Европе не нужен евро - Саррацин Тило - Страница 11

Мой прежний шеф Герберт Эренберг после доклада подозвал меня к себе. Бледный от гнева, он тихо сказал: «Ну, наконец тебе удалось разрушить социальное государство». Я ответил: «Нет, я только сконцентрировал его на основные задачи и тем самым сделал его жизнеспособным». Он ответил мне на это крепким выражением, которое здесь нельзя цитировать, и в течение 10 лет мы друг с другом не разговаривали.

К 1 октября 1981 года я стал руководителем офиса министра у Ганса Маттхефера, очевидно, ему нравилась моя работа. Конъюнктура продолжала ухудшаться, показатели безработицы резко повышались. Все прогнозы по поступлению налогов показывали только низкие сборы. Вскоре мы начали новый круг консолидации для проекта государственного бюджета 1983-го. К 1 апреля 1982 года Ганс Маттхефер занял должность министра связи. Он не хотел больше быть министром финансов. Мне он сказал: «Дело бесперспективное. СвДП хочет выйти из коалиции, СвДП все время подставляет нам палочку, через которую мы должны прыгать, и требует новой экономии, потом она поднимает палку все выше, до тех пор, пока мы уже не можем перепрыгнуть». Вероятно, он был прав.

При новом министре финансов Манфреде Ланштайне я оставался руководителем офиса министра. Гельмут Шмидт сменил Герберта Эренберга на должности федерального министра по вопросам труда, и социал-либеральное правительство весной 1982-го сделало попытку новой консолидации, выдвинув проект госбюджета на 1983-й и ряд сопутствующих законов. В министерстве финансов мы проделали тогда большую работу, но в сентябре 1981-го с началом парламентских консультаций стало ясно, что общего числа голосов СДПГ и СвДП для совместного проекта государственного бюджета недостаточно. Федеральный министр экономики от СвДП граф Ламбсдорф опубликовал свое обращение. Федеральный канцлер Гельмут Шмидт уволил министра от СвДП.

1 октября 1982 г. конструктивным вотумом недоверия Гельмут Коль был избран федеральным канцлером.

В 1985 г. я писал, возвращаясь к финансовой политике ФРГ 1970–1982 годов:

«Социально-либеральная коалиция потерпела поражение в конечном итоге из-за финансовой политики, причем продолженный спор о госбюджете… был скорее следствием, чем причиной распада.

Перед этим рухнула и надежда, и концепция.

– Надежда на то, что, может быть, удастся через соответствующую государственную политику обеспечить на длительный срок полную занятость, повышение доходов работающих и постоянное расширение комплекса социальных услуг,

– И концепция государственной финансовой политики, которая сможет через соответствующее управление спросом обеспечить необходимый для этого постоянный экономический рост.

…И в будущем отдавать предпочтение бюджетной политике, независимой от конъюнктуры, а также стабильной, ориентированной на материальные расходы и на осторожную оценку долгосрочных возможностей роста»19..

Для меня, учитывая финансовые проблемы современности, это было неизменно актуально. Структурный сбой, в том числе и в немецкой финансовой политике, показывает постоянное повышение доли государственного долга в общественном продукте: вплоть до семидесятых годов последнего столетия эта доля составляла около 20 %, до середины восьмидесятых годов она выросла уже до 40 %, в конце девяностых годов до 60 %, а в 2012-м уже составляет 81 %.

Тот же дух, который 40 лет тому назад разрушил финансовую политику федерации в социал-либеральной коалиции, сегодня подстегивает конъюнктурную и финансовую политику многих стран. Он является важной причиной сегодняшнего кризиса государственных долгов.

Государственная задолженность, инфляция и курсы валют

Тем не менее конъюнктурная и финансовая политика Федеративной Республики в семидесятые годы все еще была политикой одноглазого среди слепых: в США и крупных государствах Европейского сообщества государственные долги и инфляция были намного выше, чем в Германии. Дополнительно многие народные хозяйства испытывали дефициты доходно-расходного баланса и сузили поле деятельности для экспансивных мер. Существовала угроза стагфляции. Наконец, в США начавшаяся при новом президенте эмиссионного банка Поле Фолкере очень рестриктивная (ограничительная) денежная политика разбила тамошние инфляционные ожидания. То же самое сделала и денежная политика Бундесбанка для Федеративной Республики Германии и для Европы.

Поздние шестидесятые и семидесятые годы принесли с собой крушение двух больших надежд:

1. Надежды достижения путем антициклического глобального управления непрерывного роста экономики без существенных падений при достаточно стабильных ценах.

2. Надежды защиты на базе Бреттон-Вудского соглашения на длительный срок всеобщего режима стабильных валютных курсов.

Крушение обеих надежд было связано между собой: ошибки в фискальной (налогово-бюджетной) и денежной политике вызвали инфляцию и чрезмерную государственную задолженность. Различные менталитеты, а также различие основных направлений финансовой и денежной политики привели к тому, что расходы и конкурентоспособность экономик развивались неравно. Различия в уровнях инфляции с годами суммировались, дефициты или профициты доходно-расходных балансов укреплялись.

Если валюта по этим причинам в течение длительного времени имела меньший спрос, чем предложение, то ее курс удержать было невозможно. Но свободно колеблющиеся курсы могли принести с собой завышения или занижения. К тому же они затрудняли внешнюю торговлю. Специально для ЕЭС добавлялось еще и то, что система регулирования отношений на аграрном рынке, тогдашняя основа Общего рынка, строилась на системе единых управляемых цен, что было почти несовместимо с колеблющимися валютными курсами.

Дальнейшее развитие интеграции в Европе многим казалось зависимым от решения валютной проблемы. К тем, которые так думали, относился также и Гельмут Шмидт. Уже в 1969-м он как председатель фракции СДПГ был против отмены регулирования валютного курса д-марки и, будучи министром финансов и федеральным канцлером, поддерживал все стремления вернуться вновь к твердым валютным курсам:

– После того как в сентябре 1969 года впервые было отменено регулирование обменного курса д-марки, страны ЕЭС в 1972 году в так называемой «валютной змее» впервые установили диапазон колебаний для своих валютных курсов. Против таких слабых валют, как лира, французский и бельгийский франк, а также фунт, все время возникали спекулятивные волны, которые затем на заседаниях в выходные дни в Брюсселе на короткое время приводились в соответствие.

– К 1979 году появилась Европейская валютная система (ЕВС), при которой валюты могли свободно колебаться в пределах установленных договорных диапазонов. В качестве взвешенного среднего значения была придумана искусственная валюта ЭКЮ, которая служила расчетной единицей европейской валютной системы.

Напряженность улеглась только в начале восьмидесятых годов, после того, как д-марка была признана де-факто ведущей валютой, и остальные эмиссионные банки строили свою денежную политику на основе стабильности валютного курса по отношению к ней. Тем самым д-марка, Бундесбанк и немецкая экономическая и финансовая политика стали доминирующими для ЕЭС, что оказалось с трудом переносимым, в особенности для Франции, и в конечном итоге послужило толчком для Европейского валютного союза.

Длившаяся почти двадцать лет – с 1979-го до введения евро – фаза, в течение которой д-марка была ведущей валютой и Бундесбанк выполнял ведущую функцию в европейской денежной политике, оказалась очень благотворной. Неравновесия оставались, но они очевидно уменьшались. Это видно, если сравнить валютные курсы важнейших валют с 1968 по 1998 год. Со снижением уровня инфляции колебания курсов уменьшились, и приведение в соответствие меновых отношений с покупательной способностью происходило с меньшими трениями.