала ресницами. – Я так надеялась снова вас увидеть. Повезло ли вам опознать тело из камина?

О, Флавия! Ты просто язва! Что за наглость так сформулировать вопрос в адрес бедного инспектора! «Повезло?» Как будто полиция Торонто может расследовать дела, только бросая кости или доставая лотерейные билеты из шляпы какого-нибудь пухлого констебля.

– На самом деле да, мисс де Люс, – ответил он. – Это было в передовицах всех газет. Но, по-видимому, в мисс Бодикот вы их не получаете?

Так-так. Уоллес Скруп все-таки заполучил свою историю.

Не зная, что сказать, я бросила взгляд на два лица, продолжавшие тупо смотреть на нас с лестничного пролета, словно загримированный хор, ожидающий выхода на сцену.

Инспектор проследил за моим взглядом и увидел Рейнсмитов.

– А, доктор Рейнсмит, – сказал он. – Доброе утро. Возможно, поскольку вы были патологоанатомом, проводившим осмотр, вы лучше меня ответите на вопрос юной леди?

Патологоанатом? Райерсон Рейнсмит – патологоанатом? Не только доктор и председатель совета опекунов академии?

Невероятно. И как чертовски опасно!

Но на этот вопрос ответил не Райерсон Рейнсмит. По лестнице по направлению ко мне начала медленно спускаться Дорси Рейнсмит.

– С удовольствием, инспектор, – произнесла она. – Предоставьте это мне.

Глава 21

Полагаю, мне стоило бы закричать, но я не смогла. Вместо этого я как завороженная наблюдала, как инспектор кивнул и скрылся за дверью.

Явившийся незваным гостем в пустую школу и пойманный на горячем, он хотел убраться отсюда как можно скорее.

И я осталась наедине с Рейнсмитами.

Выбор у меня был невелик. Поскольку недавние обстоятельства привели к тому, что я снова начала грызть ногти, в качестве оружия у меня оставались только кулаки и ноги.

Какая жалость, что я не выудила из Доггера больше подробностей о системе джиу-джитсу «Кано», которую, как он признался, он когда-то изучал. Сейчас мне бы пригодилось знание парочки смертельных ударов: быстрый тычок туда и рассчитанный выпад сюда – и гнусные Рейнсмиты валялись бы без сознания.

Но грустная правда заключается в том, что я была совершенно ошарашена при мысли о том, что Дорси Рейнсмит – Дорси Рейнсмит! – не просто доктор, но и патологоанатом, осматривавший тело из камина, и мой мозг подвергся глубокой заморозке, которую, должно быть, испытывал только капитан Скотт в Антарктиде.

– Ух! – вот и все, что я сумела из себя выдавить.

Тем временем Дорси медленно и осторожно стекала по ступенькам с таким видом, будто приближается к извивающейся на обочине гремучей змее, которую переехал автомобиль.