Идеальный вариант (сборник) - Райт Лариса - Страница 34

Короткий, нервный звонок в дверь заставил Наташу выползти обратно в коридор. Светка уже вплыла в квартиру и начала с порога отчитывать впустившего ее Костика:

– Нет, ну что это за приветствие?! «Здраститетьсвет»! У тебя родной язык русский или абракадабрский? Воспитанные люди говорят: «Здравствуйте».

– А если я невоспитанный? – нахально хохотнул Костик, и во избежание катастрофы Наташа решила переключить внимание подруги на себя, громко обозначив свое присутствие:

– Привет, – постаралась, чтобы голос звучал громко и даже радостно.

Катастрофа, однако, оказалась неминуемой. Подруга, разодетая в пух и прах, изо всех сил тряхнула чем-то невообразимым сооруженным на голове и завопила что есть мочи:

– Ты что с собой сделала?!

– А что? – Наташа пожала плечами. – Ты о платье? Так это вода. Сейчас высохнет.

– К черту платье! Что с лицом?!

– С лицом? – Она осторожно ощупала лоб, щеки и подбородок. – Вроде на месте.

– Ага. А мозги, наверное, погулять пошли. Во всяком случае, другого объяснения я этому не нахожу, – Светка резко развернула Наташу к зеркалу. Та взглянула на отражение и расхохоталась. Услышав звонок в дверь, она автоматически сполоснула водой лицо, словно хотела освежиться, освободившись от терзавших ее ненужных мыслей. И теперь вместо симпатичного макияжа ее украшала дикая смесь красок, образовавшая огромные темные круги вокруг глаз и на щеках.

– Прикольненько, – объявил Костик, оторвавший ради интересного скандала задницу от шахмат.

Муж, тоже выглянувший из комнаты и сдержанно кивнувший Светке, молча рассмотрел и покачал головой, заметив: «Первый вариант мне нравился больше».

– Хотела бы я посмотреть на этот первый вариант! – снова завопила подруга.

– Сейчас покажу.

– Нет уж! Времени в обрез. Теперь сама тебя нарисую. И почему ты не надела шарф? О чем ты только думаешь?!

«Не о чем, а о ком. А зачем думаю, и сама не знаю. Все это как-то глупо. Сборы какие-то дурацкие, макияж, прическа. Кому все это надо? Мне? Мне и так хорошо. Ему? Да ему, скорее всего, на меня вообще наплевать. И в этом случае не имеет никакого значения, как я выгляжу. А если не наплевать? – Сердце начинало биться чаще. – Да, наверное, не наплевать. Нет, конечно, никаких чувств. Просто приятные воспоминания. А что можно вспомнить, глядя на платье, прическу и тонну косметики?

…

– Малыш, ну зачем ты реснички намазала?

– Поярче будут.

– Они у тебя и так ослепительные.

– И длиннее.

– Так ведь до бровей достают. А каблуки? Ну, кому нужны каблуки? Ты у меня такая масенькая, такая уютная.

– Какая же я масенькая, Вань? Метр семьдесят пять.

– Все равно. – Он прижимал ее к себе, она утыкалась носом в подмышку и действительно ощущала себя маленькой и легкой в объятиях почти двухметрового юноши.

…Теперь каблуки. И задница на три размера больше. И о какой, скажите, хрупкости и легкости может идти речь?»

– Слушай, – Наташа вывернулась из цепких рук подруги, – я, наверное, все-таки не пойду.

– Ты надо мной издеваешься? – Светка от неожиданности даже опустилась на кушетку. – Вов! Нет, ну ты глянь на эту ненормальную! Все нервы мне истрепала. Пойду – не пойду, детский сад какой-то!

Подруга была единственным человеком, позволяющим себе называть Наташиного мужа Вовой и упорно не замечающим его малоприветливого поведения. На сей раз, правда, тот отозвался и, выглянув в коридор, сказал вполне миролюбиво:

– Шли бы вы уже отсюда. Играть невозможно.

– Шахматисты хреновы. Проку никакого, – тут же ринулась в атаку Светка. Она привыкла брать быка за рога. – Если ты ее не образумишь, мы вообще никуда не пойдем, а будем сидеть тут, пить с вами чай и донимать бабскими разговорами.

Лицо мужа вытянулось и наполнилось таким откровенным ужасом, что супруга, не удержавшись, прыснула:

– Ладно, твоя взяла. Пойду, не отстанешь ведь.

– А то! Давай бигуди неси, будем из лягушонки царевну делать.

Наташа снова посмотрела в зеркало и вздохнула. «Лягушонка. Лягушонка и есть. Как ни накручивайся и не наряжайся, а двадцать лет не скинешь. И волосы не так блестят, и глаза не светятся, и фигура не сводит с ума, да и сердце не трепещет. Нет, бьется, конечно, от волнения, но уже не так быстро».

Через полчаса Светка оглядела свое творение и удовлетворенно кивнула:

– Ну вот, родная мать не узнает.

– А не мать? – усмехнулась Наташа, и подруга тут же ответила лукавым подмигиванием:

– Тем более.

«Лучше бы узнал. Хотя почему должен не узнать? Да, постарела. Да, изменилась. Но ведь не до неузнаваемости же. И почему, собственно, я так нервничаю? Он, поди, тоже не мальчик. Может, поседел, может, полысел. Да и животик вполне мог наесть. Ладно, скоро увидим. И будь, что будет».

Еще через пятнадцать минут, когда она снова надушилась и нацепила шарф, подруги, наконец, выкатились и заторопились к метро.

– Опаздываем! – свирепела Светка и включала пятую скорость.

– Сбавь обороты! – стонала Наташа. – Иначе вместо школы поведешь меня в травмопункт.

Та чуть замедляла ход, но говорила расстроенно:

– Там, наверное, все съедят.

– А ты что, из голодного края?

– Я, Наташка, учитель, причем незамужний. Левых доходов не имею и по таким мероприятиям каждый день не шастаю, так что шевели ластами и не порти праздник.

По поводу левых доходов Светка, конечно, душой кривила. Частные ученики никогда не переводились, а с вводом ЕГЭ услуги сильных русистов заметно подорожали. В общем, прибедняться и сильно жаловаться на жизнь не следовало. Она и не жаловалась, но ругалась, бурчала и практически бежала вприпрыжку до самой школы. У дверей резко затормозила.

– Чего ты? – Наташа с разгону влетела в Светкину спину.

– Притормози. Отдышаться надо. А то войдем как две гончие с языками на плечах.

Подруга порылась в сумочке и протянула ей маленькое зеркальце:

– Посмотрись.

– Зачем? – Она испуганно дотронулась до щеки, до прически. – Что-то не так?

– Нормально все, но удостовериться надо самой. Как можно чувствовать себя на все сто, если не имеешь представления о своем облике?

Наташа бросила послушный взгляд в зеркальце – для человека, только что совершившего марш-бросок, она выглядела совсем неплохо. Даже хорошо: глаза блестят, на щеках румянец, волосы немного растрепались, но смотрятся даже лучше, чем прежде, – естественнее. Можно шагать внутрь.

На скучной торжественной части Наташа сначала пыталась реагировать на ежеминутные вскрики подруги: «Ой, смотри, Рябинина! Ой, какая стала! Нет, ты помнишь? Ведь ни кожи, ни рожи. А теперь цаца. Гляди, Наташка, Звягинцев-то лысый! Ой, держите меня, Черепанова! Вернее, две Черепановых. Надо будет сказать, чтобы жрать перестала».

– Ты злая, – наконец резюмировала Наташа и погрузилась в свои мысли.

Рассмотреть всех присутствующих в актовом зале было невозможно. Подруги оказались в конце, и взору открывались в основном затылки. Конечно, Наташа взялась разглядывать эти затылки, но ни один не казался родным или хотя бы знакомым. Может, тоже лысый, как Звягинцев? Ну и что, что раньше была копна волос? У нее вот тоже раньше ни морщин не было, ни целлюлита. А может, и не пришел еще. День все-таки рабочий. Наверняка основной народ попозже подтянется. Интересно, как они встретятся? Чудесно было бы на лестнице. Да. На лестнице просто прекрасно. Она будет спускаться из зала, а он бежать наверх. Увидит ее и замрет. Во-первых, на лестнице приглушенное освещение, так что все насмешки природы на Наташином лице перестанут кричать о себе так громко. Во-вторых, снизу лучше сможет оценить, что ноги у нее такие же длинные, как и прежде. И, наконец, в-третьих, где еще, как не на лестнице, будет у него возможность не просто галантно поцеловать ей руку, но и преклонить перед ней колено. Хотя почему, собственно, он станет целовать руку? Сроду так не делал. Предпочитал более интимный контакт. Теперь тоже, наверное, захочет подчеркнуть их особую близость. Не будет склоняться к руке, чмокнет в щеку и приобнимет. Может, даже по спине похлопает, как старинного друга. Тогда лучше просто столкнуться в коридоре. Да, в коридорах всегда многолюдно. Каждый занят своим делом и не станет смаковать детали встречи. В коридоре и поговорить сразу можно, а на лестнице как-то не очень…