Последний вампир - Зайцев Михаил Георгиевич - Страница 37

– ПИСЬМЕНА положи в кейс. Все, до последней странички.

Джентльмен довольно улыбнулся. Это он, псих ненормальный, придумал назвать букинистический артефакт «письменами» в том случае, если придется этот проклятый манускрипт как-нибудь назвать. Пришлось, и Сергач, честное слово, услыхал мысли Сычова: «Ах так, значит? Значит, ты, кидала долбаный, навешал криминально опасным лохам лапши на уши, мол, документация с грифом «секретно» вовсе не сгорела год назад у вонючего озера, мол, старый хрыч привезет секретные бумажки – «письмена» в лощеном «дипломате» по первому твоему, сука, требованию, так?.. М-да, хитер ты, кидала, мать твою...»

Сеанс телефонной связи с отставником кагэбэшником закончился на две минуты позже сеанса связи телепатической. Сто двадцать секунд ровно понадобилось Сычову, чтобы повторить адрес, по которому его, спасителя, ждет не дождется Сергач, и пообещать:

– Выезжаю в течение получаса, буду не раньше чем через полтора, не позже чем через два с половиной. До скорого.

Мембрана в трубке и внешний динамик немецкого телефонного аппарата синхронно расплакались короткими гудками. Жан расслабил палец на спусковом крючке. Шизик, влюбленный в ОБЭРИУ, зажмурился, как сытый котяра на солнцепеке. Переговоры «старшего брата» с «хранителем артефакта – манускрипта» вызвали чувство глубокого удовлетворения у «вампиров» в кавычках. «Хотя почему в кавычках? – подумал Игнат. – Они себя считают вампирами безо всяких кавычек. Они убеждены в собственной исключительности... Эх, скорей бы приехал Сычов и доказал обратное, скорей бы обычные, стандартные пули изрешетили сумасшедших маньяков и... Стоп! Как же я раньше-то не подумал?! Ведь Сычов запросто может и меня сгоряча отправить на тот свет той же автоматной очередью, что и чернокнижников!.. Хотя вряд ли. Полковнику захочется узнать, во что я вляпался, во что его втянул. Сразу он меня не пристрелит, а потом... Потом, после того, как сгинут сумасшедшие маньяки, с вменяемым Сычовым я все улажу... Как-нибудь... Придумаю, как. Потом...»

Игнат зевнул. Жуткое, в прямом и переносном смысле, напряжение прожитых суток давало о себе знать. Вдруг до невозможности потянуло в сон. Сонливость полезла в уши ватой, навернулась в глазах слезой, наполнила мышцы тяжестью, проникла туманом в мозг.

– Извините, можно я сосну часок, а? – попросил разрешения у джентльмена-вампира размякший Сергач. – Прямо так, сидя в кресле, с руками в наручниках за спиной, можно?

– Я бы не прочь скоротать часы ожидания за беседой об искусстве, – маньяк взглянул на Игната с сожалением и с сочувствием, – но, коли вам невмочь...

– Невмочь, честное слово! Подарите мне час сна, пожалуйста. Я заслужил.

– Дарю. Разбужу вас, когда...

«Когда» Игнат уже не слышал, он уже спал. Мертвецки, без сновидений. Впрочем, состояние абсолютной отключки, полного тайм-аута всех систем организма, классифицировать как «сон» можно с большой натяжкой. Правильнее назвать его, это состояние, близкое к обморочному, – «забытье». Не помнишь о страхах и о радостях, о жизни и смерти, о себе и о мире, и лишь рефлексы заставляют дышать потерявшее чувствительность тело. Нирвана, блин горелый...

– Игнат Кириллович! – Шизик в бабочке тряс плечо Сергача.

– А?! – встрепенулся Игнат.

– Просыпайтесь. Два часа уж храпите. Вставайте, ваш друг приехал.

Игнат тряхнул головой, глубоко вдохнул, резко выдохнул. Слишком резко – на выдохе дернулись руки, и браслеты наручников больно впились в запястья. Игнат выругался.

– Игнат Кириллович! Как вам не стыдно, ругаетесь хуже извозчика! – Джентльмен отпустил плечо Сергача. Он теребил Игната левой рукой, в правой держал револьвер. – Вставайте, вставайте! С минуты на минуту ваш друг будет здесь. Его обыщут полицейские у дверей, объяснят, я распорядился, как нас разыскать в доме. Дом не маленький, но любезный наш месье Сычов скоро появится, не заплутает, я надеюсь.

– Вы, я надеюсь... О, черт! Колени, блин, дрожат... – Игнат с трудом встал с кресла. Голова соображала еще туго, в глазах двоилось, тело слушалось еле-еле. – Вы, надеюсь, предупредили ментов, чтоб не лезли к Сычову в атташе-кейс?

– Да, предупредил. Сычова обыщут, но кейс не подлежит досмотру. Встаньте лицом к окну, Игнат Кириллович. Нет, не так, не совсем лицом. К дверям развернитесь, а я сзади за вами займу позицию.

Игнат повернулся, как было велено. Вдохнул полной грудью, втянул воздух через нос, задержал дыхание, выдохнул ртом, сквозь неплотно сжатые губы, с шипением. И еще раз, и еще. В голове постепенно прояснялось, перестали трястись колени, сфокусировался взгляд. Игнат оглянулся – в трех шагах у книжного стеллажа стоял немой. Жан грамотно держал пистолет у пояса, на уровне пупка, прижав кулак с рукояткой к животу. Тесть однажды показывал Игнату армейский альбом с фотографиями, на одном из фото молодой лейтенант Кривошеев именно так, у пояса, вплотную, по центру, держит «ТТ». Оказывается, не только в российском спецназе ГРУ учат такому необычному для дилетантов методу прицеливания.

А сумасшедший пижон в галстуке «кис-кис» держит револьвер, как и положено лоху, на вытянутой руке. Целится в запертую дверь, отступив от Игната на шаг.

– Извините, до меня со сна никак не доходит, на фига столько оружия, ежели Сычова обыскивают мусора, а?

– Сычов откроет кейс, мы удостоверимся, что в кейсе книга, а не что-либо опасное, уберем заряженное серебром оружие и обнимем Сычова, поприветствуем нашего брата, как полагается.

– И снимете наконец-то с меня наручники?

– Конечно, Игнат Кириллович!

Едва слышно хлопнула уличная дверь в глубинах дома. Игнат напряг слух – шаги, тяжелые, шаркающие. Сычов приближается, легок на помине, тяжеловес.

Сычов войдет и увидит справа от себя, около застекленных книжных полок со старинными фолиантами немого профессионального стрелка. Взглянет левее и увидит Сергача между двух кожаных гигантских кресел. Разглядит за спиною у Сергача пижона с револьвером. Срезать одной очередью обоих вампиров у Сычова не получится – главного маньяка, зачинщика сумасшедших игр, заслоняет Сергач.

Дверь медленно-медленно отворилась, Сычов степенно вошел. Игнат узнал его не сразу, точнее – не сразу догадался, что он спрятал седые кудри под рыжеватым париком и наклеил отменного качества фальшивые усы. Глаза Полковника скрывались за стеклами очков-хамелеонов.

Атташе-кейс Сычов приковал к ЛЕВОМУ запястью браслеткой наручников. В смысле – одна браслетка обхватила его запястье, другая – ручку «дипломата». В первую секунду даже у Сергача сработал стереотип мышления – в «дипломате» деньги или документы, которые его носитель боится потерять, которыми дорожит. К браслетке наручников цеплялся браслет часов, что красноречиво свидетельствовало о праворукости человека с «дипломатом» и являлось лишним отвлекающим фактором от истинного предназначения миниатюрного чемоданчика.

Сычов остановился в полуметре от дверного проема, повернулся вполоборота к Игнату.

– Сергач, представь меня гражданам с пистолетами, – сказал он несколько смущенно, с некоторым оттенком самоиронии, дескать, что за фу-ты ну-ты, вот он я, весь на виду, ментами обысканный, большой и толстый, старый и неуклюжий, и совсем не страшный, зачем в меня целиться?

– Молчите, Игнат Кириллович! Я сам представлюсь товарищу полковнику, – заговорил бодро основной вампир. – Но прежде представлю старину Жана...

Сычов, пыхтя, повернулся всем корпусом к немому. Вместе с тучным туловищем развернулся к «старине Жану» нужным торцом огнестрельный кейс.

– ...Старина Жан – мой друг, помощник и брат, – продолжал джентльмен с револьвером. – Жан в чем-то ваш, товарищ Сычов, коллега. Мой Жан служил в...

Сергач упал раньше немого. Игнат внимательно следил за пальцами левой руки Сычова, Полковник стиснул ручку атташе-кейса, и Сергач прыгнул – ударил плечом спинку кресла, опрокинул мебель. Кожаная спинка смягчила падение Сергача, а массивное основание кресла теперь защищало Игната от случайного плевка свинцом.