3 ангела и половинка (СИ) - Панасенко Оксана - Страница 26

- Это камень-ограничитель, который мы создадим сами.

- И какой же вам понадобится срок?

- Камень будет готов ровно через семь дней.

- А нельзя раньше? – волнуясь за мою жизнь, вмешался в разговор между магами и Айроном, Квенсент.

- Нет. По-другому не как. Ровно семь дней и не меньше. Я приду лично сам в замок и принесу его…Также, вы, как верные ей люди, - Квенсент недоверчиво посмотрел на Айрона, Айрон кашлянул, отвернул голову, - Не могли не заметить, что она стала другой.

Квенсент с Айроном внимательно посмотрели на мага.

- Она потеряла память. Пробудилась совершенно другой. Отныне – это ее образ жизни. Бранометр ей поможет, но все остальное, все будет зависеть лишь от нее. У нее пропадет аппетит. Совершенно не будет испытывать потребность в еде. Вести будет лишь ночной образ жизни, так как солнечный свет будет ей противен и будет резать ей глаза.

- Я это заметил, - произнес Квенсент.

- А что делать с воспоминаниями? – спросил Айрон.

- Запишите свои новые или пусть не знает ничего. О том, что с ней происходит лучше не говорить. Пусть думает, что все так надо. Главное, оберегайте сейчас. Она хрупка и наивна. И если попадет в недобрые руки, то кукла может сломаться.

- Кукла может сломаться, - повторил Квенсент, специально для Айрона.

Ничего не помня, я проснулась в своей кровати вечером, как и всегда. Как уже оказалось следующего дня. На столике на меня ожидало приглашение от Айрона на чаепитие. Я не могла отказаться.

Я не знала дороги, и Квенсент вел меня, как сопровождающий. Он привел в беседку, где за круглым столиком на меня уже ожидал Айрон. Заложил ногу за ногу. Руку положил свободно на подлокотник стула, вторую облокотил на щеку. Глаза были прикрыты, а на устах вырисовывалась приятная наивная улыбка. Это была редкая возможность увидеть именно эту улыбку. О чем же думал Айрон? А он поглубился в воспоминания. Во время слияния его с Микиэлем, не лишь их тела слились, но и сознания, воспоминания. И все, о чем помнил Микиэль, стало Айрона. И иногда, эти воспоминания прорисовывались в его памяти. Как сейчас. Он сидел и видел эпизоды, принадлежащие лично мне и Микиэлю. Первое наше знакомство с Микиэлем, как я склонилась над кроватью, улыбнулась, между строк произнесла: « А можно до этого времени я буду звать вас Микиэлем?». Как я сильно обняла Микиэля в церкви и произнесла: «Как я рада, что ты человек, но, если бы ты им и не был, я бы все равно от тебя никогда бы не отказалась!». Как мы вдвоем сидели на траве под деревом, и он смотрел на меня, мои развевающиеся от ветра волосы. Как мы с ним ходили по площади моего любимого города ночью, озаренной множеством огней. Как он спал у меня на коленях под деревом, а я гладила его по голове и рассказывала истории.

Я сделала реверанс и поздоровалась:

- Ваше величество, добрый вечер!

Айрон быстро открыл глаза.

- Добрый и тебе. Припоздала.

- Извините, Ваше величество. Долго отыскивали нужное место.

Айрон взял в руки чашку и отпил осторожно глоток чая.

- Присаживайся, - указал рукой.

Квенсент помог мне сесть, отодвинул и придвинул стул.

- А Квенсент? – спросила я, почему не садиться.

- А он, пусть постоит. Я же пригласил лично тебя.

С этого дня, в тоже время мы завели обычай чаевать. Хотя я никакого чая, конечно, не пила, а лишь наблюдала, как пьет Айрон, для меня всегда был накрыт столовый набор. Мы разговаривали с Айроном на разные темы. На самом деле, Айрон хотел в кое каком смысле быть ко мне ближе, за мной наблюдать, какие происходят со мной изменения. Постепенно, я их и сама стала замечать. Когда просыпалась с затруднением моргала глазами, словно кукла, тело оцепеневало. И под срок семь дней, я думала, совершенно превращусь в куклу.

На чаепитие, около своей пустой чашки, стоящей на блюдце, я увидела черную коробочку, перевязанную белой ленточкой с черной узкой полосочкой в бантик.

- Что это? – спросила я, не заметив коробочку с первого раза.

- Открой, - улыбнулся загадочно Айрон.

Я взяла коробочку в руки и осторожно развязала бантик, дернув за ленточку. Сняла крышку. Внутри, на белой подушечке с шелковой ткани находился большой до черноты фиолетовый драгоценный камень в форме слезы, одетый на широкой черной шелковой ленте.

- Какая красота, - провела кончиком пальчика по камню, подметила я.

- Нравится? – спросил Айрон.

- Конечно.

- Тогда он твой.

- Нет. Я не могу принять такой дорогостоящий подарок, - отпираясь, положила коробочку с подарком на стол.

- А если ты его не примешь, ты меня очень обидишь. Он принадлежал моей матери и бабушке, - сочиняя сказку и не краснея, - И вот я решил подарить его тебе.

- Тогда я точно не могу принять его, Ваше величество. Это ваша память и память вашей семьи.

- Если не примешь, я его выкину. Он разобьется на сотни кусков и такой красоты больше не будет.

- Вы же лжете?

- Отчего же? Давай сюда! – выхватил с коробки украшение и принялся им размахивать, вертя лентой, сам камень, зажав в ладони.

- Ладно-ладно, - закивала руками, испугавшись, - Я его приму.

- Я на это и надеялся, - довольно. Он рассчитывал именно на эту мою реакцию, распланировав свой поступок, как запасной вариант.

Айрон нагнулся надомной и осторожно повесил на шею украшение. Той же минуты, когда оно легло мне на шею, мои глаза округлились, а их серо-зеленый цвет окрасился в черный. Спина выпрямилась. Грудь выгнулась вперед.

- Что с тобой? – от резкой смены забеспокоился Айрон, нагнувшись ко мне.

Квенсент насторожившись, подошел и посмотрел на меня.

- Все хорошо, - ответила я, посмотрев на себе на грудь, платье, - Что за ужасный цвет, фасон платья? Ваше величество, я могу себе вызвать швею? Пусть мне сошьет платье по моему усмотрению. А сейчас извините, мне нужно переодеться. Квенсент, - окликнула его, словно дала команду дрессированной собачке.

Квенсент помог мне подняться, и мы отправились в мою комнату. Там я сразу же переоделась в ночную рубашку. И расхаживая по комнате, нервно принялась ожидать, пока придет швея, по приказу Квенсента. Она пришла не раньше, чем через полчаса.

- Успокойся, - обратился ко мне Квенсент.

- Не могу. Где же та швея? А сколько платье она будет шить? Вечность?

- Чем тебе прежнее платье не нравиться?

- А чем должно нравиться? – скинула помятое платье с кровати и забодала ногами по полу, пачкая, - Гадость, а не платье. Хочу другое и все.

- А какое же?

- Аммм…вот посмотришь, - таинственно.

Квенсент пожал плечами. А куда ему деваться? Все равно увидит.

Пришла швея. Я вытолкала Квенсента за двери, так как измерение мерок дело деликатное. Упрямо надавила на швею своим эскизом и условием, чтобы пошила к завтрашнему вечеру.

- Но, это же невозможно, - возразила швея, здраво мысля, - Пошить платье за один день, к тому же еще такое!

- Не возможно?! Вы хотите, чтобы я пожаловалась королю? – тыча пальцем в сидящую у моих ног швею, собирающую свои инструменты.

Угрозы весьма подействовали. Ведь когда следующего позднего вечера открыла глаза, на столе лежала черная большая коробка, перевязанная красной лентой. С радостью и удовольствием выскочила с кровати, подпрыгнула к столу, дернула за ленту и сняла крышку коробки. Вынула аккуратно сложенное платье, точно такое, какое хотела. Расхохоталась и закружилась по комнате юлой. Не теряя времени оделась. Стала перед зеркалом и полюбовалась. Черное длинное платье ниже середины икр с овальным вырезом и длинными рукавами. С белыми подъюбником манжетами, воротником. К платью прилагались черные туфли балетки с ремешком и белые колготки. Это платье очень шло под украшение на шее – до черноты фиолетовый большой камень на широкой черной ленте, который Айрон приказал никогда не снимать. Ведь это был не просто камень-украшение, а бранометр. И если я его сниму, то это бы обозначало, что в моем организме задействуются необратимые процессы, и в скорее я усну в обличие уже неодушевленной куклы.