Мистер Икс - Страуб Питер - Страница 33

Сестры начали делить трофеи на две равные кучки, при этом откладывая часть в третью кучку, поменьше.

Больше я был не в силах удерживать смех.

– А тапочек из кожи аллигатора для дяди Кларка нету? Мне кажется, я вижу там новые трусы и носки.

– Мужчины-медики носят такую обувь очень редко, – авторитетно заявила Мэй. – А что касается остального, тебе придется подождать, когда я в следующий раз наведаюсь в Лайалл.

Нетти выплыла на кухню и возвратилась с двумя бумажными пакетами: один для добычи Мэй, второй, поменьше, – для третьей доли.

– Когда проводишь Мэй, отнеси это, пожалуйста, Джой. Свет я гасить не буду.

Я помог Мэй спуститься. На другой стороне улицы темная фигура Джой просматривалась в щели между штор. Лампы выплескивали круги густого желтого света на тротуар, отодвигая деревья в темень. Ночной воздух был полон влаги, как туман. Мы с Мэй сошли с края тротуара.

– Неркели вы никогда не боитесь, что вас поймают? – спросил я.

– Нэдди, я слишком опытна, чтоб попасться. А теперь помолчи, потому что болтовня может накликать беду.

Я перевел ее через дорогу на противоположную сторону, и мы вошли в круг света фонаря. Наши тени пали на асфальт.

– И на ту тему тоже давай-ка помалкивай, если не хочешь неприятностей.

– Не понимаю, – снова начал я. – Мы же говорим о человеке, который исчез тридцать пять лет назад.

– Что ж, тогда помолчу я – за нас обоих. – Она не проронила больше ни слова, пока не дошла до дома и не поблагодарила за то, что я проводил ее.

Жившая рядом старенькая, согнутая остеопорозом Джой приняла пакет с «подарками» и слабым голосом, от возраста или от горя истончившимся до полупрозрачности, так робко пригласила меня зайти, что мой отказ показался невероятным облегчением нам обоим. Самая дряхлая из трех оставшихся в живых сестер казалась частью той же отдающей плесенью, нездоровой атмосферы, что и затхлая бедность жилища, смутно маячившая за ее спи-ной. Я пообещал зайти завтра днем. Вернувшись в дом Нетти, я поднял свои вещи наверх.

На столике у кровати с пружинным матрасом горела лампа, напротив была раковина с зеркалом и домашней аптечкой над ней. В распахнутое окно я увидел, как погрузился в темноту дом Джой. Положив вещи на покрытый линолеумом пол, я расстегнул молнию рюкзака и достал блейзер, плеер с дисками и бритвенный набор. Одежду на завтра я сложил на сиденье тростникового стула, блейзер повесил на спинку.

Пружины взвизгнули, когда я улегся и накрылся простынкой с тонким одеялом. Плеер заряжен диском с Мон-теверди в исполнении Эммы Кёркби, наушники надеты. И только я собрался нажать на кнопку и включить музыку, как заметил, что блейзер висит на спинке стула неровно. Решив перевесить его в шкаф, я поднялся, взял блейзер в руки и почувствовал, что в его правом кармане лежит что-то тяжелое.

Опустив руку в карман, я вытащил оттуда толстую пачку банкнот и высыпал их на одеяло. Три по пятьдесят, множество десяток и двадцаток, еще больше пятерок и по доллару – всего оказалось пятьсот семьдесят пять долларов. Я разделил две пятерки, склеенные пролившимся на них пивом, и пересчитал заново. Пятьсот восемьдесят один доллар. Я глядел на деньги и чувствовал, что дверь-то следовало бы запереть. Затем я подумал, что банкноты надо мелко-мелко порвать и спустить в унитаз. В конце концов я затолкал их в передний карман моего рюкзака. Затем, подойдя к зеркалу, взглянул на свое лицо и ничего нового не увидел. Толкнув ногой рюкзак под кровать, я погасил свет и зарылся головой в подушку.

25

Впервые за много лет бессознательное утянуло меня в знакомый с детства повторяющийся кошмар. И хотя он уже давно не приходил ко мне, каждая мельчайшая его подробность оставалась яркой и живой, как кадры киноленты.

Когда я был младше, сон начинался с того, что тень разрывала соединявшие нас с ней нити, а заканчивался тем, что тень указывала мне на лес. В снах более поздних я преследовал тень через лес. Жуткие монстры срывались с нависающих скал, вгрызались в мои плечи и впивались зубами в шею. Спустя некоторое время я бежал из Вермонта. И до поры до времени непредсказуемость сна удерживала меня от того, чтобы рывком вынырнуть из него. До этого момента мой страх, помимо ощущения того, что я узнавал тех монстров, мучил меня. Непредсказуемость же как бы являла собой возможность победить монстров. Когда события сна достигали момента, что я вот-вот должен был спастись, – я просыпался.

Тем не менее сотни раз, прежде чем я высвобождался из кошмара, передо мной появлялась тень: либо стояла, привалившись к стволу дерева, либо качала ногой, сидя на нижней ветке. Иногда зависала в воздухе, картинно развалившись в ленивой позе, подперев рукой щеку.

– Все воюешь… – говорила тень. – Тебе не приходилось задаваться вопросом, где это кончится?

– Когда поймаю тебя, – отвечал я.

– Ты невнимателен. Я спросил: где это кончится, а не как.

– Это кончится здесь. – Хотя я указывал рукой на лес, я сомневался в сказанном.

– Это лучшее, на что ты способен?

– Да мне наплевать, где это случится.

– Динь-дон, – пропела тень. – Будет ли тебе наплевать, если это произойдет в лесу Джонсона, что сразу за городом под названием Мидлмонт, штат Вермонт?

– Нет. – Желудок мой словно облило холодом.

– Динь-дон. Мы хорошенько подумаем о возвращении в лес Джонсона, не так ли?

– Это не лес Джонсона.

– Динь. Полуправда. Вспомни-ка, что сейчас происходит. Ты же спишь. Откуда тебе знать – может мы сейчас в самой гуще того леса, где ты едва не покинул бренный мир. – Невидимая улыбка расплылась на невидимом лице – еще одна невозможная вещь, но именно так оно и было.

– Это совсем не похоже на лес Джонсона. – Винтом поднимавшийся от желудка холод царапнул легкие.

– Динь. – Тень вздохнула. – А разве у тебя никогда не возникало ощущение, что в снах одно превращается в другое, преувеличивается и усложняется до безумия? Что сны имеют тенденцию к сюрреальности?

– О чем ты?

– Мы с тобой приближаемся к тому, что тебе не раз приходилось видеть.

– Я не знаю, что…

– Динь-дон. Это уж точно.

Мне вспомнились темные контуры крыш над темным лесом.

– Что, не нравятся старые дома в лесу, а?

– Не напугаешь.

– Динь-дон, динь-дон! Последний раз ты искал не в том месте. Если когда-нибудь все же доберешься до правильного места, тебе будет грозить опасность узнать наконец, кто ты есть.

Как к крайнему средству, я прибег к старому утверждению:

– Такого «правильного» места нет.

– «Правильное» место – то место, в которое ты меньше всего хочешь попасть. Когда попадешь туда, ты будешь там, где меньше всего хочешь быть. Если ответишь на мой вопрос, я отвечу на твой.

– Валяй.

– На протяжении всей своей жизни тебя не оставляет ощущение потери чего-то исключительно важного. Если найдешь утерянное, сможешь ли ты после этого жить?

Даже полусумасшедший не станет отвечать на подобный вопрос – сразу вспоминались пословицы о деревянных пятаках[21] и котах в мешке. Тем не менее у меня само собой вырвалось «да», и было поздно говорить: «Задай другой вопрос».

– Теперь моя очередь.

– А я передумал. Извини, твоей очереди не будет, – сказала тень, сорвалась и улетела.

И вновь, будто мне опять двадцать лет, я последовал за тенью через густой лес. Нахальная тень летела над землей, я слышал ее «динь-дон», и насмешливые слова о сюрреализме, и намеки на дома в чаще, и парадоксы о настоящих правильных местах, «тот самый» вопрос, полет тени… Как дурак я гадал: «И это все? И больше ничего?»

Я сделал еще два-три шага в глубь леса и замер на месте, ошеломленный живой, ощутимой реальностью.

Солнечные лучи проникали сквозь полог листвы, шуршащей под легким ветром, и отливали желтые горячие монетки на пружинящей земле. Пьянящими, напоенными жизнью ароматами полнился теплый лесной воздух. Это не могло быть сном, потому что я не спал! Воздух вдруг потемнел до серебристо-серого. Глянув на небо, я увидел мутные облака в разрывах крон.