Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Родные миры (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 60


60
Изменить размер шрифта:

— Влюблённые? — настала моя очередь уточнять.

— Не то слово! — светло и искренне улыбнулась она и потянулась ко мне, чтобы закрепить взаимообмен признаниями поцелуем.

В общем-то, последним, о чём я думал в этот момент, были земляне с их правдивыми или лживыми объяснениями. Так что можно было окончательно признать: как профессионалы мы с Никой, встретившись, взаимоуничтожились. Как две одинаковые частицы с разным зарядом, столкнувшись, перерождаются в иное состояние бытия, и перестают быть прежними.

Ну вот, пожалуйста. Опять красивый и торжественно-пафосный образ. Может, где-то в глубине меня ещё и поэт недобитый затесался? Надеюсь, он всё-таки не проснётся в самый неподходящий момент. Это даже на фоне всего прочего будет слишком.

Яроника Верг

С самого пробуждения меня не покидало ощущение, что с гравитацией этой планеты что-то случилось. Вроде на первый взгляд всё было по-прежнему, и никто не паниковал, включая землян, но избавиться от чувства, что я стала раза в два меньше весить, не удавалось. А ещё тянуло смеяться, — просто так, без причины, — и хотелось сделать для всего мира что-нибудь большое, замечательное и доброе. Открыть лекарство от жёлтой лихорадки, сочинить бессмертную музыку.

В общем, вскоре, проанализировав своё состояние и немного подумав, я поставила себе окончательный диагноз: влюблённость головного мозга. В тяжёлой форме, с осложнениями. А до вчерашнего вечера это была не она, это был так, инкубационный период.

Занятая собственными переживаниями, я не сразу заметила изменения за столом. Сегодня с нами не было сотрудницы дипкорпуса и её бывшего мужа, зато оба механика (или они всё-таки не механики?) присутствовали на своих местах.

Вообще, странно, зачем они приезжают сюда на завтрак? Не проще было приехать уже к началу рабочего дня, проведя утро с родными? Насколько я понимала, большинство присутствующих были людьми семейными. Но, наверное, это тоже как-то объяснялось. Например, требованиями протокола. Или желанием учёных понаблюдать нас всей толпой в естественной обстановке. Или стремлением дать к себе привыкнуть. В общем, я могла придумать множество вариантов, но уточнять подробности было лень.

За столом царила спокойная мирная тишина; не тяжёлая, а сосредоточенная и задумчивая. Все витали в своих мыслях.

К моему удивлению, наиболее задумчивой выглядел человек, от которого я этого меньше всего ожидала. Птера сидела между Ямовым и Кверром, периодически бросала испытующие взгляды то на одного, то на другого, и опять утыкалась в тарелку. В которой, к слову, еда не убавлялась, а художественно размазывалась по краям.

Пронаблюдав эту картину некоторое время, я решила, что большой беды от проявления мной участия не будет, и вряд ли Пи обидится на мои неуклюжие попытки влезть ей в душу. В конце концов, в крайнем случае она сможет просто сказать, что всё в порядке и сослаться на несварение. Хотя… интуиция упорно подсказывала: что-то с ней точно не так.

Поэтому, торопливо прикончив свой завтрак (у меня с аппетитом проблем не бывало никогда), я подорвалась из-за стола.

— Пи, можно тебя на пару слов?

— А? — очнулась она от задумчивости и подняла на меня вопросительно-недоуменный взгляд.

— Бэ, — передразнила я. — Пойдём, говорю, поболтаем, у меня к тебе есть вопрос.

— Девочки, вы только недолго, ладно? — проявил бдительность Сергей. — Лучше вечером.

— Это как пойдёт, — беспечно отмахнулась я, утаскивая Птичку за локоть в собственную комнату. — Ну, рассказывай, что случилось.

— С чего ты взяла? — озадаченно вскинула рыжие брови Птера.

— Считай, обострение интуиции удачно наложилось на желание сделать хорошо всему окружающему миру, — весело хмыкнула я.

— А-а, — расплываясь в улыбке, протянула она. — Учитывая, что вы сегодня оба натурально светитесь, я даже знаю, откуда это желание.

— Мои люминесцентные свойства пока не являются предметом разговора, — ехидно возразила я. — Пока о твоей кислой физиономии речь. Что ты там так пристально в Кверре и Сергее сличала?

— А, ерунда, — поморщилась она. Пару секунд помолчала, после чего махнула рукой. — Да ладно, что я ломаюсь, можно подумать, какая-то великая тайна. Устала я, понимаешь? Вер, оказывается, настолько упорен в вопросе игнорирования явных вещей, что я, пожалуй, готова смириться, что от него уже ничего и не дождусь…

— Чего? — переспросила я, пытаясь осмыслить бессвязное бормотание рыжей. — А чего ты от него ждёшь-то?

— Ну чего женщина от мужчины может хотеть? — выразительно скривилась Птичка.

— Есть много разных полезных вещей, — улыбнулась я, делая вид, что не поняла намёка. — Деньги, например. Или ценная информация. От некоторых ещё хочется оказаться как можно дальше.

— Она ещё издевается, — недовольно фыркнула Птичка. — Ну, значит, будет тебе прямо и откровенно, сама напросилась. Я его лет с тринадцати люблю, мы же тогда жили неподалёку. На разных ярусах, правда, но близко. А потом он пошёл по стопам старшего, и я как представила, что он станет таким же, как этот отморозок, и думать себе о подобном запретила. Кто же знал, что в глубине души Кварг такой пусечка, — она ехидно ухмыльнулась. — Потом у нас вся округа развлекалась наблюдением за его любовными приключениями, и мечты о нём я стала считать низкими и жалкими; зачем мне бабник. Потом родители умерли, и стало совсем не до Кверра. Я даже в какой-то момент начала считать, что он отчасти виноват в их смерти. Наверное, так было проще выкинуть его из головы. А потом, почти через десять лет, его неожиданно привёл Тимул, с которым Ридья только начала встречаться, и представил как своего друга. Ты не представляешь, какой он тогда был; глаза дикие, от каждого шороха вздрагивает. Не знаю уж, где он там ещё после своей тюрьмы шлялся. Я к тому времени уже почти сумела выкинуть его из головы, а он опять появился. Мучилась-мучилась, решила уже куда-нибудь подальше переехать, — в конце концов, Ри под присмотром, можно и оставить её жить своей жизнью, — а тут вся эта история. И он, как назло, постоянно перед глазами. И ведь понимаю, что он придурок редкостный, но ничего не могу с собой поделать. Такая вот история. И я сейчас сидела и думала, может, стоит попытаться окончательно выкинуть его из головы, если он в мою сторону даже не смотрит? В конце концов, эти земляне действительно очень милые ребята. Даже при всей моей нелюбви к военным.

— Кхм. А как бы он должен был догадаться, что он тебе нравится? — озадаченно хмыкнула я. — Это и со стороны-то незаметно; ты его как будто, наоборот, здорово недолюбливаешь.

— Как-нибудь, — сварливо огрызнулась она. — Мог бы попытаться!

— Пи, ты, конечно, извини, но вот сейчас ты рассуждаешь как полная дура, — я покачала головой. — Он что, телепат что ли? Или должен к каждой встречной женщине подкатывать? А что, вдруг она к нему неравнодушна с детства! Ты бы для начала хоть попробовала проявить к нему симпатию, пофлиртовать немного, улыбнуться ласково. А не ехидно, как ты это обычно делаешь, рыча на него за какую-нибудь глупость.

— Ярь, я, наверное, правда дура, но я… не умею, — она прерывисто вздохнула. — Не могу я мужчине намекнуть, что он мне нравится, хронически. Единственный, кому удалось до меня доковыряться, был очень настойчивым парнем. Хотя результат разочаровал нас обоих, и мы где-то через месяц разбежались. Представляешь? Четвёртый десяток, а у меня в жизни всего один мужчина был, и то очень недолго, — мрачно ухмыльнулась она. Без горечи, с каким-то мстительным удовлетворением. — Ты не представляешь, как я тебе завидую, глядя, насколько ловко у тебя получается мужчин очаровывать.

— Ну, во-первых, — осторожно начала я, несколько шокированная подобными признаниями. — Количество мужчин совершенно не может считаться критерием нормальности. Ну, сама подумай, а каким в таком случае должно быть эталонное количество? Один, два, пять, десять, сто? Если брать меня и считать всех, с кем я за время своей работы и во имя неё делила постель, то получится очень большая цифра. По-настоящему большая. Но я бы не сказала, что это как-то помогало мне в жизни; в работе — да, на втором десятке окончательно перестаёшь придавать этому действию значение. А, во-вторых, очаровывать мужчин — то ещё искусство, ничего сложного в этом нет, сплошная физиология и подсознание. Среднестатистического мужчину, не связанного какими-то обязательствами, затащить в постель вообще ничего не стоит, особенно при наличии подходящих внешних данных. Это, кстати, в обе стороны работает, с женщинами также. Очарование — оно эфемерно, это видимость. Скажем, Алексей или Сергей, насколько бы они ни были мной очарованы, без раздумий пристрелили бы меня, отдай им кто-нибудь такой приказ. Потому что пофлиртовать и улыбнуться — недорогого стоит и ни к чему не обязывает.