200 дней на юг (СИ) - Кротов Антон Викторович - Страница 53

Наконец богослужение кончилось, и пастор подошёл ко мне. Я объяснил свою сущность.

— О, ты русский? Здесь, в Мпанде, русские геологи живут! Я тебя отведу!

Я очень удивился, но пошёл за пастором. Он подвёл меня к цементному дому, находящемуся точно в том месте, где я сегодня вышел из грузовика.

Постучали, но никто сперва не открыл. Я заглянул в щель — за столом сидели и пили пиво несколько мужиков совершенно русской наружности. Наконец, дверь отворилась.

Русских геологов оказалось четверо, кто из Москвы, кто с Одессы.

Здесь они разрабатывают золотые прииски. Юридически это несложно. Сперва покупаешь лицензию на геологоразведочную деятельность — это стоит 20 долларов на квадратный километр, и производишь разведку. Потом, если и впрямь пахнет золотом, можно купиль лицензию на промышленную добычу — это ещё 400 долларов. И можно добывать, и продавать это золото, первые пять лет налоги небольшие. В России сейчас так всё усложнено, что и работать невыгодно, а здесь, может быть, и повезёт. У сих геологов оказалось две базы в двух местах Танзании — одна здесь, другая южнее, около города Чунья.

Только зашёл к ним — ударил такой ливень! Бьет по крыше, как град. Ураганный ветер унёс всё электричество в посёлке, но, к счастью, оно затем восстановилось. Хлопают двери, всё летает. Я поставил палатку прямо в комнате — вдруг протечёт крыша — но протекла не крыша, а дверь, из-под которой под палатку направились струи вод. А я ещё зачем-то постирался. Сушить теперь надо будет на себе после ливня. Завтра дороги будут, понятное дело, месивом грязи, и я завтра вряд ли достигну Кигомы. Но хотя бы послезавтра! Иншалла!

Я спросил, не болеют ли здесь малярией. Оказалось, болеют, да ещё как.

— Это ведь сперва любые таблетки помогают, выпил и внушил себе, что вот сейчас должно помочь. А симптомы у неё всякие, бывает, кажется, что просто простудился. А у нас все любят советы разные давать, лук, чеснок… Один у нас тут умер от малярии, и всего три месяца как прожил. Лечили от насморка, а умер от малярии…

Я пожаловался на обилие ментов в южной части Танзании и на проблемы с ночлегом.

— А не удивительно, — отвечали мне, — это у них уже давно на юге напряжёнка. Со времён войны в Мозамбике, когда тамошние повстанцы здесь, в Танзании отсиживались, а мозамбикская армия прямо на танзанийской земле бомбила их. И на границе с Замбией тоже: там ведь, в Замбии, кожа белого человека стоит 6000 долларов! Замбия вообще страна всякой контрабанды. Вот менты и беспокоятся.

Я спросил, почему они выбрали именно Танзанию.

— Да и в других странах, мы этого золота не граммы видели — тонны! Да и не только золота… Вот в Ливии мы работали, уран искали. Каддафи спал и видел во сне атомную бомбу. Нашли ему уран, сколько хочешь. Только кто ж ему технологию продаст?

Вечером к геологам забрели их танзанийские подружки, совсем ещё молодые. Пользуясь случаем, они пили пиво «Килиманджаро» за счёт богатых белых мистеров. Одна, самая юная девушка, выхлебала целых три бутылки и совсем опьянела, но трясущимися руками заливала в себя четвёртую; пиво стекало по подбородку, лилось за пазуху, но остановиться девушка не могла, пока всё пиво не было истреблено.

16 ноября, четверг. Долгий путь под дождём

Всю ночь и утро бушевал ливень, превратив дороги и, казалось, всю страну в месиво из воды, грязи и манго (ураганный ветер сорвал с деревьев немало манго и они повсюду валялись в грязи). Геологи сказали, что сегодня транспорта не будет, так чтобы я возвращался вечером опять ночевать у них.

Я вышел в дождь. Первые два часа прогноз геологов оправдывался — не было ни самих машин, ни следов их, а редкие местные жители говорили, что дорога стала непроходимой. Я уже не думал ни 16-го, ни 17-го достичь Кигомы — как вдруг меня подобрал джип на пять километров, за рулём был узкоглазый белый человек.

— Откуда? — спросил он меня.

— Из России, — отвечал я.

— А я китаец, — обрадовался он, — соседи, земляки!

Китаец работал здесь над улучшением дорог. Особого улучшения пока не просматривалось, и через пять километров он свернул куда-то — вероятно, на свою базу, — а я обнаружил на повороте чайную лачугу и спрятался в неё пить горячий чай, поскольку сильно промок.

Но не успел я съесть два приобретённых там пончика, как послышался шум машины. О, джинны, рабы Аллаха! из дождя выплыл «Лендровер» с кузовом! Я выбежал из чайной комнаты, побросав чай и пончики, и было это очень вовремя. Лендровер имел надпись «Police», спереди из него торчала трёхметровая антенна, а в кабине ехало трое танзанийцев, один из которых был с автоматом, а другой, англоговорящий строгий господин в форме, наверное, местный полицейский генерал. В кузове машины сей сидело уже шесть замёрзших, мокрых пассажиров, и я пристроился седьмым. Мы прорубались сквозь стену дождя, как подводная лодка, вода была сверху и снизу, а трёхметровая антенна ещё и выколачивала воду из мокрых веток деревьев, смыкавшихся над узкой дорогой.

Это была единственная машина на Кигому в этот день, ведь там 360 км — фантастическое расстояние! По пути мы встречали застрявшие в грязи грузовики, которым проехать это расстояние дай Бог за двое-трое суток.

По сторонам дороги шли редкие мокрые деревни и лагеря беженцев из Конго-Заира; кузова с гуманитарной помощью, направлявшиеся к ним, тоже тонули в грязи. Моя полицейская машина ехала даже чуть дальше Кигомы, в посёлок Уджиджи, куда я и прибыл, абсолютно мокрый, в весьма позднее тёмное время.

Здесь, в Уджиджи, за 130 лет до меня побывал Давид Ливингстон, известный исследователь Африки, передвигавшийся по ней не автостопом, а пешим ходом. В 1840 году он начал путешествовать по Африке и бродил там почти всю оставшуюся жизнь (с двумя небольшими перерывами). Он впервые в истории науки пересёк Африку в южной её части, от Анголы до Мозамбика, открыл несколько больших африканских озёр, и всё мечтал отыскать истоки Нила. Величайшие дожди, превращавшие всю твердь в жидкость, вражда арабов и европейцев с местными племенами, делали путешествия утомительными: от побережья до Танганики нужно было тогда добираться почти год. Эпидемии делали безлюдными целые местности. В 1871 году Ливингстон застрял на берегах Танганики, не в силах продолжать дальнейшие путешествия из-за болезней и отсутствия припасов; ящик с хинином (единственным в то время средством от малярии) у него кто-то украл, а новые лекарства достать в глубине континента было нельзя. В Европе многие думали, что Ливингстон уже давно умер — несколько лет от него не поступало вестей. Но тут на поиски оного отправился другой первопроходец-исследователь Африки, Стэнли, и обнаружил Ливингстона, привёз ему всякие припасы и хинин. Встреча их произошла здесь, в Уджиджи.

В честь этого здесь должен был быть так называемый "мемориал Ливингстона". Но найти мемориал сегодня не удалось, было весьма темно, а местная уджиджинская молодёжь задиристо предлагала мне поделиться шиллингами, на что я не соглашался.

Решил найти церковь и переночевать в ней. Так как было уже позно и церковь была закрыта, местные помощники повели меня домой к священнику. Католический священник лет сорока оказался весьма передовым человеком и принял меня в своём доме, предварительно изучив паспорт. Так я впервые оказался в доме у танзанийца. Причём гостеприимство у этого человека было традицией: он достал огромную книгу записи гостей и попросил записаться и меня. За последний год гостей набралось всего на пол-страницы, и оставшейся книги ему хватит на запись гостей лет на двести.

В кирпичном доме у священника было несколько комнат, в коих проживали его жена и многочисленные дети. Была мебель — старые кресла и диваны, а в ванной комнате стояла даже ванна, а туалет был во дворе. Всем детям был очень интересен дядя-иностранец, я достал фотографии и рассказал о России и о своём путешествии. Чай не предложили, вероятно, за поздностью часа все уже успели поужинать. Для ночлега мне выделили отдельную комнату, где я разложил на столе множество своих мокрых вещей и бумаг на просушку.