Дочери Волхова (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 57

Из них только самый младший, Добрила, с молодой женой жил при родителях, а двое других тоже выстроили себе отдельное жилье.

– Ну, ступайте. – Добролюта устало махнула рукой. – А за Судиславичем мы уж присмотрим, душа моя, не сомневайся.

Дивляна не хотела уходить от Вольги, но у нее больше не было сил сопротивляться. Поэтому, когда Велем взял ее за руку и поднял, она без возражений последовала за ним. Рядом со старшим братом она снова ощущала себя во власти рода, а для повторного мятежа чувствовала себя слишком слабой.

И в то же время было стыдно и недостойно выдать горе и слабость перед людьми, которые лишь сегодня в полдень назвали ее своей богиней. Дивляна помнила, что и Яромиле приходилось очень нелегко, но кто, глядя на нее, мог бы об этом догадаться? Впервые в жизни оказавшись на месте земной богини, Дивляна тем не менее отлично знала, как должна себя вести. Поэтому, выходя вслед за Велемом из избы, она смахнула со щек слезы, приняла горделивый вид и даже попыталась улыбнуться.

Снаружи перед избушками толпились словеничи, и народу было как на торгу – не протолкнуться. Впереди всех дожидался Вышеслав с сыновьями и еще кое-кем из родичей. Внутрь он предусмотрительно не заходил и никого из своих, кроме Добролюты, не пускал, хотя его очень занимало, чем же все кончится.

– Ну что? – Он шагнул к Добриле, который вышел первым. – Никого не убили?

– Нет, слава Перыни! Судиславича по голове приложили, без памяти лежит, но мать говорит, что вскорости очнется.

– Ну, слава богам! – согласился Вышеслав, скрывая некоторое разочарование. – А то ведь была бы беда какая – в святом месте, на Перыни…

Но тут из избы показался Велем, ведущий за руку Дивляну, и Вышеслав обернулся к ним. При виде этих двоих народ загудел. В окрестностях Словенска уже носились смутные слухи о похищении, и теперь люди стали понимать, как новоявленная Солнцедева попала на Ильмерь. Повод для кровавого раздора между двумя такими знатными родами неминуемо привлек бы общее внимание, а дела Девы Ильмеры, разумеется, словеничи считали своими собственными заботами. Древние сказания о похищении Солнца и борьбе за него разворачивались у них на глазах, в яви.

В большой избе Хотьши Дивляна тут же залезла на полати и отвернулась к стене. Весь остаток дня она проплакала, и у нее чуть было снова не началась лихорадка, но Хотьшина жена Вояновна, обученная мудрой свекровью, заварила ей сон-травы, которая сразу и успокаивает, и усыпляет, и снимает жар, так что уже в сумерках Дивляна наконец заснула. Велем все это время старался не попадаться сестре на глаза, чтобы не расстраивать еще больше. Первый порыв негодования прошел, он сидел хмурый и неразговорчивый. Вернуть сестру домой было необходимо, но он жалел ее и гневался на Вольгу, который заварил всю эту кашу. В Плескове ему, что ли, невест мало? И надо было ездить в такую даль, дурить голову девке, за которой сваты приехали аж из полянской земли, с края света.

И тут еще она оказывается Девой Ильмерой!

С ума можно рехнуться, если начнешь думать, как все это разгребать! Велем хотел одного: поскорее очутиться вместе с сестрой дома, а там мать с отцом и прочими мудрыми родичами придумают, как теперь быть. Как обращаться с ней, он не знал: то ли утешать, то ли бранить и презирать негодяйку, опозорившую род своим неповиновением и чуть не сделавшую родного отца обманщиком, ославленным на весь свет!

На следующее утро словенская старейшина собралась к избам Вышеславовой связки. Под открытым небом гудел многоголосый говор. Явились отцы семейств, некоторые привели с собой женатых сыновей. Вон Городиша, муж Добролюты, всех четверых своих дубов привел, с неудовольствием отметил Вышеслав при виде этих пятерых, которые и правда возвышались в толпе, будто небольшая дубовая роща.

Всех волновало, что теперь будет с Девой Ильмерой. Не успели словеничи порадоваться ее обретению, как прошел слух, что брат намерен как можно скорее увезти ее назад к родителям!

– Как быть-то, Вышеславе? – кричали со всех сторон. – Неужели отдадим ладожанам нашу деву?

– Не отдадим!

– Не для того она нам богами светлыми дадена, чтоб взять и отдать!

– Вот так не отдать! – передразнил Городиша. – А не за так ты, Медыня, стало быть, отдашь? Почем возьмешь – за две коровы? Или за четыре? Ведь не простая девка как-никак!

– А пусть-ка сама Ладога нам выкуп за нее дает! – нашелся Медыня, один из самых ловких словенских торговцев, чаще всех пускавшийся в опасное путешествие с товаром через Ильмерь и дальше вверх по Ловати. – Так по правде будет!

– Да опомнись! Благословением богов торговать хочешь! – напустились на него соседи. – Ни так не отдадим, ни за выкуп не отдадим! Боги ее к нам привели, она теперь наша!

– Да вы подумайте головами своими! – возражал Городиша. – У тебя, Войнята, на плечах-то что – голова или горшок, криво слепленный? Девка у отца-матери в Ладоге жила. Плесковский Судиславич ее украл. Бывает, случается. Да теперь брат родной их догнал. Девка краденая? Краденая. И коли мы родному брату ее забрать не позволим, выйдет, будто мы краденое нашли и не отдаем! А за такое что по правде полагается? Вышеня, ты все законы и поконы знаешь, объясни-ка, а то тут народ сомневается! Что, Молвята, двенадцать гривен за увод девки платить будем всей волостью или как?

– Да разве мы увели? – возмутился Молвята. – Судиславич увел, пусть Судислав плесковский и платит!

– Коли не мы увели, а у себя держим, то отдать надлежит! Какое же уважение к покону у племени словенского будет, если мы, старейшина ильмерская, хуже татей будем? Только попробуй этих дурней поддержать, Вышеня! – пригрозил Городиша. – Враз и Красеня, и Остряха такой вой поднимут – чурам на небе жарко станет!

– Соберем мы, мужи словенские, посольство в Ладогу! – решил наконец Вышеслав. – Поедем с вами да сами с родичами Огнедевы потолкуем. Может, выкуп им предложим. – При этих словах Медяня досадливо скривился. – Может, обменяем на кого…

– Это на кого же? – подбоченясь, недоверчиво спросил Городиша.

– А у нас, что ли, девок мало?

– У тебя-то и верно, немало. Пока всех пристроишь, ноги стопчешь.

Четверо его сыновей при этих словах дружно грохнули хохотом, и многие засмеялись вместе с ними.

– Особенно когда с лица они… ничего себе! – добавил болван Воротило.

Согласившись с предложением Вышеслава, народ разошелся по своим избам. При Вышеславе остались только брат Доброкрай – второй, Родослав, еще не вернулся из Ладоги, куда уехал провожать полянина Белотура, – и старшие сыновья троих братьев.

– Есть тут замысел один, – негромко начал Вышеслав, убедившись, что за столом в полутемной избе сидят только самые близкие, доверенные люди. – Как нам и Деву Ильмеру у себя оставить, и в иных делах не прогадать…

Чего хочет в этом сложном деле он сам, Вышеслав давно уже понял. И отъезд Домагостевой дочери в Киев, и ее брак с Вольгой для него были одинаково невыгодны, поскольку в любом из этих случаев Ладога приобретала могучего и полезного союзника. И в голове Вышеслава созрел хитроумный замысел, который позволял лишить соперников всех преимуществ и захватить их самому.

– Вольга Судиславич – парень упрямый, – говорил он с намеком, переводя взгляд с одного ближайшего родича на другого. – Он просто так не отступится. Ему бы только на ноги подняться. Ну, пока сама Дева Ильмера не оправится, время у него есть. А как на ноги встанет, то снова за нею кинется. Надо ему чуть-чуть помочь. Родичи же мы. А если что, то и вступимся… Вот ты, сыне, – он посмотрел на старшего сына, – вступишься, если шуря твоего того…

– Что – того?

– Убьют если! Что, что…

– Само собой, – согласился Прибыня. – А как иначе?

– Вот и молодец! – одобрил Вышеслав. – Теперь глядите. Домагостич сестру повезет домой. А Судиславич, допустим, их догонит. И ты, Прибыня, по родству тоже ему помогать будешь. И, скажем, так Перун решит, что Домагостич Судиславича убьет. Тот парень здоровый, а у этого в голове не совсем еще прояснилось. А после того ты, сыне, за шуря отомстишь. И останется нам только Деву Ильмеру под белы руки взять и назад в Перынь отвести.