Имя Звезды - Джонсон Морин - Страница 63

Ужасно хотелось почесать живот. Мама перехватила мою руку.

— Папа пошел за кофе, — сказала она. — Ты, главное, не волнуйся. Он здесь. Мы теперь оба здесь.

Голос у мамы был такой… американский и южный. Мягкий. Совсем нездешний. Мама — это дом. А здесь — английская больница. Мама в нее не вписывалась.

Через пару минут пришел папа, притащил две дымящиеся кружки. На нем были обычные папины просторные джинсы и флисовая спортивная куртка. Мой папа никогда не показывается на люди в спортивной флисовой куртке. Вообще, оба они выглядели так, будто вскочили посреди ночи и напялили первое, что подвернулось под руку.

— Горячий чай, — объявил папа, протягивая нам две кружки. — Немыслимая вещь.

Я слегка улыбнулась. Дома мы пьем чай со льдом. Дома мы шутили, какая это гадость — горячий чай с молоком и как нам всем придется его пить. Мы к такому не привыкли. Садясь за стол, мы всегда наливаем себе чаю со льдом. Целые реки чая со льдом, даже на завтрак, даже при том, что мне прекрасно известно: реки чая со льдом окрашивают зубы в специфический охристый цвет вроде старого кружева. А я, кроме прочего, насыпаю в чай кучу сахара — тоже сомнительная польза для зубов. Чай со льдом, мои родители…

— Папа, — сказала я.

Он опустил кружки на стол, и некоторое время родители стояли и смотрели на меня с горестным видом. Мне пришло в голову только одно сравнение: вот что люди видят на собственных похоронах, лежа в гробу. Тебе же никуда не деться, лежишь и смотришь, как по тебе скорбят. Вытерпеть такое было непросто, память возвращалась все стремительнее. Мне многое необходимо было узнать — узнать последние новости.

— Можно новости посмотреть? — спросила я.

Маме эта мысль не очень понравилась, и все же она повернула ко мне телевизор и отыскала пульт — он был засунут за матрас. В новостях, понятное дело, рассказывали про Потрошителя. В нижней части экрана висела надпись крупными буквами, которая сказала мне все: «ПОТРОШИТЕЛЬ УТОНУЛ В ТЕМЗЕ». Я быстро уловила суть истории. Полицейские преследовали подозреваемого… его обнаружили в школе Вексфорд, в нескольких кварталах от того места, где в 1888 году была убита Мэри Келли. Четвертое убийство произошло именно в этой школе, предполагалось, что там же Потрошитель намеревается совершить и пятое. Полиция перехватила подозреваемого, когда он делал попытку проникнуть в здание… он попытался бежать… прыгнул в Темзу… водолазы вытащили из воды тело… имеются доказательства, что именно подозреваемый и совершил все убийства… имя пока не разглашается… полиция официально заявляет, что он больше не будет терроризировать город.

— Полицейские утаили от прессы подробности того, что случилось с тобой, — пояснил папа. — В твоих же интересах.

Да, они поступили именно так, как и говорил Стивен, — придумали версию, которую люди в состоянии переварить. Даже бросили в воду какое-то тело, чтобы водолазы могли его вытащить. Я посмотрела репортаж о том, как его поднимают на поверхность.

Потом я выключила телевизор, мама оттолкнула его в сторону.

— Рори, — сказала она, отводя мне волосы со лба, — что бы там ни случилось, теперь ты в безопасности. Мы поможем тебе все это забыть. Хочешь прямо сейчас рассказать, что с тобой произошло?

Я чуть не расхохоталась.

— Да все так и было, как сказано в новостях, — ответила я.

Сколько-то этот ответ продержится — хотя вряд ли долго, но хотя бы несколько дней, пока я не очухаюсь. Я похлопала глазами и притворилась, что страшно устала, — просто чтобы отвлечь их.

— Тебе придется полежать здесь еще несколько часов, — сказал папа. — На ночь мы забронировали номер в гостинице, ты там отдохнешь, а завтра мы все поедем в Бристоль. Тебе там понравится, вот увидишь.

— В Бристоль?

— Рори, ты не можешь здесь оставаться. После всего этого…

— Так все же кончилось, — напомнила я.

— Ты должна быть с нами. Мы не можем…

Мама упрямо мотнула головой, папа кивнул и умолк. Так они сговорились без слов. Выступили единым фронтом. Дурной знак.

— Это на первое время, — осторожно произнесла мама. — А если ты хочешь домой… что ж, поедем. Нам совершенно не обязательно оставаться в Англии.

— Я хочу остаться, — сказала я.

Еще один бессловесный сговор — на сей раз с помощью взгляда. Бессловесные сговоры всегда свидетельствовали об одном: они это всерьез и спорить бесполезно. Я еду в Бристоль. Брыкаться бессмысленно. Теперь они ни за что никуда меня не отпустят — мне ведь вспороли живот прямо в школьном туалете. Некоторое время за мной будут пристально наблюдать, и если им покажется, что я утратила равновесие, меня живенько затолкают в самолет до Нового Орлеана, а там я мигом окажусь в кабинете у психотерапевта.

А мне все это сейчас было совсем некстати. Англия стала моим вторым домом. В Англии работали мои коллеги, тут меня понимали. Но разобраться во всем этом с ходу было сложновато.

— Можно мне еще укол? — спросила я. — Больно.

Мама побежала искать сестру. Вернулась в сопровождении другой, та впрыснула что-то еще в мою капельницу. Но это в последний раз, предупредила она. Потом, перед выпиской, мне дадут с собой болеутоляющих таблеток.

Весь день я то дремала, то просыпалась, смотрела с родителями телевизор. Почти все передачи по-прежнему были про Потрошителя, но некоторые каналы решили, что можно уже начинать показывать и что-то другое. На экраны телевизоров медленно возвращалась нормальная жизнь — идиотские ток-шоу, повествования о всяких древностях, рассказы про уборку. Английские сериалы, которых я никогда не могла понять. Бесконечная реклама автомобильных страховок и удивительно аппетитная реклама сосисок.

Сразу после четырех в дверях показались две знакомые фигуры. Я знала, что рано или поздно они появятся. Не знала другого — что я им скажу. У них и у меня теперь были разные версии реальности. Они церемонно пожали руки моим родителям, потом подошли к кровати и улыбнулись слегка испуганными улыбками — так выглядят люди, которые не знают, как начать разговор.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Джаза.

— Щекотно, — сказала я. — И будто пьяная.

— Могло быть и хуже, — сказал Джером, пытаясь скроить улыбку.

Родители, видимо, сообразили, что моим друзьям нужна минутка, чтобы сказать то, что они хотят сказать. Они налили желающим чая и кофе и удалились. Но даже после их ухода в палате еще несколько секунд висело напряженное молчание.

— Я хочу извиниться, — сказала наконец Джаза. — Можно?

— За что? — спросила я.

— Ну… за… просто… что я не… То есть я тебе поверила, но…

Она собралась с мыслями и начала все сначала:

— В ночь того убийства, когда ты сказала, что видела мужчину, а я его не видела. Я поначалу решила, что ты это выдумала, даже когда появились полицейские. То есть ты выступила свидетелем — а потом он на тебя напал. Прости меня… Я больше никогда… прости.

В первую секунду я едва удержалась — чуть не выложила им все от начала до конца. Нет, нельзя. Мистер Торп прав. Нельзя, никогда, ни за что.

— Да ладно, — сказала я. — Я бы на твоем месте подумала о себе то же самое.

— А уроки по-прежнему отменены, — сообщил Джером. — Но пока не разогнали всех репортеров, мы сидели по своим норкам. Просто цирк. Последний выход Потрошителя произошел именно в Вексфорде…

— Шарлотта, — вдруг вырвалось у меня. — Я про нее забыла. Как она там?

— Нормально, — сказал Джером. — Обошлось парой швов.

— А она делает вид, что пострадала не меньше тебя, — с отвращением произнесла Джаза.

Шарлотту несколько раз ударил по голове невидимка. Я все готова была ей простить.

— А ты стала знаменитостью, — поведал Джером. — Когда ты вернешься…

Он осекся, подметив выражение моего лица.

— Значит, ты не вернешься? — спросил он. — Тебя забирают из школы, да?

— Бристоль как, ничего? — спросила я у обоих.

Джером облегченно выдохнул.

— Все лучше, чем Луизиана, — сказал он. — Я-то думал, ты произнесешь именно это слово. До Бристоля хоть поезда ходят.