От -50° до +50° (Афганистан: триста лет спустя, Путешествие к центру России, Третья Африканская) - Кротов Антон Викторович - Страница 22

Повсеместно виднелись дети, возвращающиеся из школы. Похоже, здесь теперь ввели всеобщее бесплатное низкоэффективное обязательное обучение.

В одном селе вдоль дороги шёл базар. Посреди базара стоял танк — как новенький. Все его объезжают, наверное, уже лет двадцать. Жаль, что китайцы далеко, не достали ещё до этих мест, чтобы распилить его на металл и вывезти к себе в Поднебесную. И целиком ведь не утащить. А в других местах — тоже старые танки, и ведь это не только деньги и металл, но и непонятно за что угробленные жизни. Стоят они, как надгробия. А зачем всё?

Железные ворота-калитки в некоторых деревнях созданы из разных ржавых огрызков железа, включая обломки лопат, жесть из американских гуманитарных консервов с надписью «USA», и пр. Вилы у крестьян полностью деревянные, из суковатого дерева. Обмолот зерна — повсюду. Сезон.

Грунтовая дорога из Бамиана соединяется с основной в городе Чарикар. Там начинается асфальт — удивительное чудо, приближающее города впятеро. Если измерять страны и расстояния не в километрах, а в днях пути (на машине), — географические очертания мира окажутся совсем другими, чем мы их представляем на глобусе. Некоторые страны, например Европа, Украина и вся Европейская часть России, станут ничтожными, если выбрать правильный масштаб. Например 1 сантиметр = 1 день езды на машине, ну для точности 12 часов езды на легковушке или джипе. На асфальте и на равнине это будет, например, 1000 километров, хотя асфальты тоже бывают разными: на автобанах и 1500 км, а где-нибудь в российской глубинке или в горах поменьше. Таким образом, «афганское кольцо» будет неравномерным: от Мазари-Шарифа до Кабула будет меньше сантиметра, с Кабула до Кандагара столько же, дальше до Герата сантиметра полтора, а с Герата до Мазара — уже три сантиметра, а с Герата до Кабула напрямик — сантиметра четыре-пять, не меньше. Россия от Калининграда до Читы уложится в 7 см., а от Читы до Анадыря и Уэлена будет сантиметров тридцать, и то проходимых только на некоторых машинах и только в зимнее время. Судан, Чад, Центральная Африка и Конго-Заир на такой карте превысят размеры Европы и Америки во много раз, и это будет правдивая величина: ведь куда важнее знать, что требуется два месяца на пересечение Конго-Заира, или месяц на Судан, — чем умничать, говоря, что площадь Судана и Заира — примерно по 2,5 миллиона кв. км. «Миллион квадратных километров» ничего не говорит, а вот два месяца на пересечение страны — и сразу всё понятно.

К сожалению, изготовление такой правдивой карты в двумерном плоском пространстве бумаги весьма затруднено. Придётся объяснять лишь словесно, что асфальт сокращает дороги, приближает расстояния и исторические эпохи. Двадцатый век, и вслед за ним двадцать первый, бегут вдогонку друг за другом по асфальтовым дорогам, оттесняя на забытые пыльные грунтовки век девятнадцатый и восемнадцатый, и оставляя минувшие тысячелетия прятаться в тупичках конских и пешеходных тропинок — а те испуганно прижимаются к стеночке, когда мимо по параллельному асфальту проносятся светящиеся фуры, гружённые современностью.

Город Чарикар. «Бородатые» ЗИЛы — с бородой из цепей и бубенчиков, по пакистанскому образцу. Газированная вода в бутылках охлаждается в арыке. Водитель и новые афганцы после пыльной дороги занялись самоочисткой: шофёр помыл машину, пассажиры постирали платки и носки и повесили их сушиться на крышу и на «дворники» такси.

Ближе к вечеру перевалили Саланг — быстро и легко. По сравнению с поездкой три года назад — всюду новый асфальт, обломки танков и БТРов убрали, почти всё разминировали, появились новые харчевни и магазины, скоростные автобусы с кондиционером, и уже трудно узнать — я всё вглядывался, но не мог узнать — те горные сёла, мимо которых проходил три года — три тысячелетия назад. В тоннеле появилось освещение, дорожная разметка и кнопки с надписью «SOS». Дорожные знаки! Километровые столбики!

Осталось-таки пара минных полей, но там уже — красивые щиты и знаки, «Осторожно — мины!» А может быть, их оставили нарочно — как напоминание о минувшей войне? Или, наоборот, на случай очередной войны, чтобы потом не утруждаться и не минировать заново?

Я не узнал ни одного места, хотя тогда думал, что запомнил их навсегда.

Нельзя в одну и ту же реку войти дважды, и нельзя один и тот же Саланг проехать дважды. Дети, которые бегали за мной три года назад, уже выросли, смотрят телевизор и продают газировку в придорожных харчевнях проезжающим грузовикам.

Асфальтовые дороги — враги настоящих путешествий, несмотря на то, что многие думают обратное.

…А в заполненных до предела расписных пакистанских грузовиках проезжают мимо мухаджиры из города Пешавара — бывшие беженцы, возвращаются домой, — и везут в кузовах сундуки, велосипеды, ящики, табуретки, дрова (вдруг на новом месте не будет дров?), детей, старух. Даже вентилятор ехал на вершине одного кузова — и он крутился, действительно крутился, приводясь в движение встречным ветром!

Расстались мы в городке Хинджан. Таксист и его крутые пассажиры (звали их Мохаммед Айдар и Мохаммед Хасан) отправились к себе в Мазари-Шариф, а я решил изучить городок Хинджан, переночевать там, а также съездить (или сходить) в афганскую глубинку — в города Бану и Нахрен.

Хинджан. Состоит из множества (много сотен) глиняных кубиков-домиков, окружённых двориками с глиняными стенками, и нескольких сотен полей, ступенчато спускающихся к реке. Между полями прорыты узкие поливные каналы, с помощью системы заслонок (из камня или дёрна) вода попеременно подаётся то на одно, то на другое поле, и полностью его заливает. Через мокрые поля ведут хитрые, почти невидимые насыпи-тропинки, имеются пересекающие каналы мостики из одной-двух палок, истёртых добела тысячью прохожих. Через речку имеется длинный шаткий мост, по которому, однако, переходят не только пешеходы, но и граждане с ослами, гружёными поклажей.

Я решил заночевать научным способом. Понятно всем, что этот шаткий мостик — самое средоточие поселковой жизни, где вечером проходят все жители, возвращающиеся с полей, пастбищ и проч. Я перешёл речку и обосновался на берегу, начал мыться и стираться. Афганцы, как я и предполагал, ещё с моста видели меня и не шли дальше в свои дома, а собирались на берегу вокруг моего рюкзака, обсуждая моё появление.

Когда я постирался, достал хлеб, набрал воду из реки и принялся ужинать, число зрителей уже превысило тридцать человек. Солнце между тем опускалось. Прервав поедание хлеба, я демонстративно пересчитал всех зрителей и объяснил им:

— Сегодня, спать, твой дом, можно. Завтра, дорога.

Моё изречение вызвало гул обсуждений и толкований. Я продолжил есть хлеб, гул всё нарастал. Наконец один из толпы, самый смелый дядька, понял моё предложение, поманил меня рукой: пошли! Переночуешь, иншалла, а завтра в путь.

Я собрал хлеб и постиранные вещи и отправился за мужиком по лабиринту тропинок в полях. Зрители следовали за нами змейкой. Пришли сначала во двор, к большому дереву. Там потусовались с полчаса — наверное, спешно предупреждённые жёны торопливо готовили в это время угощение. Наконец, пошли в дом этого мужика (зрители отстали и разбрелись по домам, ибо уже резко темнело), где в специальной гостевой комнате мужское население дома выслушало мой рассказ о путешествии на кривом языке. А также угостили меня пловом. Когда же настал час сна, оказалось, что спать мне в этой комнате не следует — то ли жарко там ночью и душно, то ли просто здесь это было не в обычае. Поэтому хозяин отправил меня спать на крышу. Куда я, изрядно запылившись, затащил-таки свою пенку, спальник и рюкзак.

Ах! На крыше оказалось дерьмо! Но нет, чего бояться: это же сушёные кизяки, топливо, местный энергоноситель. По азиатским стандартам в кизяках нет ничего грязного или противного, напротив, это ценные «дрова», а в Индии даже и лекарство. Так пришлось мне спать рядом со складом энергоносителей, ну а хозяин со своими многими домочадцами всё-таки остался внутри дома.