Дочь фортуны - Альенде Исабель - Страница 83

- Всмотрись в нее получше, - приказала посетителю женщина.

Тао Чьен перевернул тело и убедился, что оно практически безжизненное. Это была тринадцатилетняя девочка с двумя нарисованными на щеках красной губной помадой кругляшками размером с монету патакон (50 сентаво), а руки с ногами были сплошь в рубцах. Из всей одежды на бедняжке была лишь изящная рубашка. Было очевидно, что от девушки остались только кожа да кости, но от голода либо болезни та еще не умерла.

- Яд, - вне всякого сомнения определил посетитель.

- Ай, да не говори! – рассмеялась женщина, будто услышала нечто остроумное.

Тао Чьен был вынужден подписать бумагу, в которой говорилось, что ее смерть обуславливалась естественными причинами. Старуха высунулась в проход, пару раз ударила в небольшой гонг, после чего вскоре пришел человек, быстро положил труп в мешок, вскинул тот на плечо и, не говоря ни слова, куда-то унес, а тем временем пособница сунула в руку «чжун и» целых двадцать долларов. Затем опять повела посетителя по очередным лабиринтам, в конечном итоге оставив последнего перед дверью. Тао Чьен оказался уже на другой улице, и у него ушла целая уйма времени на то, чтобы вернуться в свое жилище.

На следующий день опять отправился по тому же адресу. И, естественно, снова увидел там девочек с размалеванными лицами и сумасшедшим взором, которые, не останавливаясь, зазывали к себе клиентов на двух языках. Еще в Кантоне, лет десять назад, молодой человек начал практиковаться в медицине и, в основном, на проститутках. Последних использовал так, словно их тела можно было взять напрокат, а затем ставить на них золотые иголочки своего ныне покойного учителя иглоукалывания, но при этом обязательно успевал подумать и о несчастных душах бедняжек. В целом, всех их считал неминуемой бедой вселенной, одной из самых крупных ошибок Провидения. И был убежден в том, что существа эти низкие, безмерно страдающие и многое терпящие. Таким способом несчастные расплачивались за совершенные в предыдущих жизнях-воплощениях ошибки, а заодно очищали собственную карму. Испытывал к таковым истинное сострадание, но ему не приходило в голову, что в течение жизни видоизменяется и сама судьба. В своих альковах, не имея иного выбора, переживали разные невзгоды, с ними обращались точно с курицами в клетках на рынке – вот какова была судьба девушек. И в этом заключался беспорядок целого мироздания. Молодой человек не раз проходил по этой улице, не обращая никакого внимания ни на окошечки, ни на видные через запоры лица, ни на высунутые тонкие ручонки. Об их рабском положении у него было смутное представление, ведь лишь у самых счастливых женщин Китая были благополучные родители, мужья либо возлюбленные, но многие и многие другие принадлежали своему хозяину, которому служили от зари до зари, точно так же как и эти девочки. Нынешним утром, однако, уже не мог смотреть на них с прежним равнодушием, потому что почувствовал, как внутри что-то переменилось.

Заснуть в предыдущую ночь молодой человек даже не пытался. Выйдя из борделя, сразу же направился в публичную баню, где, не торопясь, отмокал, чтобы окончательно отделаться от тяжелой энергетики своих пациентов и от угнетающего душу страшного чувства. Вернувшись в свое жилище, распрощался с помощником и приготовил жасминового чая, чтобы очиститься и восстановиться. Уже долго ничего не ел, потому что как-то было все не до этого. Разделся, зажег фимиам и свечу, затем встал на колени, коснулся лбом пола и вознес молитву за душу умершей девушки. После чего тотчас сел и стал медитировать, пребывая в полной неподвижности несколько часов кряду, пока не удалось мысленно отделиться от уличного шума и ресторанных запахов и суметь целиком окунуться в пустоту и безмолвие своего собственного духа. Он не знал, как долго пребывал в столь отрешенном состоянии, всеми своими мыслями взывая и взывая к духу Лин, но в итоге услышал-таки в загадочной безграничности двух миров присутствие нежного призрака ее самой, что еще там жил. Этот призрак, крайне медленно ища дорогу, начал приближаться к нему, словно некий вздох, сначала практически неощутимо, а затем постепенно становясь все существеннее, пока вблизи не почувствовалось четкое его присутствие. Молодой человек ощущал Лин не среди стен этой комнаты, а скорее где-то внутри своей груди, в самом центре находящегося в состоянии покоя сердца. Тао Чьен боялся открыть глаза и как-то пошевелиться. Часами пребывал он в том же положении, мысленно отделившись от тела, куда-то плывя в светящемся пространстве и попутно устанавливая со своей любимой идеальный контакт. Как-то на рассвете, однажды, когда оба были уверены в том, что уж никогда впредь не потеряют друг друга из виду, Лин нежно с ним попрощалась. Тогда в комнату вошел учитель иглоукалывания, иронически улыбаясь, как бывало в лучшие времена, задолго до наступления различных несуразностей старости. Он остался рядом, составляя компанию и отвечая на вопросы, пока не взошло солнце, и не проснулся весь квартал. Теперь же молодой человек сумел окончательно оторваться от своего занятия лишь после того, как послышался легкий стук в дверь, должно быть, уже пришел помощник. Тогда Тао Чьен поднялся, свежий и полностью восстановившийся, точно после мирного сна, оделся и пошел открыть дверь.

- Консультация закрыта. Я не принимаю сегодня пациентов, мне нужно сделать нечто другое, - объявил тот своему помощнику.

Исследования, которым весь этот день посвятил Тао Чьен, резко изменили всю его судьбу. Девочки, выглядывавшие из-за засовов, были сплошь китаянки, подобранные на улицах либо проданные собственными отцами с взятым с них обещанием того, что, мол, выйдут непременно замуж на Золотой Горе, как называли китайцы запад Северной Америки. Специальные люди производили их отбор среди самых сильных и недорогих и далеко не среди красавиц; последнее происходило лишь в исключительных случаях, когда речь шла об особых поручениях крайне богатых клиентов, приобретающих их для себя в качестве любовниц. А Той, эта лукавая женщина, придумавшая зрелище сквозь отверстия в стене, что создавало эффект подглядывания, со временем стала чуть ли не главным поставщиком молодых девушек всего города. Для своей цепи учреждений покупала юных созданий, находившихся в пубертатном периоде, потому что, как впоследствии выяснилось, укротить таковых было куда проще, и те в любом случае годились лишь на короткий срок. Так женщина превратилась в знаменитость и разбогатела. Сундуки уже ломились от всякого добра, и вот почему могла позволить себе приобрести в Китае небольшой дворец, где планировала мирно состариться. И все хвасталась, что ей удалось стать уругвайской мадам с лучшими связями и не только в обществе китайцев, но и среди влиятельных американцев. Обучала своих девочек тому, как стоит выведывать информацию, и таким способом знала кучу личных тайн, политических маневров и слабости, коим подвержены даже самые влиятельные люди нашего мира. Если вдруг не помогал подкуп, тогда прибегала к шантажу. И никто не осмеливался бросить ей вызов, потому что все, начиная с самого градоначальника, жили в простых бараках. Торговля рабами шла в пристани Сан-Франциско без каких-либо препон, могущих возникнуть со стороны закона, и, более того, средь бела дня. И все же она была далеко не единственным прибыльным делом, порочная сторона жизни являлась одним из самых доходных и безопасных дел в Калифорнии, мало чем уступая шахтам с золотом. Насущные затраты сводились к минимуму, девочки обходились очень дешево, к тому же, их перевозили в стеганых палатках в трюмах судов. Так бедняжки жили целыми неделями, не зная, ни куда отправляются ни, еще менее, зачем, и в пути видели солнечный свет лишь тогда, когда удавалось попасть на уроки по их будущему ремеслу. Во время морского путешествия матросы взяли на себя задачу хорошенько их обучить всему необходимому, и, когда те высаживались в Сан-Франциско, ни о какой невинности уже не было и речи. Одни умирали от дизентерии, холеры либо обезвоживания, другим удавалось спрыгнуть в воду именно тогда, когда их вели на палубу, чтобы обмыть морской водой. Кого-то же просто ловили и, оказывалось, что те вовсе не говорили по-английски, совершенно не знали эту новую землю, и, в общем, обращаться-то несчастным было особо не к кому. Занимающиеся иммиграцией получали взятки, закрывали глаза на внешний вид девочек и ставили печать на ложных документах об имеющимся у последних покровительстве либо об их браке. На пристани их уже встречала старая проститутка, ремесло которой навсегда превратилось для нее в тяжкий, лежащий на сердце, груз. Вела партию девушек, поторапливая ее, точно скот, прутиком, по самому центру города, прямо на виду у тех, кто сильно желал бы посмотреть на подобное. Едва все пересекли границу китайского квартала, как навсегда исчезли в подземном лабиринте темных комнат, запутанных коридоров, витых лестниц, потайных дверей и двойных стен. Туда никогда не вторгалась полиция, потому что это был рассадник заразы, целая раса извращенцев, к которым лучше не лезть, как рассуждала та же полиция.