Сиятельный - Корнев Павел Николаевич - Страница 15

Дочь главного инспектора только рассмеялась.

– Пустое! – заявила она, накрутив на палец рыжеватый локон. – Мне даже лестно было ощутить себя героиней светских сплетен. Да и папенька так забавно гневался…

Забавно? Вот уж не думаю.

Я кисло улыбнулся:

– Рад, что все разрешилось.

– Уверена, завтра все и думать забудут об этом недоразумении, – легкомысленно заметила девушка и полюбопытствовала: – Виконт, вы и вправду знакомы с Альбертом Брандтом? Его называют самым загадочным поэтом современности! Как вы познакомились?

– Дело было в… – Я запнулся, не сумел отвести взгляд от завораживающих девичьих глаз и неожиданно для себя самого ответил чистую правду: – В Афинах, если память мне не изменяет…

– В Афинах?

Давление в висках сделалось невыносимым, и я подтвердил:

– Да, – но сразу нашел в себе силы поправиться: – Или в Ангоре, точно не помню. Альберт попал в сложное положение, и я оказал ему небольшую услугу. С тех пор мы общаемся.

– Как интересно! – охнула дочь главного инспектора. – Вы много путешествовали?

Вместо ответа я предложил:

– Елизавета-Мария, позвольте рассказать вам об этом за танцем? Полагаю, теперь это не вызовет ненужных кривотолков… – И обмер от собственной смелости в ожидании ответа.

– Разумеется, виконт!

Мы присоединились к кружащимся в вальсе парам, я начал вести девушку и сразу понял, что танцует Елизавета-Мария несравненно лучше меня и дабы окончательно не ударить в грязь лицом, следует отвлечь партнершу разговором.

И не наступить на ногу. Только бы не наступить ей на ногу…

– Мама умерла, когда мне было пять, – сообщил я девушке, – отца это просто подкосило.

– Мне очень жаль…

– Не припомню, чтобы мы с тех пор задерживались где-нибудь дольше, чем на полгода.

– Наверное, объехали всю империю?

– Нет, не всю, – рассмеялся я, смехом маскируя нервозность. – Но повидать довелось немало.

– И где понравилось больше всего?

Я ответил без колебаний:

– Новый Вавилон – сердце империи.

Соображениями, что он же – и разъедающая империю язва, делиться не стал.

– А ваш друг Альберт? – поинтересовалась Елизавета-Мария. – Он и в самом деле такой странный, как о нем говорят?

– Не более странный, чем остальная богема, – ответил я с видом многозначительным и даже загадочным. – Читали о дирижере, который наложил на себя руки из-за потерянной палочки?

– Да, просто ужас!

В этот момент музыка смолкла, и мне пришлось отступить от девушки.

– Приятно было познакомиться, виконт, – улыбнулась на прощание Елизавета-Мария и легкой танцующей походкой зашагала прочь.

Взгляд удивительных глаз прекратил дурманить сознание, и я выдавил из себя:

– Мне тоже. Мне тоже…

Во рту пересохло, нестерпимо захотелось промочить горло, но прежде чем успел дойти до фуршетных столов, меня перехватил Роберт Уайт.

– Ты подумал над моим предложением? – спросил начальник.

– Нет.

– Еще не подумал?

– Нет, инспектор, – покачал я головой и надел темные очки. – Я не буду этого делать.

– Как скажешь, – неожиданно покладисто пожал плечами Роберт Уайт и пытаться переубедить меня не стал. – Но давай поговорим завтра на свежую голову. Пообещай, что подумаешь об этом.

– Подумаю, – пообещал я.

– На службу не выходи, сам тебя навещу, – предупредил инспектор, отсалютовал бокалом и отправился восвояси.

Проклятье! Последняя ремарка угодила прямиком в мою ахиллесову пяту. Если инспектор не передумает насчет отстранения от службы, аванса мне не видать как собственных ушей. А ведь он точно не передумает…

Я вновь беззвучно выругался, и тут кто-то взял меня под локоть.

– Леопольд, с тобой все в порядке? – спросила Елизавета-Мария, моя Елизавета-Мария.

– Да.

– Ты дышишь, словно загнанная лошадь.

– Здесь душно, – сказал я, рассеянно оглядываясь по сторонам. – Давай выйдем на свежий воздух.

Девушка после танцев нисколько не запыхалась, даже синяя жилка на шее не стала биться чаще, а вот мне было откровенно нехорошо. Сердце постукивало как-то очень уж неровно.

– Решил улизнуть с этого праздника жизни?

– Неплохая идея, не находишь?

– Если ты уже закончил…

– Да, можно уходить.

Мы направились на выход, но в дверях нас вновь перехватил главный инспектор.

– Сиятельная, – улыбнулся жуткий старик, – позвольте на пару слов вашего кавалера…

Мы с Фридрихом фон Нальцем отошли к распахнутому окну, и там главный инспектор какое-то время молча смотрел на россыпь освещавших вечер электрических фонарей.

– Я впечатлен, виконт, – произнес он какое-то время спустя. – Вы крайне изворотливый молодой человек.

– Благодарю…

– Но! – неожиданно резко обернулся главный инспектор, и меня будто кипятком с головы до ног обдало. – Впредь держитесь от моей дочери подальше! Зарубите это себе на носу!

– В подобном предупреждении нет никакой необходимости, – уверил я собеседника, с трудом удержавшись, чтобы не сделать шаг назад.

– Вот и замечательно… – отстраненно промолвил старик. Глаза его постепенно потускнели, он несколько раз кивнул, словно соглашаясь с собственными мыслями, и вернулся в бальную залу.

Я проводил его пристальным взглядом, затем протянул руку приблизившейся Елизавете-Марии и вместе с ней отправился на выход.

– Чего он от тебя хотел? – поинтересовалась девушка, когда мы вышли на улицу.

– Если не вдаваться в подробности, – усмехнулся я, – главный инспектор сообщил, что мне с тобой повезло.

– С этим не поспоришь! – рассмеялась Елизавета-Мария искренне и заливисто.

Я вытер выступившую на лбу испарину и повел девушку по залитому электрическим светом тротуару, на ходу высматривая дожидавшегося нас извозчика. Вместе с сумерками нахлынула и неуютная прохлада, и Елизавета-Мария зябко куталась в невесомую накидку.

– Задержишься у меня на пару дней? – спросил я, подсаживая девушку в коляску.

Вопрос развеселил девушку, и она вновь рассмеялась:

– Разумеется, дорогой. Я вся в твоем распоряжении.

– Вот и замечательно.

Я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Будущее по-прежнему напрягало своей неопределенностью, и хоть теперь уже не приходилось опасаться гнева главного инспектора, угроза лишиться души пугала ничуть не меньше.

Механисты могут сколько угодно распинаться о всеблагом электричестве и протирать штаны в библиотеках, пытаясь обрести некое сакральное знание, но я не был столь наивен. Преисподняя существует, в этом сомневаться не приходилось, и мне вовсе не хотелось стать одним из ее обитателей. Пока же все к этому и шло.

И потеря жалованья на этом фоне уже как-то даже не расстраивала.

Некоторые вещи за деньги не купишь.

Домой добрались, когда на город уже накатила ночь. Среди домов она казалась глухой и непроглядно-черной, но с холма хорошо было видно, сколь неоднородны на деле ее владения. Часть Нового Вавилона и вправду капитулировала без боя и погрузилась во мрак до самого утра, но другие районы желтели неровным светом газовых фонарей, а над центром серебрились отсветы электрических ламп. И везде, на всех высотках мигали точки навигационных огней.

– Потрясающее место, – сказала Елизавета-Мария, опершись на мою руку и выбираясь из коляски. – Отсюда хорошо видна мимолетность бытия.

Я ничего на это замечание не ответил и завел девушку в дом. Там перепоручил гостью встретившему нас дворецкому, сам поднялся в спальню и с облегчением развязал шейный платок.

Вот и кончился этот безумный день. Вот и кончился…

Аккуратно сложив пиджак, жилетку и брюки, я убрал их в пакет и поставил у двери, чтобы прямо с утра отнести портному. Затем избавился от сорочки и, встав напротив ростового зеркала, скептически оглядел свое отражение.

Первое, что бросалось в глаза, – худой. Худой и долговязый, словно оглобля.

Пересчитать ребра совершенно не представляло проблемы.