Соната призраков - Стриндберг Август Юхан - Страница 3

Фрекен, переодетая, показывается в окне, она поливает гиацинты.

Девочка моя милая! Посмотрите вы на нее! Вот – разговаривает с цветами, но разве сама она не похожа на голубой гиацинт? Она поит их одной чистой водою, а уж они превращают эту воду в благоуханье и краски… А вот и полковник с газетой! Показывает ей статейку про обвалившийся дом… тычет пальцем в ваш портрет! О, кажется, она не осталась равнодушной… читает про ваш подвиг… тучи, кажется… только б дождь… не начался, хорош я буду, если Юхансон не подоспеет…

Небо хмурится. Старуха с зеркалом-рефлектором затворяет окно.

Вот моя невеста закрывает окно…: семьдесят девять лет… пользуется только зеркалом-рефлектором, потому что себя в нем не видит, а видит лишь окружающий мир, и с двух сторон вдобавок, ну а о том, что миру она при этом видна – она и не догадывается… Красивая, однако, старуха…

Покойник в саване виден в парадном.

Студент. Господи, что я вижу?

Старик. Что вы такое видите?

Студент. Сами-то вы разве не видите? Покойник в дверях!

Старик. Ничего я не вижу, но так я и знал! Рассказывайте!

Студент. Вот он, выходит на улицу… (Пауза.) Повернул голову, разглядывает флаг.

Старик. А я что говорил? Сейчас будет пересчитывать венки и читать визитные карточки… Горе тому, кто ничего не прислал…

Студент. Он сворачивает за угол…

Старик. Будет нищих у черного хода считать… Бедняки – прелестное украшение похорон: «сопровождаемый благословением многих», да-да, только уж не моим благословением! Большой мерзавец, говоря между нами…

Студент. Но благотворитель…

Старик. Мерзавец-благотворитель, всю жизнь мечтавший о пышных похоронах… Когда почуял, что конец близко, успел-таки ограбить казну на пятьдесят тысяч крон… теперь дочь его разрушает чужую семью и беспокоится о наследстве… он, негодяй, слышит каждое мое слово, но так ему и надо! А вот и Юхансон!

Юхансон появляется слева.

Отчитывайся!

Юхансон что-то тихо говорит ему.

Дома, говоришь, не оказалось? Ну и осел! А телеграф? Ничегошеньки! Дальше! В шесть вечера? Прекрасно! Экстренный выпуск? Имя полностью! Студент Аркенхольц, год рождения… родители… прекрасно… кажется, уже накрапывает… и что он сказал?… Так-так! Ах, не хочет! Ничего, придется! А вот и знатный господин! Кати-ка ты меня за угол, Юхансон, надо послушать, что говорят нищие… А вы, Аркенхольц, ждите меня здесь. Поняли? Ну, живей!

Юхансон катит каталку за угол. Студент стоит и смотрит на фрекен, хлопочущую над цветочными горшками.

Знатный господин (в трауре, обращается к Даме в черном, вышедшей на улицу). Что поделать? Надо ждать!

Дама. Не могу я ждать!

Знатный господин. Вот те на! Тогда поезжай в деревню!

Дама. Не хочу.

Знатный господин. Подойди-ка поближе, не то нас услышат.

Подходят к афишной тумбе, и дальше их разговора не слышно.

Юхансон (входит справа, обращается к Студенту). Хозяин просит вас, сударь, кое о чем не забыть.

Студент (медленно). Послушайте, скажите сперва, кто он такой, ваш хозяин,

Юхансон. О! Он много весит, а был он – всё.

Студент. Но он в своем уме?

Юхансон. Да кто же в своем-то уме? Он говорит, всю жизнь искал того, кто родился в сорочке, только, может, и неправда это…

Студент. Что ему надо? Он жадный?

Юхансон. Он хочет властвовать… День целый разъезжает в своей каталке, как бог Тор [2]… осматривает дома, сносит их, прокладывает улицы, раздвигает площади; но он и вламывается в дома, влезает в окна, правит судьбами людей, умерщвляет врагов и никому ничего не прощает. Можете ли вы поверить, сударь, что этот хромоногий коротышка был настоящим Дон Жуаном, хоть все женщины бросали его?

Студент. Как же это увязать?

Юхансон. О, он, каналья, всегда умел так подстроить, чтоб женщина бросала его, как только она ему надоест… А теперь он как конокрад на человечьей ярмарке, уж до того ловко людей крадет… Меня буквально выкрал из рук правосудия… я сделал один… гм… промах; про это только он и знал; и, вместо того чтоб засадить меня за решетку, он меня сделал своим рабом; вот и батрачу у него за один харч, да и то не очень-то хороший…

Студент. А что ему нужно в этом доме?

Юхансон. Вот этого я вам не скажу! Ужасно запутанная история.

Студент. Мне, пожалуй, пора отсюда убираться…

Юхансон. Глядите-ка, фрекен бросает из окна браслет…

Фрекен бросает браслет в открытое окно. Студент медленно подходит, поднимает браслет и подает ей, она натянуто благодарит. Студент возвращается к Юхансону.

Значит, убраться задумали… Не так-то это просто, как кажется, раз уж попался в его сети… Сам-то он ничего во всем мире не боится… кроме одной вещи… верней, одного человечка…

Студент. Погодите-ка, кажется, я знаю!

Юхансон. Откуда же вам знать?

Студент. Я догадываюсь! Скажите… он боится девчонки… молочницы?

Юхансон. Он всегда сворачивает с дороги, едва завидит тележку с молоком… И еще он во сне говорит что-то насчет Гамбурга, он там был когда-то…

Студент. Можно верить этому человеку?

Юхансон. Ему можно верить – во всем!

Студент. А что он сейчас за углом делает?

Юхансон. Подслушивает, что скажут нищие… Сеет по словечку, выбирает по камешку, пока не обрушится дом… фигурально выражаясь… Я, видите ли, в прошлом человек образованный, служил в книжной лавке… Но вы уходите?

Студент. Не хочется быть неблагодарным… Этот человек когда-то спас моего отца, а теперь попросил меня в ответ всего лишь о мелкой услуге…

Юхансон. Что за услуга?

Студент. Пойти на «Валькирию»…

Юхансон. Не понимаю… Но у него вечно новые затеи… Глядите-ка, с полицейским заговорил… вечно он к полиции льнет, там услужит, здесь опутает, свяжет то ложной клятвой, то намеком, а тем временем все у них и выведает. Вот увидите, сегодня же его примут в круглой гостиной!

Студент. Да зачем туда идти? Какие у него дела с полковником?

Юхансон. М-м… Кое-что предполагаю, но не знаю наверное! Сами узнаете, как попадете туда!

Студент. Я-то туда не попаду.

Юхансон. От вас самих же и зависит. Идите-ка на «Валькирию».

Студент. Разве это – путь туда?

Юхансон. Ну да, раз он вам пообещал! Глядите-ка, глядите на него, на боевой колеснице, запряженной нищими, и ни единого эре им в награду, лишь намек, что на его похоронах они кое-чем смогут поживиться!

Старик появляется, стоя в кресле, его везет один нищий, остальные идут следом.

Старик. Почтите благородного юношу! С опасностью для собственной жизни он вчера спас многих во время катастрофы! Слава тебе, Аркенхольц!

Нищие обнажают головы, но молчат. Фрекен в окне машет платочком. Полковник высовывается из окна. Старуха встает в окне. Девушка на балконе поднимает флаг доверху.

Рукоплещите, сограждане! Правда, нынче воскресенье, но вызволить овцу из колодца и сорвать колос в поле и в воскресенье не грех, а я, хоть и не родился в сорочке, обладаю даром пророчества и врачевания, ибо некогда вернул к жизни утопленницу… да, дело было в Гамбурге, таким же воскресным утром, как вот нынче…

Молочница входит, ее видят только Студент и Старик; она тянет руки вверх, как утопающая, и пристально смотрит на Старика. Старик садится, весь съеживается от ужаса.

Юхансон! Уведи меня отсюда! Скорей! Аркенхольц, не забудьте про «Валькирию»!

Студент. Что все это значит?

Юхансон. Будет видно! Будет видно!

В круглой гостиной; в глубине – белый изразцовый камин, на нем часы, канделябры; справа прихожая, из нее видна зеленая комната, обставленная мебелью красного дерева; налево стоит статуя под сенью пальм; ее можно зашторить; в глубине налево дверь в комнату с гиацинтами, там сидит фрекен с книгой. Полковника мы видим со спины; он сидит в зеленой комнате и что-то пишет. Бенгтсон, слуга, в ливрее, входит из прихожей с Юхансоном, тот во фраке и белом галстуке.