Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Сиятельный - Корнев Павел Николаевич - Страница 10


10
Изменить размер шрифта:

– Ничего!

– Что за дьявольщина? – изумился Рамон. – Инспектор, что происходит?!

Уайт ухватил констебля под руку и потянул того к лестнице.

– Рамон! – наставительно произнес он. – У тебя проблемы со слухом? Разве ты не слышал меня? Ничего не происходило и не происходит! Ничего! Тебя здесь вообще не было, Рамон. Оставь это мне.

– Как же так?.. – Констебль попытался было обернуться к застреленному иудею, но инспектор удержал его на месте и вновь подтолкнул на выход.

– Я сам обо всем позабочусь, – объявил он. – Идите! И пришлите сюда Джимми!

И мы пошли. Молча поднялись из подвала, поплутали в безмолвии пустых комнат, и только в глухом мраке заднего двора констебль решился выразить терзавшие его сомнения.

– Инспектор решил обчистить банк? – напрямую спросил он.

– Нет, – со смешком отверг я это предположение, но поскольку сослуживец явно ожидал чего-то более конкретного, отделался полуправдой: – Понимаешь, Рамон, возникли определенного рода сложности, и патрон принял их… так скажем, слишком близко к сердцу.

– Да ну? – с неприкрытым подозрением уставился на меня крепыш, заподозрив обман.

– Именно так, – подтвердил я. – До хранилища грабители добраться не успели, не переживай.

– Да мне-то что? Инспектору видней, – передернул Рамон плечами и отправился на поиски Джимми.

Я кивнул и двинулся следом.

Тебе – ничего, и мне – ничего.

Наше дело маленькое, пусть у начальства голова болит.

О, как наивен я был…

4

В обратный путь мы с Рамоном отправились своим ходом. Констебль оставил лупару в служебном экипаже и шагал налегке, но шагал с такой мрачной сосредоточенностью, словно волок на себе тяжкий груз. Не приходилось сомневаться, что его мучили сомнения по поводу обоснованности приказа инспектора, но обсуждать – и осуждать! – распоряжения начальства крепыш не собирался.

Я – тоже.

Если Рамона душили сомнения от недостатка информации, то мне, напротив, было известно слишком много. А то, что во многих знаниях – многие горести, умные люди подметили уже давно.

Мне было ничуть не менее тошно, поэтому и шли мы молча.

Сразу после Дюрер-плац констебль свернул налево и потопал под горку к Маленькой Каталонии; я двинулся в противоположном направлении и по обвивавшей склон холма дороге начал подниматься на Кальварию. Плотная городская застройка вскоре осталась позади, и вдоль дороги потянулись высоченные заборы, за которыми скрывались от нескромных взглядов особняки вышедших в отставку армейских офицеров, дипломатов и министерских чиновников.

Город давно окружил Кальварию со всех сторон, но вверх отчего-то никак не забирался, если не считать возведенной на самой вершине за несколько лет до свержения падших ажурной железной башни в двести два метра высотой. В ночное время та светилась сигнальными огнями, а молнии зачастую били в нее не только в грозу, но даже с ясного неба.

Когда Гюстав Эйфель увидел это ржавое чудовище, то загорелся идеей превзойти его и неведомо каким чудом не только получил монаршее одобрение, но и продавил проект в городском совете Парижа. Впрочем, надо отдать должное его таланту архитектора – новая трехсотметровая башня, судя по открыткам, смотрелась куда элегантней своего прообраза.

Склоны холма взялись застраивать только четверть века назад, тогда один из участков и достался моему деду. Не графу Ко?сице, который за всю свою жизнь и палец о палец не ударил, а полковнику императорской армии в отставке Петру Орсо, деду со стороны отца.

Наш участок располагался на отшибе; с двух сторон он обрывался крутым склоном, с третьей шелестела листьями небольшая рощица. Уж не знаю, намеренно дед выбрал столь уединенное место или нет, но соседи нам обыкновенно не докучали. Никто не докучал, если начистоту; даже налоговые инспекторы обходили стороной.

По крайней мере, последние шестнадцать лет…

Когда впереди зашумел быстрый ручей, я свернул на обочину к сложенной из камней пирамидке и взял из нее верхний булыжник. После этого поднялся на крутой мостик, а стоило только раздаться внизу негромкому рычанию, со всего маху швырнул тяжеленный камень в мерцавшие недобрым светом глаза.

Рык немедленно стих, огоньки погасли.

Понятия не имею, что за тварь обитала внизу, но подобного обращения она не выносила.

По уму, стоило решить этот вопрос раз и навсегда, только вот жившие в округе отставники давно растеряли былое влияние, и в муниципалитете все их жалобы обычно пропускали мимо ушей. Никто из клерков не горел желанием самолично гоняться в ночи за неизвестной тварью, и даже те из местных обитателей, кто любил прихвастнуть своими африканскими сафари, ограничивались лишь обещаниями расчехлить ружья. Все верно: еще неизвестно, кто за кем будет охотиться.

К тому же неведомая тварь никому беспокойства не доставляла, по крайней мере, именно к такому мнению склонялся казначей общины после ознакомления с расценками профессиональных истребителей домашних крыс, бездомных собак и прочих урбанистических тварей.

За мостом дорога начала понемногу закручиваться к вершине холма, и уже через пару поворотов показался каменный забор, над которым чернели голые ветви деревьев.

Мне – туда.

Масляный фонарь у калитки, как обычно, не горел, но и так на воротах был отчетливо различим черный квадрат с диагональным алым крестом – карантинный знак аггельской чумы, выцветший и облупившийся.

Не став дергать шнурок звонка, я сдвинул с замочной скважины железную накладку и собственным ключом отпер замок. Распахнул калитку, под скрип ржавых петель захлопнул ее за собой и направился к темневшей в ночи громаде трехэтажного особняка напрямик через мертвый сад.

Вздымались к небу сухие деревья, тянулись в стороны скрюченные ветки с черными листьями, торчала из земли серыми ломкими копьями засохшая трава.

Особняк казался столь же мертвым, как и сад. Не светились окна, из труб не шел дым, не было слышно ни единого звука. Когда мне было пять лет, одной недоброй ночью сюда пришла смерть – все умерли, выжили только я и отец. Хотя насчет отца полной уверенности не было; в нем что-то надломилось и перегорело. Он больше не мог подолгу оставаться на одном месте, нигде не задерживался, не позволял себе обрасти вещами и привязанностями. Он, будто акула, пребывал в вечном движении, равняя между собой понятия «неподвижность» и «смерть».

И когда сегодня инспектор спросил, на кой черт мне понадобилось поступать на службу в полицию, я был откровенен с ним не до конца. Нет, счета и в самом деле требовали оплаты, но истинной причиной стало стремление отыскать тех, кто проклял это место и всех его обитателей. И сделал это столь изощренно, что проклятие продолжало убивать на протяжении вот уже шестнадцати лет.

Проклятие…

Я вздохнул и запрокинул голову к небу, на котором безучастными стекляшками светились тусклые крапинки звезды. Проклятие привычно укололо затылок неуютным холодком, сдавило сердце, пробежалось по спине, но – впустую, не причинив никакого вреда.

Почему? Не знаю. Сколько ни ломал над этим голову, так и не разобрался. И выяснить, кто навлек на наш дом эту беду, тоже не удалось; не помог даже доступ к полицейскому архиву, который я получил со званием детектива-констебля. Просто не оказалось в протоколах расследования никаких зацепок; да и следствия как такового не велось.

Аггельская чума – и дело с концом.

И я отступил; у меня не было лишнего времени ворошить прошлое. Я просто дожидался совершеннолетия, успокаивая себя тем, что семейные деньги позволят забросить службу и посвятить себя поиску истины.

Но не знаю, уже не знаю…

Передернув плечами, я поднялся на крыльцо и распахнул незапертую дверь. Кинул котелок на полку в прихожей, и тут в темном коридоре мелькнул огонек керосиновой лампы.

– Все в порядке, виконт? – поинтересовался худощавый мужчина средних лет в старомодном сюртуке.

– В полном, Теодор, – усмехнулся я. – Лучше не бывает.