- Клюев Николай Алексеевич - Страница 142

И кожа содрана на верши.

Листвой дырявой и померкшей

Напрасно бормочу прохожим:

— Я, златострунный и пригожий, —

Средь вас, как облачко, плыву!

20 Сердца склоните на молву,

Не бейте, обвяжите раны,

Чтобы лазоревой поляны,

Саврасых трав, родных лесов

Я вновь испил привет и кров!

И ярью, белками, щеглами,

Как наговорными шелками,

Расшил поэзии ковер

Для ног чудесного подростка,

Что, как подснежная березка,

30 Глядит на речку косогор,

Вскипая празеленью буйной!

Никто не слышит ветродуйной

Дуплистой и слепой кобзы.

Меня октябрь серпом грозы,

Как иву, по крестец обрезал

И дал мне прялку из железа

С мотком пылающего шелка,

Чтобы ощерой костью волка

Взамен затворничьей иглы

40 Я вышил скалы, где орлы

С драконами в свирепой схватке.

И вот, как девушки, загадки

Покровы сняли предо мной

И первородной наготой

Под древом жизни воссияли,

Как лебеди в речном опале,

Плеща, любуются собой!

И в шапке, в зарослях кафтанных,

Как гнезда, песни нахожу,

50 И бородой зеленой вея,

Порезать ивовую шею

Не дам зубастому ножу!

Посторонитесь! Волчьей костью

Я испещрил подножье гостю:

Вот соболиный, лопи стёг,

Рязани пестрядь и горох,

Сибири золотые прошвы,

Бухарская волна и кошмы.

И смуглой Грузии узор

60 Горит как сталь очам в упор,

Моя же сказка — остальное:

Карельский жемчуг, чаек рои

И юдо вещее лесное:

Медведь по свитку из лозы

Выводит ягодкой азы!

Я снова ткач разлапых хвой,

Где зори в бусах киноварных,

В котомке, в зарослях кафтанных,

Как гнезда, песни нахожу,

70 И бородой зеленой вея,

Порезать ивовую шею

Не дам зубастому ножу.

1933

507. Годы

Я твой, любовь! Под пятьдесят,

Торжественный дубовый сад

Иль паруса под свежей тучей, —

Вздыхает борода могуче!

И грудь стропилами ключицы

Вперила в порубе светлицы,

Где сердце Сирином в коруне

Вот-вот на кровь пожаром дунет,

И закипит смолой руда!..

10 Прошу гостей — свои года

На лавицу, под образ отчий:

Ромашки — отрочества очи,

Садитесь к златной пелене,

Где матери персты на дне

И чудотворные ресницы!

Она повышила дробницы

Для первенца — лесной фиалки.

Пятнадцатый, садись у прялки,

Коль хочешь выглядеть девчонкой

20 Иль покумись с изюмной гонкой

Густой шиповник на щеках

И пчелка в гречневых кудрях

С ведёрцем меда в звонких лапках!

(Забыл, что ножки у пчелы.)

Осьмнадцать с двадцатью смуглы —

Пролетних васильков охапка,

Где вьется белый мотылек —

Веселой жницы голосок,

Алёнушки или Любаши,

30 Уселися к добротной каше,

Чтобы повыглядеть дубовей, —

Росистый первоцвет любови!

Вот двадцать пять — ау лесное,

Руно на бедрах, губы в зное,

Шафран и золото на коже,

Он всех дурманней и пригожей —

Дитя неведомой весны,

В венке из пьяной белены,—

Пред ним корзина с виноградом

40 И друг золоторогий рядом.

За ними тридцать — пряный гость,

Тюрбан в рубинах, в перлах трость,

Как черный ястреб, реет бровь,

Шатер ресниц таит любовь,

И ложе пышное из шелка, —

Пред ним кинжал и шкура волка!

Не узнаю тебя, пришлец,

В серьгах, коралловый венец,

Змея на шее, сладко жаля,

50 Звенит чешуйками о зале

Подземном, в тусклых сталактитах,

О груде тел, лозой повитых

На ложе обоюдоостром!

Душе прозреть тебя не просто,

Ты — дуб из черного стекла,

Сквозящий маревами зла,

Где бродит желтый лунный морок.

Змея насвистывает: сорок!

Близнец пылающего зала,

60 Осыпанный дождем опалов,

С двойной змеей на львиной шее,

Павлиным опахалом вея,

Чтоб остудить хоть на мгновенье

Костей плавильню, жил разжженье, —

Садись за блюдо черных сот,

Геенский сорок пятый год!

Желанный год пятидесятый, —

Величье лба от Арарата,

И в бороде, как меж холмов,