Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Стихи о вампирах (сборник)

Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников"

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Стихи о вампирах (сборник) - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" - Страница 14

Изменить размер шрифта:

Старушка и чертенята

Григорию Е.

Побывала Старушка у Троицы

И все дальше идет на Восток.

Вот сидит возле белой околицы,

Обвевает ее вечерок.

Собирались чертенята и карлики,

Только диву даются в кустах

На костыль, на мешок, на сухарики,

На усталые ноги в лаптях.

«Эта странница, верно, не рада нам —

Приложилась к мощам – и свята;

Надышалась божественным ладаном,

Чтобы видеть Святые Места».

И мохнатые, малые каются,

Умиленно глядят на костыль,

Униженно в траве кувыркаются,

Поднимают копытцами пыль:

«Ты прости нас, старушка ты Божия,

Не бери нас в Святые Места!

Мы и здесь лобызаем подножия

Своего, полевого Христа.

Занимаются села пожарами,

Грозовая над нами весна,

Но за майскими тонкими чарами

Затлевает и нам Купина»…

Смертерадостный покойник и всякие кладбищенские твари

К. Случевский

Из Гейне

В ночь родительской субботы,

Трое суток пропостившись,

Приходил я на кладбище,

Причесавшись и побрившись.

Знаю я, кому придется

В этот год спуститься в землю,

Кто из смертных, из живущих,

Кувырнется, захлебнется.

Кто-то лысый – полосатый,

В красных брюках, в пестрых перьях,

Важно шел петушьим шагом,

Тонконогий и пузатый.

Кто-то длинный, очень длинный,

В черном фраке, в черной шляпе,

Шел, размашисто шагая,

Многозвездный, многочинный.

Кто-то, радостями съеден,

В туго стянутом корсете,

Раздушен и разрумянен,

Проносился вял и бледен.

Шли какие-то мундиры,

Камергеры, гоф-фурьеры,

Экс-жандармы, виц-министры,

Пехотинцы, кирасиры.

Шли замаранные люди,

Кто в белилах, кто в чернилах,

Шли забрызганные грязью,

Кто по шею, кто по груди.

Шли – и в землю опускались…

Громко каркали вороны,

На болоте выла вьюга

И лягушки откликались.

На кладбище

Я лежу себе на гробовой плите,

Я смотрю, как ходят тучи в высоте,

Как под ними быстро ласточки летят

И на солнце ярко крыльями блестят.

Я смотрю, как в ясном небе надо мной

Обнимается зеленый клен с сосной,

Как рисуется по дымке облаков

Подвижной узор причудливых листов.

Я смотрю, как тени длинные растут,

Как по небу тихо сумерки плывут,

Как летают, лбами стукаясь, жуки,

Расставляют в листьях сети пауки…

Слышу я, как под могильною плитой

Кто-то ежится, ворочает землей,

Слышу я, как камень точат и скребут

И меня чуть слышным голосом зовут:

«Слушай, милый, я давно устал лежать!

Дай мне воздухом весенним подышать,

Дай мне, милый мой, на белый свет взглянуть,

Дай расправить мне придавленную грудь.

В царстве мертвых только тишь да темнота,

Корни цепкие, да гниль, да мокрота,

Очи впавшие засыпаны песком,

Череп голый мой источен червяком,

Надоела мне безмолвная родня.

Ты не ляжешь ли, голубчик, за меня?»

Я молчал и только слушал: под плитой

Долго стукал костяною головой,

Долго корни грыз и землю скреб мертвец,

Копошился и притихнул наконец.

Я лежал себе на гробовой плите,

Я смотрел, как мчались тучи в высоте,

Как румяный день на небе догорал,

Как на небо бледный месяц выплывал,

Как летали, лбами стукаясь, жуки,

Как на травы выползали светляки…

Соборный сторож

Спят они в храме под плитами,

Эти безмолвные грешники!

Гробы их прочно поделаны:

Все-то дубы да орешники…

Сам Мефистофель там сторожем

Ходит под древними стягами…

Чистит он, день-деньской возится

С урнами и саркофагами.

Ночью, как храм обезлюдеет,

С тряпкой и щеткой обходит!

Пламя змеится и брызжет

Там, где рукой он проводит!

Жжет это пламя покойников…

Но есть такие могилы,

Где Мефистофелю-сторожу

Вызвать огонь не под силу!

В них идиоты опущены,

Нищие духом отчитаны:

Точно водой, глупой кротостью

Эти могилы пропитаны.

Гаснет в воде этой пламя!

Не откачать и не вылить…

И Мефистофель не может

Нищенства духом осилить!

Свадьба

Умерла дочка старосты, Катя.

Ей отец в женихи Павла прочил,

А любила – она Александра…

Ворон горе недаром пророчил.

Отнесли парни Катю в часовню;

А часовня на горке стояла;

Вкруг сосновая роща шумела

И колючие иглы роняла.

Выезжал Александр поздно ночью;

Тройка, фыркая, пряла ушами;

Подходила сосновая роща,

Обнимала своими ветвями.

Заскрипели тяжелые петли,

Пошатнулся порог под ногою;

Поднял парень из гроба невесту

И понес, обхвативши рукою.

Свистнул кнут, завертелись колеса,

Застонали, оживши, каменья,

Потянулись назад полосами

Пашни, рощи, столбы и селенья.

Расходились настеганы кони,

Заклубились их длинные гривы;

Медяные бубенчики плачут,

Бьются, сыплются их переливы!

Как живая посажена Катя:

Поглядеть – так глядит на дорогу;

И стоит Александр над невестой,

На сиденье поставивши ногу.

Набекрень поворочена шапка,

Ветер плотно лежит на рубахе;

Не мигают раскрытые очи,

Руки – струны, и кнут – на отмахе.

Понесли кони в гору телегу,

На вершине, осажены, сели…

Поднялась под дугой коренная,

Пристяжные, присев, захрапели…

Там, согнувшись красивой дугою,

У дороги песок подмывая,

Глубока и глубоко под нею

Проходила река голубая…

Занимается ясное утро,

Ветер с кручи песок отвевает,

Тройка, сбившись в вожжах и постромках,

Морды низко к земле наклоняет.

Над обрывом валяется шапка…

Смяты, вянут цветы полевые…

Блещет золотом розовый венчик,

А на венчике – лики святые…