Потери - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 22

– Севу?! Когда? Кто?

– Два дня назад. Я слышал, Синюгин лично за ним выезжал.

– Но за что?

– Ша! А можно на два тона тише?.. Думаешь, мне докладывают? Но я так меркую, неспроста Иващенке велели материалы по ЧП на Сортировке от милиционеров возвернуть и Синюгину передать. А Синюгин у нас, сам знаешь, ба-альшой специалист. По переобмундированию овец в волчьи шкуры.

– Идиотство какое-то! – возмущенно резюмировал Володя, зашагивая в кабинет.

– А собственные оценки действий руководства советую держать при себе! – полетело ему вдогонку сердитое.

Кудрявцев стремительно прошел к своему столу, достал из портфеля конфетную коробку, швырнул ее в мусорную корзину и, не произнеся более ни слова, столь же стремительно удалился. Эдаким, как пелось в некогда популярном романсе, «нежданным ураганом».

– Что это было, Михалыч? – потрясенно спросил Пашка.

– А что такого? – изобразил полнейшее равнодушие Хромов. – Может, просто не любит человек конфеты? Аллергия или еще чего.

– Так выбрасывать-то зачем? Отдал бы друзьям.

– Хочешь – забирай.

– И заберу. Мы люди небрезгливые. Очень даже кстати получилось – и Полинке моей как бы презент, и тратиться не нужно… У-уу, шоколадные! Дорогущие небось?

Хромов вполуха внимал привычной трепотне Ярового, а сам размышлял о том, что выброшенные конфеты – это хороший знак. Похоже, разговор с Кудрявцевым он выстроил правильно. Сейчас тот, на взводе да на эмоциях, добредет до ближайшего кабака и, бог даст, нажрется в одиночку и в хламину Завтра – суббота. Так что будет достаточно времени и проблеваться, и проспаться. А там, глядишь…

К слову, именно так в подобной ситуации сам бы Михалыч и поступил. Потому как – водка и время лечат. Разумеется, если только с первым не подзапустить, а со вторым – не спешить.

Вот только надеждам, они же прогнозы, Хромова не суждено было сбыться. Потом, когда последовательно произойдет целая череда событий и роковых случайностей, Михалыч станет мучительно заниматься самоедством и корить себя за то, что в этот вечер не взял Кудрявцева под плотный и полный контроль и не напоил его собственноручно.

Ну да всяк умен, да задним умом…

Выскочив из кабинета, Володя первым делом рванул отнюдь не в кабак, а по лестнице двумя этажами выше.

Прямиком в служебные кулуары капитана Иващенко.

Бесцеремонно ворвавшись в которые, прямо с порога нервно выпалил:

– Валентин Сергеевич! Это правда, что инженер Алексеев арестован?

– Во-первых, сядь, отдышись и успокойся. А то брызги твоих слюней ажио сюда долетают… Вот, молодец. И запомни на будущее: хорошо молчать труднее, чем хорошо говорить…

После печально памятных, авторства Ежова, зачисток аппарата госбезопасности вакантные места в оперативных подразделениях управления пришлось замещать сотрудниками с минимальным стажем и опытом работы. Большинство из них по тем временам были людьми неплохо образованными, однако отсутствие профессионального опыта сказывалось. По этой причине Иващенко, как один из немногих уцелевших зубров, проживший бурную и пеструю жизнь профессионал, считал своим долгом упорно воспитывать вверенный ему контингент. К слову, в смурные и кровавые годы репрессий персонально Валентина Сергеевича именно его профессионализм, похоже, и спас. В конце концов, надо же было кому-то и черновой работой, а не одними лишь внутриведомственными разборками и интригами заниматься?

– …А теперь второе. Отвечая на твой, Володя, вопрос – да, правда.

– Но почему?

– А это уже третье. Пока мы плели кружева вокруг, будь оно неладно, семейства крестных и крестников, Томашевский взялся решить вопрос радикально и задавить сразу двух зайцев. И, хошь не хошь, какая-никакая логика в этом его решении имеется.

– Да нет здесь никакой логики! Просто по-иному работать не умеем. Кроме как хватать человека и трясти как грушу, вынуждая подписать то, что ему загодя насочиняли.

– Алё! Ты, часом, не того? Не зарапортовался? У меня такое ощущение, что длительное пребывание в компании Гиля пагубно отразилось на твоих умственных способностях. Что называется: с кем поведешься, от того и… понесла.

– Извините, Валентин Сергеевич. Я… я погорячился.

– Именно. Тебя захлестывают эмоции, а это неправильно. Так вот, повторюсь, арест Алексеева – мера хоть и жестокая, но вынужденная. И, в рамках поставленной нам Москвой задачи, вполне оправданная.

– И чем же она… оправдана?

– Я уверен, что Алексеев не имеет никакого отношения к ЧП на Сортировке. Думаю, и Томашевский это понимает. Но! Пока тянется следствие, инженер останется сидеть в предвариловке. И эту карту москвичи вполне могут разыграть, чтобы отстранить Гиля от работы в гараже особого назначения. Как человека, которого подозревают в причастности к диверсии. Улавливаешь суть?

Кудрявцев мрачно кивнул:

– Пока старый большевик является личным шофером Микояна, вплотную заниматься им не с руки? Но, если его отстранить от должности, Гиль перейдет в статус простого смертного?

– Во-от! Можешь ведь, когда захочешь, подключить серое вещество. На этом всё: от разработки Тиля я тебя отцепляю. Считай – отмучился. Жаль, конечно, столько времени потратили впустую. Да и денег казенных: один только санаторий в копеечку влетел. Нуда отрицательный результат… Опять же – какой-никакой психологический портрет Тиля ты составил. И одним лишь этим чутка облегчил москвичам жизнь. Нарисуется в обозримом будущем Гиль в Питере снова – что ж, восстановим подходы. Но по состоянию на сегодняшний день, это, слава богу, не наши проблемы.

– И все-таки я считаю, что это неправильно – прерывать разработку, после того как…

– Я сказал – всё! – рявкнул Иващенко. – И добавил, уже более спокойно: – Не бери в голову, Кудрявцев, каждый должен свой маневр знать… И вообще: не знаю, как тебе, но лично у меня эта история с Гилем уже в печенках сидит. Поверь моему слову, его все едино в оборот возьмут – с нашей ли помощью, без нашей ли. Так вот по мне, лучше без нашей. Улавливаешь?

– Кажется, да.

– Но учти! Этого я тебе не говорил!..

Хромов оказался прав – в профессорской квартире на улице Рубинштейна царили отнюдь не веселье и смех, а отчаяние и смятение. Не оправившаяся от шока новоявленная именинница нынешним вечером почти физически ощущала, что сделалась не на календарный год, а минимум на пять старше. Старше и старей. А ведь всего несколько дней назад такого рода определение применительно к Алексеевой прозвучало бы в высшей степени кощунственно.

Практически весь день Елена провела не выходя из супружеской комнаты, поручив детей заботам матери. С Юркой хлопот было не много – переживая навалившееся на семью горе, казалось, он, так же как и мать, в одночасье повзрослел. Иное дело маленькая Оленька. Не просто, ох как не просто было убедить девочку в том, что той страшной ночью отца срочно отправили в длительную командировку на Северный полюс. Но еще сложнее, да что там – нестерпимее, отныне было слушать ее по этому поводу восторженные щебетания. Глядя на торжественно преподнесенный утром «деньрожденческий» подарок в виде рисунка с самолетом, увозящим папу, и машущими ему с земли домочадцами, Елена не могла сдержать рыданий…

– …Ленусь! Мы уходим.

В комнату осторожно заглянула Ядвига Станиславовна и столь умоляюще посмотрела на дочь, что та сочла нужным отозваться:

– Да-да, мама, идите. Купи там детям мороженое, только смотри, чтобы Ольга ела маленькими кусочками. Тебе денег дать?

– Не надо, у меня есть… Может, все-таки… и ты с нами? Весь день из комнаты не вылезаешь, так и с ума сойти недолго. И не ела ничего.

– Нет, не пойду. Не хочу. Не могу. Прости.

– Люська звонила, хотела поздравить. Я сказала, что ты спишь.

– Спасибо. Я потом… позже ей сама позвоню. Ты… ей сказала, чтобы они сегодня?..

– Не успела. Она сама первая этот разговор завела. Извинялась, что сегодня никак не смогут. Якобы у Женьки срочная работа образовалась.