Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Когда мертвые оживут - Лондон Мэтт - Страница 26


26
Изменить размер шрифта:

Всех этих кошмаров, которые показывают в кино, у нас, слава богу, не было: никто никого не кусал, ничего не ломал. Но когда вам не выплачивают страховку, это тоже достаточно скверно. Дженкинс застраховал свою жизнь, и вдова получила бы деньги, если бы он не вздумал воскреснуть. А так компания отказалась платить: Сэм Дженкинс не соответствовал ее определению умершего.

Мама Элис получила огромный счет из больницы: ведь дочь официально признали покойницей и ее долгое пребывание в больнице страховка не покрывала.

Потом случилась неприятность номер два: обвал цен на недвижимость. Вдова Сэма Дженкинса не могла платить за дом, купленный в рассрочку, и попыталась его продать. Но никто не желал покупать дом, на газоне которого прописался мертвец. Вдова пыталась представить дело так, будто это очень выгодно: стоит, дескать, день и ночь, воров отпугивает. Номер не прошел, покупать все равно никто не хотел.

Неприятность номер три: все сделались ужасно набожными и устремились в церковь. Но — и это неприятность номер четыре — довольно быстро поняли, что нет смысла молиться о допущении к райским кущам, если вместо этого все равно будешь болтаться в городском парке, и церкви вновь опустели.

Неприятность номер пять: не стало работы. Бизнес успешнее развивается в тех местах, где покойники мирно лежат в земле.

И тогда умирать начал сам город. Все кто мог поспешили уехать подальше. В конце концов здесь остались только мертвые и те, кто отказался их бросить.

Иногда я забредаю в парк и наблюдаю за ними. Это люди разного возраста, происхождения и привычек, однако, мне кажется, они неплохо себя чувствуют вместе.

В присутствии безмолвствующих покойников становится не по себе, но, когда видишь их всех сразу, это молчание странным образом успокаивает, пустые невыразительные лица кажутся серьезными и строгими.

Однажды я видела, как в парк пришел новенький — только что умерший и воскресший. Клянусь, в глазах остальных мелькнуло понимание и узнавание!

Пять лет назад в нашем городе жило больше трех тысяч человек. Сейчас не наберется и трех сотен. Живые продолжают уезжать, оставляя мертвых на произвол судьбы.

Когда некому одевать и причесывать покойника, он быстро становится ужасно неопрятным. Некоторые превратились в настоящие пугала, и тут появилась Хилари Френтцен. Прежде всего она построила навес, чтобы им было где прятаться от дождя. Затем учредила благотворительный фонд, чтобы собирать для них еду и одежду.

Да, мертвые тоже едят, только очень мало. Каждый день Хилари раздает им по ломтю очерствевшего хлеба, пожертвованного супермаркетом, смотрит, как подопечные откусывают раз или два, а затем крошит недоеденное и разбрасывает по земле для голубей. Птицам хватает — они ведь тоже мертвые, пару лет назад городской совет решил их отравить. Насекомые едят самую малость — парк еще и опрыскали инсектицидом. Потому перед уходом Хилари аккуратно собирает крошки.

Она пыталась кормить покойных овощами, из сил выбивалась, стараясь впихнуть в них полезную брокколи, но это они есть не стали. Зато когда она однажды, эксперимента ради, купила дюжину шоколадных кексов и принесла в парк, мертвые смели все до крошки. Хилари сказала мне, что кормить усопших шоколадными кексами каждый день для нее слишком дорого, но раз в месяц или около того она устраивает им праздник. Даже мертвые осы оживляются от запаха шоколада; кстати, еще и поэтому с шоколадными кексами не стоит слишком усердствовать.

Хилари очень злилась, когда заявлялись туристы, крутили на полную громкость «Триллер» либо орали что-нибудь вроде: «Они хотят не хлеба, они хотят наш мозг!» Но такое случалось все реже и реже, особенно благодаря тому, что власти штата перекрыли дорогу и расставили знаки карантина.

Преступность у нас совсем исчезла. В последний раз один воришка пытался украсть свинец с крыши мертвецкого дома, поскользнулся, упал и свернул шею. Так теперь и гуляет по парку скособочившись, уложив головушку на плечо.

Думаю, мертвые боли не испытывают. Навещая Элис, я всегда спрашивала: «Тебе бывает больно? Ты хоть что-нибудь чувствуешь?»

Но Элис никогда не отвечала.

Однажды я схватила булавку и вогнала глубоко в ее руку.

Элис чуть двинула головой, оторвалась от созерцания пустоты и взглянула на булавку.

— Ты ведь почувствовала? — спросила я. — Тебе больно?

Но Элис опять уставилась в пространство. Когда она поднялась, чтобы идти в парк, булавка по-прежнему торчала из руки. Я выдернула булавку, Элис ничего не заметила.

Кажется, мертвые не стареют. Питаясь кусочком хлеба раз в день и шоколадным кексом раз в месяц, они заметно похудели, но в остальном не изменились.

Я ожидала, что у них будут расти волосы и ногти, — они ведь еще некоторое время растут даже у нормальных, неходячих покойников. Но у этих ничего больше не растет. Оно и к лучшему: ведь сами они о своей внешности не заботятся, а где на них на всех набрать парикмахеров?

Кому в этом смысле повезло, так это Розмари Харольд: из-за химиотерапии она умерла без единого волоска на теле, даже ресниц нет.

Элис — одна из немногих в парке, кто носит нормальную одежду, а не лохмотья. Мать еще покупает ей обновки.

Первые пару лет мать водила Элис в магазин, но дело не обходилось без накладок. Продавцы не любят обслуживать мертвых и не разрешают им примерки. А один охранник — должно быть, насмотрелся «Рассвета мертвецов» — постоянно ходил по пятам и скалился. Но мать упорно водила Элис в магазин. Говорила, только там в дочери просыпается капелька рассудка: она понимает, где находится и зачем пришла. Как и при жизни, Элис сразу направлялась к самой дорогой вещи в магазине!

Но сейчас с этим покончено — магазин закрылся.

Когда-то в городе работали пять церквей, четыре кафе, шесть баров, два автосалона, три банка, две начальные школы и одна средняя, мотель, похоронное бюро и небольшой мясоперерабатывающий завод. Этот последний закрылся после того, как на полке в холодильнике открыла глаза и заморгала отрубленная голова теленка. Сейчас ничего этого нет, большинство домов заброшены.

На улицах полно бродячих котов и собак. За живыми среди них надо присматривать, они, бывает, нервничают.

Моя соседка взяла к себе мертвого пса. Когда я спросила зачем, соседка ответила: «Почему бы и нет? Проблем с ним никаких, он даже не лает».

Пять лет назад мне сказали, что я чудом осталась в живых. А три недели назад добавили, что действие чуда заканчивается. Мои органы отказывают один за другим, и все из-за единственной глупости, совершенной в шестнадцать лет.

Мне говорили, что нужно срочно уезжать из города, пока я еще жива. Зомби появляются только здесь, и если я умру в другом месте, то, по крайней мере, мне обеспечен вечный покой, а не эти дурацкие прогулки в парке.

Я знаю, что все так и есть. Но я знаю и еще кое-что.

С самого детства я лечусь у одного и того же доктора. Сейчас, кстати, он остался единственным в городе. И когда я навещала его в последний раз, он открыл мне маленький секрет.

Помните, я рассказывала: когда все только начиналось, одного умершего вывезли в другой штат, но он и там восстал?

Оказалось, мой доктор сопровождал тело. Он видел, как мертвый открыл глаза, и спросил: «Как оно, быть мертвым? Вы помните хоть что-нибудь?»

И к изумлению доктора, воскресший ответил.

— Он заговорил? — в изумлении спросила я.

— Единственный раз, потом замолчал. Оно и к лучшему. Я сам предпочитаю молчать о том, что от него услышал.

— Почему? Что такого он рассказал?

— Тебе следует знать одно, — ответил мой старый доктор. — После смерти можно попасть в места гораздо хуже, чем наш городской парк.

Сегодня я тоже была в парке. Один из мертвецов сидел на скамейке, Хилари Френтцен расчесывала ему волосы.

И почему мертвые не хотят причесываться сами? Целых пять лет я убеждала себя, что стану исключением: буду разговаривать, одеваться самостоятельно, есть овощи, делать простые вещи вроде элементарного ухода за собой. Но отчего-то со временем эти простые вещи кажутся мне все менее и менее важными.