Страна А., или Автостопом по Афганистану (СИ) - Кротов Антон Викторович - Страница 13

— Ченд афгани? ченд? ченд?

Я отвечал туманно, сравнив короля на монетах и Мавроди на билетах: всё это, мол, деятели прошлого, и стоимость обоих стремится к нулю. Но слово «сефр» (ноль) я не стал произносить, чтобы не уронить достоинство короля, да и Мавроди заодно. Нумизматы хотели узнать именно цифровое значение мавродика, но так и не узнали его. Отдаляясь от них, я, как вчера Книжник, повторял магическое слово: «old». Так что не удивляйтесь, если к вам на улицах афганского города подойдёт афганец, и, тыча в нос билет МММ, будет выпытывать:

— Ченд афгани? ченд? ченд?

В условленное время — 10:00 — друзья наши не появились. Если их нет, возможно, они не поехали в Мазар, а направились прямиком в Кабул? — Так размышляя, мы передали двум русскоговорящим сотрудникам почтамта мои визитки с записками для мудрецов и направились на выезд из города. Было 10:30 утра.

Идти пешком нам не пришлось: русскоговорящий таксист, проживший десять лет в Иваново, довёз нас до конца города. Недавно он вернулся на свою родину, но она не впечатлила его, и он жил ожиданием возможности опять сделать визу и вернуться в Россию. Там, в Иваново, много лет жил и брат его, уже со своей русской женой и детьми. Да, многие афганцы здесь знают русский язык, учились или работали в России, а некоторые и насовсем перебрались к нам.

На выезде из города нас подобрал религиозный фанат, водитель грузовика.

— Вы мусульмане? — первым делом поинтересовался он.

— Я мусульманин, а мой друг христианин, — отвечал я.

— Из какой вы страны?

— Из России.

— В России веры нет! — уверенно произнёс водитель. — Руссия дин надори!

Неизвестно, удалось бы мне разубедить водителя или нет, — но его надолго задержали на первом же посту ГАИ. Минут двадцать мы подождали, не разрешится ли проблема, а потом вытащили рюкзаки и покинули религиозную машину.

Наш путь лежал обратно, по той дороге, по которой мы ехали позавчера — обратно, через расщелину в горах, где продают «гнёзда» с фигами, через пустыню, через поля, — на развилку, где течёт река и находится город Пули-Хумри.

Не доезжая моста, реки и города, мы расстались с Сергеем Книжником, а произошло это следующим образом. Мы ехали вдвоём в грузовике; Книжник в кабине, а я снаружи, чтобы лучше наблюдать местную жизнь и фотографировать, если нужно. Пустыня кончилась, начались поля, огороды, крестьянские дома, домищи в три этажа из глины, окружённые заборами, а за заборами — это я видел свысока, сидя на крыше кабины — находились дети, куры, коровы и женщины без чадры, в красивых платьях, бусах и украшениях.

И опять поля, каналы, зелень кругом… Дети, видя меня на кузове, радостно машут вслед; встречные пассажиры ослов, работники полей, замечая меня, машут руками, и я тоже машу и улыбаюсь. Старый крестьянин, собравший урожай баклажанов, неожиданно видит меня, проплывающего над ним, и с улыбкой показывает и приглашает меня присоединиться — вероятно, к употреблению продукции полей. Опять дома, плантации помидоров, крестьяне с лопатами, подростки с вилами, дети… И так мне понравился этот сельский уголок, что я решил остаться здесь, если не навсегда, то хотя бы на эту ночь, в какой-нибудь крестьянской семье в долине близ города Пули-Хумри.

Как только грузовик остановился на въездном блокпосту, я спустился в кабину и сообщил Книжнику о своих намерениях. Сказал, что в субботу утром буду в Кабуле на Главпочтамте в 10.00 по афганскому времени. Взял рюкзак и пошёл назад, не обращая внимания на удивлённые взгляды простых афганцев и полицейских.

Вечер.

Тишина и покой!

Я иду по дороге на запад. Уже отклонил два приглашения на вписку — меня приглашали ремесленники и хозяева автозаправки на окраине города. Но почему-то мне было интересно попасть именно в настоящую сельскую местность, ибо на окраинах городов мы уже ночевали три ночи подряд.

Жалко, что солнце садится слишком быстро: труженики села уже ушли с полей в свои огромные дома к своим семьям. Но ничего! У меня полная свобода. Интересно, какие приключения меня ожидают на афганской земле?

Следы города закончились.

Тишина.

Вдруг мимо меня в сторону заходящего солнца проехала гора людей на колёсах. Увидев меня, остановилась. Под людьми оказалась легковушка, настолько облепленная пассажирами, что её почти не было видно.

Помощник водителя, он же кассир, спрыгнул с машины и за рюкзак потащил меня к машине.

— Нет, спасибо, я пешком, — пытался отказываться я.

— Матар, матар! — приговаривал помощник, — машина, машина! Пешком нет, нет!..

Пассажиры с интересом глазели на меня. Я решил следовать течению событий и залез с рюкзаком на помятую кучу металлолома, лет тридцать назад бывшую (как оказалось) советской «Волгой». Уцепился за других пассажиров, и мы тронулись, чуть не продавливая тёплый асфальт.

Проехали километров пять. Путь машины завершался, и пассажиры, как муравьи, выползли из салона, из багажника и спустились с крыши «Волги» и расползались пешком по своим деревням. Я поблагодарил водителя и пошёл дальше на запад; а пустая «Волга» возвратилась в город за новыми людьми.

Но далеко уйти назад в одиночестве мне не пришлось: некий пассажир, мужчина лет тридцати, в белом халате, без бороды (бритый), обратил на меня своё пристальное и назойливое внимание.

— Кожда мирид? (Куда идёшь?) — спросил он меня.

— Мирид мустоким (прямо), — честно отвечал я.

— Ну пошли вместе, я тоже мустоким, — отвечал он.

И мы пошли по вечерней дороге, но чем дальше, тем меньше мне нравился мой новый попутчик. Ни на каких языках, кроме дари, он не говорил. Но был убеждён, что все люди в мире тоже обязаны говорить на дари. Если же я его не понимаю, это оттого, что я страдаю тугоухостью. И он тянул меня за руки и кричал в ухо долгие тирады на языке дари, которые я, чаще всего, не понимал. Он думал, что моя тугоухость далеко зашла, и кричал ещё громче.

Через пару километров я решил свернуть с дороги, отделиться от кричащего безбородого человека и скрыться в одной из видневшихся в сторонке деревень.

— Нет! туда нельзя! Кишлак талибан!! — испуганно закричал мой сопровождающий, хватая меня за руки и за рюкзак. — Кишлак талибан!!

Пришлось продолжить путь по дороге, чтобы не затевать драку. Вскоре навстречу показался бородатый старик-крестьянин.

— Дехкан! — проинформировал меня мой странный спутник, — крестьянин!

— Дехкан хуб, крестьянин — хорошо, — отвечал я и поздоровался с крестьянином. Старик улыбнулся и продолжил путь; я развернулся назад и пошёл вслед за стариком.

— Нет! нельзя! С ним нельзя! Дехкан талибан!! — вновь испугался мужик,

— Крестьянин талибан!!

…Мы шли уже километра три, и периодически мой попутчик останавливался посреди дороги и громко взывал:

— Такси!! такси!! матар!!

Впервые я наблюдал технику автостопа голосом, но никакой попутный матар не появлялся. Я был бы рад сплавить попутчика, но он боялся, что, оставшись один, с наступлением темноты я немедленно попаду в лапы «Талибана». Но всё же мы достигли той деревни, которая и была целью этого странного человека.

— Моя деревня!! — закричал он мне в ухо.

— Шома кишлак талибан? — спросил я его, — твоя деревня талибан?

— Не-ет!! Моя деревня не талибан!! Талибан нет!! — вновь заорал он мне в ухо.

На крики мужика собрались жители деревни. Он, вероятно, объяснил, что подобрал по дороге иностранца, страдающего глухотой (некоторые слова слышит, а некоторые — нет), и что он спас иностранца от всех талибов на свете. К счастью, в собравшейся толпе оказался англоговорящий человек. Моя глухота сразу прошла, и я напросился на ночлег к этому человеку, а громкоголосый цепкий мужик, спасавший меня от «Талибана», растворился в наступившей темноте.

Это была большая фермерская семья. Глиняный дом и забор двора имели солидные размеры, а возле дома стоял настоящий трактор с тележкой. На большом столе-пьедестале, вне дома, тусовалась мужская половина семьи — человек двадцать пять, молодые люди, парни и совсем ещё мальчики.