Дочери Волхова (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 56

– Вы меня как брата принимали, а невесту мою тайком с другим сговорили! – Вольга расправил плечи и стоял, загораживая собой Дивляну и с твердой решимостью глядя на Велема.

– Да как тайком! На весь свет было объявлено. Всем родом, всей Ладогой решали! А ты поперек всех попер, чужую невесту умыкнул! Какая же она твоя? Кто тебе ее обещал?

– Поздно теперь говорить, она моя!

– Коза хромая в Плескове, та твоя! А дочь моего отца – наша! Не дури, Вольга! У меня тридцать человек, все равно не одолеешь! Отдай сестру – отпустим вас всех с миром, Волховом клянусь.

– Не отдам! – яростно отвечал Вольга, сжимая кулаки. Никакого оружия при нем не было, поскольку входить на священную гору с оружием никому не дозволялось. – Она моя! До утра не поймали – теперь не ваша! Ступай восвояси! Я вас от Игволода спас! Кабы я Одда не привел с его дружиной, вы все бы теперь в полоне были!

– От Игволода спас, а сам хуже всякого варяга! От них хоть знаешь чего ждать! Мы тебя в дом пустили, а ты, будто волк, девку украл, все дело нам порушил! Или не знал, что ради всей Ладоги мы ее за Аскольда отдаем!

– Вам паволоки да шеляги нужны, а для меня она… важнее всего! – Вольга не хотел говорить о своей любви с обозленным Велемом. – Поезжай домой, Велько! Она теперь моя!

– Я его жена, я с ним останусь! – кричала Дивляна, прячась за плечо Вольги. – Уходи, Велем! И я теперь Дева Ильмера, вы не можете мне приказывать!

– Мать с отцом разберутся, кто ты теперь! А ну, пошли!

Велем снова ухватил Дивляну за плечо и попытался вытащить из-за Вольги, а тот, одной рукой обняв девушку, другой стал отпихивать соперника. Дивляна опять завизжала.

Тиховея и Девясила молча стояли у двери, не осмеливаясь вмешаться. Томилица заглянула, ахнула и выскочила вон, мелькнув светлой длинной косой.

А те двое уже вовсю дрались, отбросив девушку прочь. В избе было довольно тесно, парни все время натыкались на стол, лавки, лари, печь, роняя утварь и разбрасывая Добролютины горшки, так что недосушенные травы летели во все стороны. Вольга, крепкий и сильный, был в свои лета отличным бойцом, но без оружия все же не мог быть достойным соперником более рослому и тяжелому Велему, который в последние годы почти всегда выходил победителем в схватках на Велесовых и Ладиных великоднях. Уворачиваясь от него, Вольга споткнулся об угол ларя и стал падать. Иной бы при этом сломал себе шею, но Вольга, кое-чему наученный, перекатился, хотя встать не успел. Велем схватил его одной рукой за плечо, а другой за рубаху на боку и изо всей силы швырнул в стену. Ударившись спиной и затылком, Вольга рухнул на пол и остался лежать.

Дивляна все это время непрерывно кричала, но не знала, что делать. Когда Вольга упал и замер, она бросилась вперед и стала колотить брата по голове и по плечам выхваченным из ступки деревянным пестом, которым Добролюта растирала травы и коренья.

Велем одним движением вырвал пест из рук обезумевшей сестры, а та бросилась на колени возле неподвижно лежащего Вольги. Он не шевелился, глаза его были закрыты.

– Что же ты делаешь, чучело! – Обхватив жениха за плечи, она подняла лицо к Велему. – Что ты наделал! Ты его убил, упырь болотный!

– Да не убил я никого! – тяжело дыша, ответил Велем. – Он-то как меня по голове приложил – не пожалел! И ты не пожалела! Глядела, как родного брата обухом по голове, и ничего, кумоха ты трясучая! Последнюю совесть потеряла! Перед чурами не стыдно?

– Я не смотрела! Не видела даже, как тебя… Я не хотела!

– А чего ты хотела? – орал Велем, еще не остывший после драки, а главное, понявший, что в этом деле сестра против него. – Ты же говорила, что попрощаешься и вернешься! Обманула ты меня, а я, дурак, тебе поверил! Думал, украли тебя, силой держат, мучился… Тьфу! Давай собирайся! Домой поедем!

– Не поеду я с тобой! Я с ним останусь! Я буду его женой и за другого не пойду! Уходи, иди домой и всем скажи: я с Вольгой, а вы как хотите! И им всем скажи – у меня муж есть и ни в какой Киев я не поеду!

– Сама за себя все решила? Отцу вот скажешь, за кого ты пойдешь, а за кого нет! Да была бы у тебя голова на плечах, не кричала бы на весь свет, что и сама ума лишилась, и род опозорила! Тебя с киевским князем обручили, сваты подарки несут, а невесты нет! Хоть бы подумала, какую гадость всей Ладоге сделала, и отцу первому! Прямо не девка, а лихоимка-весенница! Видно, тебя в колыбели еще подменили, а мы и проморгали! Одевайся! – буркнул Велем, устав кричать и устыдившись своей несдержанности.

Ему было больно и обидно, что сестра, которую он всегда любил и жалел, пошла на обман и воспользовалась его жалостью. Он еще не знал, что бывает такая любовь, при которой все другие чувства и привязанности не значат ничего.

– Одевайся! – прикрикнул он, видя, что Дивляна все так же сидит на полу, прижавшись щекой к Вольгиным кудрям. – Или в шкуру заверну и так повезу! Дева Ильмера, вот блин горелый!

– Я все равно за другого не пойду, пусть хоть убьют меня! – твердила Дивляна, торопливо целуя Вольгу, у которого на лбу и бровях красовалось несколько кровоподтеков, и расправляя пальцами спутанные пряди. – Его одного всю жизнь любить буду.

Убежавшие еще в начале драки Девясила и Тиховея наконец вернулись, ведя за собой не только Добролюту, но и четырех ее сыновей, – разнимать добрых молодцев, если понадобится. Но потасовка к приходу старшей жрицы уже кончилась, и осталось лишь поднять Вольгу с пола и уложить на ту самую лавку, которую раньше занимала Дивляна. Он был в забытье после сильного удара головой.

– Что это вы тут затеяли! – поскольку Вольга ее не мог слышать, Добролюта обращалась к одному Велему. Уперев руки в бока, с рогатым убором на голове, она выглядела торжественно и грозно, словно разгневанная богиня Макошь. – В святом месте, перед ликами богинь, да в великдень драку затеяли! Или ты, молодец, вежеству не учен?

– Прости, мать! – Велем поклонился жрице. – И вы, матушки, простите! Я святое место не обидел, крови не пролил ни капли. А что до этого, то и боги, и чуры видят: я в праве сестру мою из чужих рук вырвать и домой воротить. И вы, матери, в наше дело лучше не встревайте.

– Да кто же тебе запретит сестру к отцу-матери забрать? – Добролюта вздохнула. – Пока из рода не отпущена, ваша власть над нею. Только ведь теперь не о простой девице речь.

– Она и раньше простой не была. Вот ведь каких дочерей моя мать родила! – со смешанным чувством досады и гордости воскликнул Велем. – Одна – Дева Альдога, вторая – Дева Ильмера! А у нас ведь еще Велеська есть! Из нее-то, младшей, третьей, что вырастет – и подумать боюсь!

– Да, наградили вас боги! И все же лучше бы тебе Деву Ильмеру от нас не забирать. Мы ее не обидим, жить будет в чести и довольстве, и убережем, если что.

– Прости, мать, но я уж видел, как ее тут уберегают – обменыш этот руки распускает, как хочет, и никто, пока я не пришел, ему ручонки не укоротил! – Велем с негодованием глянул на лежащего Вольгу, возле которого сидела плачущая Дивляна. – Так что дома, в своем роду, оно надежнее будет. При ней пожитки были какие-нибудь?

– Было кое-что. – Добролюта кивнула на ларь, где была сложена сряда Тепляны.

– Пусть ей собраться помогут, сейчас поедем.

– Да куда вам ехать сейчас, сокол ты мой ясный! И вечер не за горами, и нельзя ее сейчас везти. Сестра твоя только вчера чуть к дедам не отправилась, нездорова она! Ты как хочешь, но больной я ее в дорогу не отпущу, будь ты ей хоть брат, хоть кто! Поправится – поезжайте. А пока обожди.

– Ну ладно. – Велем не стал спорить. – Только чтобы она с этим селезнем в одной избе не сидела.

– Но куда ж его нести? Он денька через три-четыре только вставать сможет.

– Тогда укажи, где нам пристать покуда.

– К нам можно, – подал голос старший из Добролютиных сыновей, Хотьша. – У нас просторно. Изба новая, большая.

– А дружину мою куда?

– Братья по домам разберут. – Хотьша посмотрел на троих младших, и те закивали.