Если бросить камень вверх - Усачева Елена Александровна - Страница 3

– Я ответственный! – Арсений предусмотрительно стоял в дверном проеме. – А если что, – он встал в бойцовскую позу, – дам отпор. У меня деньги, как в швейцарском банке.

И он улыбнулся самой широкой кошачьей улыбкой. Это его подвело.

– Эй, швейцарский банк. – Саша медленно пошла на брата, вглядываясь в его лицо – уголки губ у него были перепачканы чем-то буро-красным. Кетчуп. Либо пицца, либо… – В Макдональдсе был?

Арсений прыгнул в комнату.

– Растущему организму нужно питаться!

Дверь полетела навстречу Саше.

– Так купил бы сосисок, а не деньги просаживал!

Как будто с потолка рухнула музыка. Саша стукнула по закрытой двери и зашагала на кухню.

Папа! Почему так? С чего вдруг Сеня стал главным? Когда он что покупал? Очень хотелось сказать братцу что-нибудь обидное. Так, чтобы взвился там, у себя в комнате, пробежал по потолку, зацепился когтями за штору и повис вниз головой. Но не стала. Послала мысленный привет папе.

Кухня просторная, с большим овальным столом на шесть стульев, с высокой барной стойкой, с длинной столешницей, с черной панелью плиты. На стене ряд полок – и везде тарелки, приправы, баночки с крупами. Холодильник большой, вместительный. Сейчас ничего не вмещает, кроме пустоты. Сколько слонов можно положить в пустой холодильник? Одного. Второго уже придется класть в забитый предыдущим слоном холодильник.

Саша дернула пачку блинчиков, примерзшую к стенке морозильника. Холодильник покачнулся.

– Да отрывайся ты! – разозлилась она и выпала из морозильника. Задняя стенка упаковки так и осталась вмороженной в мохнатый лед.

– Разговор с неживыми предметами – первая стадия социопатии.

Арсений, умытый и даже причесанный, сидел за барной стойкой и из банки пил оставшийся рассол от огурцов.

– Живот заболит, – от всей души пожелала Саша.

– Не успеет. – Арсений поковырялся среди листиков лаврушки и, ничего не найдя, с сожалением отставил банку. – Я на сборы уезжаю.

– Надеюсь, в Непал.

– Ближе. Через неделю. Ты мне сумку соберешь?

– Мать попроси.

Масло на сковородке шкворчало и фыркало. Смерзшиеся блинчики не желали отклеиваться друг от друга.

– Она мне в прошлый раз десять носовых платков положила и ни одной футболки. Соберешь, да?

Ладно, будут жариться все вместе, им же хуже.

– Тебе сколько отец оставил?

– На поездку хватит.

Масло стрельнуло.

– Уйду я от вас.

– На необитаемый остров? – обрадовался Сеня. – Меня возьмешь?

– Ничего не забыл? – возмутилась Саша.

Сенька посопел, поерзал на табурете, поизучал грязный пол.

– Когда ты придешь на необитаемый остров, я там уже буду! – заявил брат. – И будет он носить мое имя!

– Ага! Сейчас! Какой же он необитаемый, если там кто-то топчется? – Деревянной лопаткой было очень удобно размахивать. – Я уйду на настоящий необитаемый остров!

– А я уже буду поблизости на дереве сидеть.

– Это я от тебя на дерево залезу.

– Ты можешь! – вдруг согласился Сенька. – Но давай сидеть там вместе.

– Дерево погнется.

– Саш! – заглянула мама. – Ты не знаешь, куда я записала телефон того дядьки, с которым должна встретиться?

– Говорила, что в записную книжку.

– В какую? У меня этих книжек…

Последняя попытка разделить блинчики не увенчалась успехом, и Саша прикрыла сковородку крышкой. Пускай им там будет дружно и тепло.

– Следи за блинами, Робинзон! – кинула она, отправляясь за мамой.

Сенька поднял над головой сжатый кулак.

Верхняя полка письменного стола была вывернута, и ее содержимое щедро разбросано по полу. На подставку прикреплен лист. Общие черты дома. Почти такой, как раньше. Экран компьютера выдает то же самое. Обе записные книжки на полу. Из одной валятся и валятся листочки. Саша их подхватывает, но они решили выпасть все и разом.

– Арсений уезжает на сборы. – Листочки шуршали и вырывались из-под пальцев.

Новое платье висело на дверце, выпячивая в ярком свете лампочек свою красоту.

– Он учиться собирается? – буркнула мама, отбрасывая карандаш. – Зачем заводить записные книжки, если в них ничего не записано? Или я в телефон записала?

– Здесь нет.

Листочки выглядели неубедительно. Вряд ли на них что-то написано.

Мама раздраженно перевернула толстый ежедневник. Из него осенним дождем посыпались записочки, билетики, пригласительные.

– Вот он, кажется. – Саша выудила из россыпи оборванный листок. – Валерий Александрович.

– Что бы я без тебя делала, Сашенька. – Мать сделала попытку обнять дочь, но ее что-то отвлекло. Она резко присела, заглядывая под стол. – Вот ведь он! Проект! И как он туда попал?

Это был какой-то другой лист, не тот, что она рвала. Нашла и сразу отвернулась к столу, стала гладить ватман, вглядываясь в линии.

– Я знаю, что мы без тебя бы делали, – проворчала Саша.

– Это-то понятно! Жили бы у бабушки, и у вас все было бы прекрасно. Как у всех нормальных людей. Она звонила?

– Звонила. Ругала тебя за то, что ты не мать, а…

– Ехидна, – закончила мама. – Знакомая песня. Она всегда правильная. А раз так, то кто-то должен делать неправильно. Для сравнения. Я согласна, чтобы это была я. У тебя что-то горит!

В комнату втянуло тяжелый запах.

– Арсений! – гаркнула Саша, выбегая в коридор.

Брат сидел на своем месте и сосредоточенно пилил блинчик. Одинокий хлебо-булочный собрат исходил угольками на сковородке.

– А этот чего не снял?

Оба куска исчезли в бездонной пасти.

– Это я для вас оставил.

Хозяйственный Арсений аккуратно положил тарелку в мойку.

– А остальные где?

– Я по-честному поделил! – крикнул Сенька, забегая к себе в комнату. – А будешь ругаться, у тебя последний пропадет.

Хлопнула дверь, подогнав сквозняк с запахом сгоревшего масла.

Пижамная вечеринка

– Месяц! Я сказала, открыть учебники, а не заглянуть в учебник соседа.

А учебничек-то тю-тю! Как не положила вчера вечером, так и не положила. Тьма галантно подвинул свой на середину стола. Не помогло.

– Что произошло?

И почему учителя любят задавать глупые вопросы? Где тетрадь? Что произошло? Как это называется?

– Тяжелые семейные обстоятельства, – отрапортовала Саша.

Разве вот так вдруг посреди урока все расскажешь?

Учительница не удовлетворилась таким ответом, но другого ждать не стала, распорядилась:

– Каждый нашел свой столбик. Решаем уравнение! И напоминаю, что это самостоятельная. Каждый делает сам. И пишет на своем листочке.

Тьма коснулся ее локтя, показывая, что сейчас напишет что-то. Саша пододвинула свой листок.

«Почему вчера не подошла к телефону?» – написал на полях Тьма и, дожидаясь ответа, побарабанил пальцами по столу.

«Потому что трубку стащил мелкий», – ответила Саша.

«Чего это он говорил по твоему мобильному?»

«Мне и самой хотелось бы узнать! Чего звонил?»

«А ты знаешь, что Варчук хочет устроить пижамную вечеринку? Где, кстати, твой учебник?»

«Мать взяла ватман подпереть, и он там прилип. Что следует из пижамной вечеринки? Что мальчиков не возьмут?».

«Мальчики тоже будут в пижамах. Прикинь! Отец уехал?»

«Уехал и оставил деньги Сеньке. Он их в три дня спустит на бигмагах».

«О! Великий «Русский Гулливер»! Какие акции проводит? Братает воду Нила с водами Ганга?»

«Журнал отца называется «Русский Робинзон». Он какие-то камни повез. Кажется, из Крыма».

«Ждать землетрясения?»

«Когда он камни из Аризоны привез в Африку, упал метеорит, но почему-то на Челябинск».

«Спасайся, кто может!»

– Сдаем работы!

Саша глянула на свой исписанный листок. Алгебраических задачек там не было. Скомкала, сунула в карман.

Тьма догнал в коридоре:

– Ну так что? Идешь на вечеринку?

Тьма от Тимофея. Он и правда темен волосом и смугл лицом. Совершенно черные брови и черные длинные ресницы. А еще он невысокий и полный. Тьмой он именует себя сам. В классе награждали кличками пообидней.