Дочери Волхова (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 37

– Чудные вести ты принес нам. – Милорада улыбнулась. – Мы добрым людям всегда рады. Будь гостем, Белотур Гудимович, и да пошлют тебе матери земли нашей исполнение всех добрых чаяний твоих.

Гостиные дворы снова заполнились народом. У Домагостя поместился сам Белотур с ближней дружиной, а Родослав пристроился у деда Путени. Ладога, еще не опомнившаяся после событий весны, опять забурлила, и люди, едва принявшиеся за обычные дела, потянулись поглядеть на приезжих.

Большинству ладожан поляне, приехавшие из такой дали, о которой только в кощунах и услышишь, казались какими-то весьма необычными людьми, чуть ли не гостями с Того Света. Иные были одеты в войлочные либо суконные свиты с необычайно широким, расставленным с помощью клиньев подолом, и почти все носили узкие кожаные пояса, усаженные множеством узорных серебряных бляшек. У поясов было по три хвоста – один застегивался, а еще два свисали просто так – для красоты и богатства. Платье это, говорили, козарского образца. Оно и видно – у словен так не шьют.

Иные беспокоились и спрашивали в стариков, не будет ли какой опасности от общения с этими людьми и не в родстве ли они с навями.

– А то нет разве? – отвечал Святобор. – Волхов-батюшка из Ильмеря течет на полуночь, а на полудень из Ильмеря вытекает Ловать-река. А за истоками ее белый свет, считай, кончается. Там уж иные реки текут, закрайные.

– У нас-то им чего делать? – опасливо удивлялись люди, для которых варяжские гости, люди другого языка, все же были гораздо привычнее и ближе, чем словене со среднего Днепра.

– Да кикимора их знает!

Иные старики вспоминали и Ульва, одного из ближайших соратников Люта Кровавого, за неукротимую ярость в бою прозванного Зверем. Он носил волчью шкуру с зубастой мордой на плече и во время сражения умел призвать в себя волчий дух, благодаря чему на драку выходил не в кольчуге, как люди, а полуголый, прикрытый лишь той же волчьей шкурой. Его тут уважали и боялись, но, когда он лет тридцать назад уехал искать Греческое море и сгинул, никто о нем не печалился. А он, оказывается, и на Том Свете устроился еще лучше, чем на этом! Нашел-таки себе местечко, узнав о том, что его соратника Люта в Ладоге уже нет и возвращаться ему некуда. Да и зачем ему в Ладогу, если в полянской земле он сам в князья сесть ухитрился! Не все, выходит, врут басни, когда рассказывают, как удалой молодец женится на княжьей дочери и получает наследство ее отца.

– Да порешил он там всех этих князей полянских! – говорил дед Путеня. – Иначе кто б ему отдал эту княжью дочь! Бабка! – окликнул он свою старуху. – Не помнишь Улеба Зверя? Вот красавец-то был – отворотясь не наглядишься, без дрожи не вспомянешь! Рожа вся кривая, под шрамами ни бровей, ни носа не видать. То-то все княжьи дочери по нему обмирали, как бы не так!

Ладожанам тоже было что рассказать. Поляне жадно слушали о недавних событиях, о нынешнем состоянии дел в торговле. Многое Белотур уже знал от ильмерцев и прочих приволховских жителей, мимо которых проезжал по пути сюда, но все же именно здесь, в Ладоге, начинался прямой путь к варягам.

А об этом пути Белотур и прочие поляне расспрашивали вовсе не из пустого любопытства. По их словам, в последние десятилетия, когда прекратились дальние походы именитых и могучих варяжских вождей – вроде того же Ульва Зверя, – поляне почти не вели торговли, разве что обменивались по мелочи с окрестными племенами то железом, то зерном – смотря кому чего в иной год не хватало. Пути на Восток были перерезаны племенами кочевников-угров. И всего лишь в прошлом году Козарский каганат наконец изгнал угров и взял полян под свое покровительство. Обязанные небольшой данью, поляне получили важные преимущества: возможность вновь торговать с Востоком, обменивать словенские меха и меды на серебро, бронзу, всякое узорочье20, дорогие ткани, красивую посуду, хорошее оружие, вино, соль и прочее.

– Меха, конечно, у нас свои тоже есть – бор великий прямо к горам Киевским приступает, и зверья в нем всякого в изобилии водится, – рассказывал Белотур. – Да только о славных волховских мехах у нас до сих пор сказания ходят. Вот и подумал брат мой князь Аскольд с дружиной своей: кабы заключить нам докончание с кривичами, словенами, а то и чудью везти меха с Ильмеря и Волхова в греческие земли.

Старейшин не требовалось убеждать в нужности и выгодности такого союза. В бескрайних лесах и чудины, и сами словене могли бы добывать меха в немыслимых количествах – так и было в то время, когда действовал «путь серебра» и в обмен на своих бобров и куниц они могли получать восточные шеляги. С исчезновением серебра необходимость в добыче мехов значительно снизилась. А ведь из греческих земель можно получать не только серебро, но и золото!

Разговоры о товарах и торговых путях продолжались чуть ли не до утра. Уже Яромила и Дивляна, которым надоело слушать про условия постоя купцов в Цареграде, отправились спать, потом пришла и Милорада, а Домагость с Доброней и Велемом явились только под утро, хмельные не столько от привезенного Белотуром вина, сколько от радужных мечтаний.

– Ох вы, девки, мои девушки! – пел он дочерям, которые спустились на шум из повалуши, чтобы помочь ему лечь. – Было много вас насеяно, да и много уродилося… Лелюшки вы мои! Лебедушки белые! Теперь не так заживем, как раньше жили! Так заживем, как деды наши не видели. «Глазков» в три ряда вам повесим! Аксамитов и ал… алтала… талабасов накупим! На серебряных блюдах есть будем, из золоченых чарок пить!

Не так чтобы они прямо сразу поверили, но переглядывались с удовольствием. Особенно радовалась Дивляна: узнав обо всем этом, плесковский князь Судила будет просто счастлив взять в род невестку, которая принесет ему такие полезные и выгодные связи!

Вольга не первый день собирался ехать домой, чтобы объявить отцу о том, что нашел невесту и что нужно готовить к осени сватов. Милорада намекала ему, что, дескать, мы гостей не гоним, но как бы Судислав плесковский не решил, что у него украли парня. Даже Велем, вообще к Вольге относившийся хорошо и довольный, что у него будет такой удалой свояк, смеялся порой, не хочет ли Вольга податься к ним в примаки21. На самом деле Домагость, видевший, что его средняя дочь неразлучна с Вольгой, опасался, как бы ему не отковали внука раньше, чем появится зять. И хотя это дело вполне житейское, все же его чести оно на пользу не пойдет. Вольга и сам все это понимал и хотел поскорее отправиться за сватами, но не хватало сил расстаться с Дивляной. Теперь, с приездом полян, плесковский княжич уведиле в этом предлог еще немного задержаться, чтобы потом рассказать отцу, чем закончились переговоры и какие докончания были утверждены.

На следующий день старейшины снова собрались в гостином дворе. За остаток ночи и утро они обдумали речи посла и теперь приступили к Белотуру с деловыми предложениями. Смущал их только вопрос о том, действительно ли можно добраться до Цареграда, не потеряв товар. Но поляне заверяли, что покровительство козар, которые, само собой, будут иметь с этого и свою выгоду, сделает дорогу вполне безопасной.

– А уж чтобы греки с нами торговать хотели – это от нас самих зависит, – говорил Белотур. – Помнят там еще князя Улеба, не забыли как дрожали, когда его лодьи все море собою покрывали, как дань платили, лишь бы Царьград от разорения уберечь. Будете вы, волховские словене, с нами заедино, пойдут и иные племена – никто нашей силе противиться не сможет.

– А что он за человек, князь Аскольд? – расспрашивали старейшины.

– Годами мы с ним ровесники, он меня помоложе на пару лет, – обстоятельно отвечал Белотур. Подмигнув Яромиле и Дивляне, он продолжал: – У князюшки кудри качаются, будто скатен жемчуг рассыпается, у князя глаза да ясна сокола, а брови у него да черны бобры.

Девушки засмеялись, представив себе красавца князя из далеких земель, а Вольга нахмурился.