Бог в человеческом обличье - Коган Татьяна Васильевна - Страница 32

– Да? – фыркнул Матвей.

– Вне всякого сомнения, – с убежденностью произнесла она.

Семь лет назад при расставании Давид сказал, что Марина может обратиться к нему с любой просьбой, в любое время. Она полагала, что никогда ни о чем его не попросит. Но она попросила…

После полуночи компания засобиралась домой. Марина отлучилась в дамскую комнату, а когда вернулась, Матвей, Андрей и Кристина разом умолкли и загадочно уставились на нее.

– Что? – не поняла она. – У меня ширинка расстегнута? Так я вроде в юбке.

Мэт протянул ей свой мобильный:

– Илюха только что сообщение прислал.

Марина взяла телефон и прочитала:

«Я в норме, сорри за молчание. Скоро объявлюсь».

– А почему он написал тебе, а не мне? – Она озадаченно покосилась на Мэта.

Тот самодовольно ухмыльнулся:

– Я ему сегодня днем гневную тираду послал. Напугал, наверное.

– Хорошо, если так, – Марина помолчала. – Хотя прежде я не замечала за Ильей особой пугливости…

Глава 20

Вика не знала, как началась эпопея с похищением и как проходили для жертвы первые дни плена. Надеялась расспросить об этом позже, когда все участники проникнутся к ней доверием. А пока она бесшумно передвигалась по дому, стараясь не упустить ни одной интересной детали.

С творчеством группы «Waterfall» Волина раньше не соприкасалась. Когда ей объяснили, кто жертва, сразу же скачала два альбома. Музыка понравилась Вике. Не совсем в ее вкусе, но качественная, оригинальная. Слушать ее каждый день она бы не стала, а вот на концерт сходила бы. Ролики с выступлений группы произвели на нее сильное впечатление.

На сцене Илья Крестовский преображался. Вика не узнала бы в нем того парня, чье изображение транслировали установленные в подвале камеры. В свете прожекторов Крестовский походил на идола, недосягаемую легенду. Черты его смазливого лица становились резче, голубые глаза приобретали стальной оттенок. Во всей его позе ощущалась решительность и непоколебимая уверенность. Его ухоженные пальцы виртуозно бегали по грифу гитары… Он был хорош, чего скрывать.

И тем невероятнее казался факт, что сейчас этот неприступный идол метался в запертой комнате, испытывая самые приземленные человеческие эмоции: беспокойство, злость, страх… Он устал от одиночества и неопределенности, он провоцировал похитителей на общение, но получал лишь дурацкие записки, способные вывести из себя даже самого хладнокровного стоика. И все же Илья не отчаивался, не впадал в истерику и в целом вел себя с достоинством, что вызывало уважение. Но никто не собирался вручать ему медаль за терпение. Организатор намеревался заставить пленника работать. Какие бы усилия ни потребовались. Эти двое – палач и его жертва – стоили друг друга.

Соглашаясь на участие в преступлении, Вика понимала, что придется засунуть поглубже совесть и методично подавлять чувство вины. До сегодняшнего вечера ей это с успехом удавалось.

К прибиванию руки гвоздем Волина не подготовилась. Пожалуй, это был перебор.

Сперва Вика наблюдала за происходящим с верхней ступени лестницы, а потом вернулась в гостиную и замерла у окна, вглядываясь в темноту за стеклом. Столь жестокое обращение с заложником оставляло неприятные чувства, но все-таки она прокрутила недавнюю сцену в голове – чтобы потом с точностью воспроизвести ее на бумаге. Эмоции эмоциями, а книга пострадать не должна.

Вскоре в гостиную поднялась остальная команда. «Двое из ларца» с невозмутимым выражением на лицах расположились за барной стойкой. Арнольд уткнулся в телефон – то ли переписывался с кем-то, то ли в игру играл. Оператор, снимавший действо на профессиональную видеокамеру, положил аппаратуру на столик перед диваном и следом за Организатором поднялся в кабинет с мониторами.

Джельсомино бросил на Вику быстрый взгляд, словно оценивая ее душевное состояние. Не слишком ли расстроила ее инквизиторская сцена в подвале? Не собирается ли она, чего доброго, сдать их ментам?

Вике остро захотелось на воздух. Она схватила валявшуюся на спинке кресла кофту и направилась в прихожую.

На улице заметно похолодало. В воздухе пахло хвоей и влажной землей. Волина спустилась с крыльца, обогнула высаженные сплошной стеной ели и медленно зашагала к горевшим вдалеке фонарям. Упругая трава щекотала лодыжки, оставляла на коже мокрые следы. Со стороны поля наползал туман. Минут через десять заволокло все окрестности. И даже дом, большой и монументальный, казался беспомощным призраком, таявшим в белой мгле.

Вика вышла на пустынную дорогу, вдоль которой росли кустарники и невысокие деревья; чуть дальше за ними начинался густой лес.

Мелкая щебенка звонко хрустела под ногами. Фонарные лампы, светившие сквозь туман, представлялись инопланетными тарелками, парящими над поверхностью земли. Того и гляди, выстрелят вниз мощными лучами, чтобы схватить зазевавшегося неудачника. Для опытов. Прямо как их коллеги-земляне из дома поблизости.

Вика редко рефлексировала на тему нравственности. И уж подавно не размышляла о том, насколько сама вписывается в моральные рамки. Плохим человеком она точно не являлась. Но почему-то сейчас испытывала некоторую неловкость перед собой. Она позволяет причинять страдания другому человеку и не только не вмешивается, но с энтузиазмом наблюдает. А все ради чего? Ради новой книги?

Друзья, и особенно сестра, твердили Вике, что когда она начинает работать над очередным романом, то превращается в циничную эгоистку. Рита называла это «режим писателя».

– В этом режиме все твои действия направлены на получение нужной информации, – говорила сестра. – Любое общение ты рассматриваешь с точки зрения полезности для творчества. Ценность диалогов измеряется степенью цитируемости для будущей книги. Ты, как летучая мышь-вампир, жадно выискиваешь подходящую жертву и набрасываешься на нее голодным ртом. Высасываешь информацию, годную для сюжета. Вот эту шутку можно вставить в текст, вот этот жест нужно запомнить и тоже вставить в текст…

Особым умом сестра не блистала, но иногда попадала не в бровь, а в глаз. «Режим писателя» Волина неоднократно за собой замечала. Наверное, со стороны ее поведение в такие моменты выглядело не самым приятным, но Вика не заморачивалась. Ради качественного творческого продукта можно иногда побыть сволочью.

И чего она разволновалась? Разве Организатор не предупредил ее, как все будет? Разве она не согласилась? И, положа руку на сердце, разве вернувшееся вдохновение не стоило маленького душевного дискомфорта?

Вика улыбнулась, представив, какой шикарной получится десятая книга. Ее прошлое – столица, работа, поиски Музы – теперь казалось дешевой, неумелой подделкой. Как будто Вика долгие годы репетировала жизнь, но только сейчас по-настоящему зажила, задышала полной грудью. Это было пугающее и вместе с тем упоительное ощущение. Она вспомнила все свои книги – и удивилась, какими незрелыми, поверхностными они были. А ведь раньше она этого не замечала, всерьез считая их неплохими и даже интересными.

Нет. Действительно хорошая книга Викой еще не написана. Она только зреет. Но ее сюжет уже не является для автора тайной.

Нужно было проникнуться мечтой о водопаде, приложить массу усилий, чтобы приехать на другой конец света и разочароваться. А затем вернуться и увидеть водопад у себя под носом. Отличное чувство юмора, мирозданье. И главное – не придерешься. Сказано – водопад, значит, водопад. Никто ведь не уточнял, канадская достопримечательность это или название русской рок-группы. Блестяще разыграно!

Родители «обрадуются», узнав, что дочка вернулась к творчеству. Мама с папой, конечно, гордились литературными успехами Вики, но куда сильнее мечтали видеть ее замужем, нежели популярной писательницей. Как будто одно исключало другое! Вика – половозрелая барышня, и физиологические потребности никто не отменял. Иногда она пробовала знакомиться по интернету, но ничем хорошим это не кончалось. А все потому, что хомо сапиенс паскудно устроен.