Крылья (СИ) - Славина Ирена - Страница 38

— Твой отец говорил, что в детстве ты с ним не расставалась.

— Ч-что? — мои брови полетели вверх.

— И даже разговаривала с ним, — улыбнулась Анна.

— Ты о ком?

— О нём, о ком же еще, — сказала Анна и указала мне на серебряного ангела, висящего у меня на шее. — Давно я его не видела... Где же он был?

Я чуть не свалилась с ее кровати... «Ангел, боже мой, ангел! Она говорит об этом несчастном кулоне, а не о Феликсе!»

— В моем столе, — прошептала я, ошарашенно переводя глаза на папу, который мрачно молчал, переводя взгляд с меня на жену и обратно.

— Милая вещица, как хорошо, что она не потерялась...

— Как ты себя чувствуешь? Помнишь что-нибудь? — осторожно спросила я, игнорируя протестующие жесты папы.

— Побаливает в груди... Помню, что услышала твой голос в гостиной и пошла к тебе. А потом... Как в тумане.

«Боже! Да она ничего, совсем ничего не помнит!»

— Не думай об этом, — решительно сказал папа и поцеловал ее в макушку. — Лика увидела тебя на полу и сразу вызвала скорую.

Я нахмурила лоб, но оспаривать папину версию конечно же не стала.

— Надеюсь, я не сильно напугала тебя, — повернулась она ко мне... — Сама не понимаю, как это могло случиться. Сердце меня никогда не беспокоило.

Я сидела, низко опустив голову и пытаясь разобраться, было ли мое молчание о Феликсе спасением для неё или гнусным предательством.

— О господи! Я вспомнила! — вдруг заговорила Анна охрипшим голосом, хватая меня за руку, которая мгновенно стала горячей и потной.

В палате воцарилась напряженная наэлектризованная тишина.

— Мам...

— Это было вчера? Или когда? Сколько дней прошло?!

— Вчера, — тихо ответила я, готовясь к самому худшему.

— Ольга! Я позвала вчера Ольгу, чтобы помочь с рассадой, а сама... Неудобно как вышло.

Я нервно рассмеялась.

— Мам, ну что за глупости. Ольга приходила, кстати, посадила какие-то кусты... Хочешь, я дам тебе телефон, поговоришь с ней? Она наверно волнуется.

Анна кивнула:

— Не хотелось бы пугать Ольгу.

По спине поползла дрожь, кажется, я сказала такую же фразу Феликсу в саду.

В коридоре было сумрачно, суетливо и тревожно. Папа остался с Анной — поговорить о том, о чем обычно говорят любящие люди, которые долго не виделись. Я знала, что когда отец выйдет, меня ждет долгий поход по больничному лабиринту в логово хирурга.

***

— Давай сюда. Что здесь у нас? — сказал маленький толстенький мужик с кокетливой бородкой. Он совсем не был похож на хищника, которому полагается «логово», так что я мгновенно успокоилась.

— Порезалась, — буркнула я, вытягивая руку.

— Вчера дети наложили швы. В домашних условиях, — резковато бросил отец. — Думаю, надо всё обработать заново.

Клюв ножниц подцепил повязку, и она тут же свалилась на стол. В этом было что-то символическое: всё, что касалось Феликса, не собиралось задерживаться в моей жизни. Я отвернулась.

— Вчера, говорите? — переспросил врач.

— Угу, — кивнула я.

— Точно? Я бы сказал, что прошло дня три-четыре. Воспаления и отека нет, шов сухой.

Я краем глаза видела, как у папы отвисла челюсть.

— Судя по кусочку нити — вот, видите, торчит — шили хирургическим шёлком. Красивая работа, прекрасные швы, после таких даже шрама не останется.

— Так... значит, — начал папа.

— Всё нормально. Через пять дней приходите, сниму швы.

— Значит, зашито... профессионально? — не унимался отец.

— Абсолютно. Говорите, дети шили? Может быть, подкинете мне парочку таких детей? А то рук не хватает, — захихикал хирург и прилепил мне на руку свежий пластырь.

***

— Не знаю, как ему это удалось... Я по-прежнему считаю, что этот пацан заслуживает отменной трёпки, — бушевал папа по дороге домой.

— Пап, он изменился. И, я уже говорила, не окажись он в тот момент рядом, не известно, была бы Анна сейчас жива... Я тогда совсем растерялась.

Папа обнял меня и какое-то время молчал.

— Нужно увезти её отсюда и побыстрее.

— Она не захочет, — вздохнула я.

После исчезновения Феликса отец пытался уговорить Анну на переезд к нему в Хайдельберг, но она протестовала, объясняя это нежеланием бросать сад и меня, хотя главной причиной, конечно же, был Феликс и слепая вера в то, что он однажды вернётся...

— Я говорил с врачом. После выписки ей нужен будет тщательный уход, восстановительное лечение и никаких потрясений. И она... она просто нужна мне рядом.

Я понимающе улыбнулась и сжала его руку.

— Прежде чем поступать в университет, тебе нужно будет выучить немецкий язык, и лучшего способа, чем переезд в Германию, я не придумал. Я хочу забрать вас обеих, но она ищет любые предлоги, чтобы остаться.

— Ты не собираешься сказать ей правду? О том, что Феликс жив? — вздохнула я.

— Сейчас однозначно нет, и тебе не разрешаю. Может быть потом, когда посчитаю, что ее жизнь вне опасности.

Машина остановилась у ворот, и мы побрели в дом.

Я собиралась приготовить обед и уединиться в своей комнате, но у папы оказалось своё мнение на этот счёт. Узнав, что у меня сегодня в школе есть уроки, он сам быстро зажарил на сковородке гренки, разложил на них сверху сыр и салат, заставил всё это съесть и вытолкал с рюкзаком за дверь.

14. Поцелуй

У меня было такое ощущение, что последний раз я была в школе год назад, а то и больше. Поездка в Киев и всё, что случилось в последние дни, в плане эмоциональной нагрузки весили примерно столько же, сколько весь учебный год до этого.

Я записала расписание уроков на неделю вперед. Поразительно, но за несколько дней я умудрилась забыть обо всем, что до недавних пор было для меня важно. Например немецкий... Повторить модальные глаголы. В четверг не забыть про занятие с Хельгой...

— Привет! — мне на плечо легла рука. — На биологию идёшь?

Я обернулась и столкнулась нос к носу с Идой.

— Угу. Привет.

— Как ты вообще? Как Анна?

Мы взялись за руки и потопали на урок.

— Вроде ничего. По крайней мере выглядела сегодня бодрячком.

— Чего не скажешь о тебе, — нахмурилась Ида.

— Что, всё так плохо? — натянуто улыбнулась я.

— Синяки под глазами, на лице новый ушиб. Ты что, под бульдозер попала? Лика, если бы я не была знакома с твоей семьей, я бы, ей-богу, подумала, что тебя избивают дома.

— Скажешь тоже...

— Кстати вчера что-то произошло? Я звонила тебе вчера и не смогла дозвониться.

Я попыталась контролировать эмоции, но это удавалось плохо. Кажется, я побелела или даже позеленела.

— Если коротко, то потеряла телефон, ключи и ведро нервных клеток.

— Кошмар... Как?!

— Сама не понимаю, как это я умудрилась... — увернулась я.

Мы сели за парту, раздался звонок. Мимо нас медленно проплёлся Чижов и рухнул на стул, уронив голову на локти. Его согнувшаяся спина и поза просто вопили о каком-то диком горе.

— Что с ним? — прошипела я Иде.

— Мне сказала Наташка, а той Алка Балалаева, а Алке — Ленка Перцева, которая тусуется с Мерцаловой, что Мерцалова бросила Чижика.

— С чего вдруг?

— Вроде как сказала, что он... недостаточно хорош для неё.

***

Биология была моим любимым предметом. Странно, но я никогда не испытывала с ней трудностей, будь то строение хромосом или задачи по генетике. То ли благодаря папе, который с детства подсовывал мне научно-популярные книжки, то ли благодаря учителю, который неизменно приходил кормить нас гранитом науки в добром здравии и хорошем настроении.

Но сегодня я никак не могла сосредоточиться на уроке. Учитель Илья Степанович в приливе вдохновения порхал по классу, размахивал руками, водил указкой по доске, — я смотрела на него и не слышала ни слова. Как будто тот находился за стенками аквариума...

Феликс не шел из моей головы. Я запустила палец под рукав и водила ногтем по пластырю на руке. Вот он, прекрасный, как божество, стоит возле своей машины, засунув руки в карманы, и не сводит с меня глаз, пока я спускаюсь к нему по ступенькам. Вот он обнимает и успокаивает меня в машине, пока я сгибаюсь пополам от боли в груди. Вот он стоит в саду и прижимает меня к себе, а над нашими головами кружат ночные бабочки, и благоухает сливовый цвет, и луна ныряет из облака в облако... А вот я превращаюсь в послушную куклу в его руках, пока его ладони скользят по моей спине... Я опустила глаза и уткнулась в книжку, ничего не видя и не слыша. Нет ничего более болезненного, чем думать о вещах, у которых нет будущего...