Старые письма - Стил Даниэла - Страница 14

А вот это никак не укладывалось у Анны в голове – стоило подумать о его пациентах. Вряд ли их можно было назвать обычными людьми. Анна не могла отделаться от ощущения, что жена доктора Преображенского попросту ревнует его к царской семье. Ей не верилось в то, что молодая женщина может добровольно стать отшельницей. Возможно, она слишком стеснительна и не способна преодолеть робость?

– Ко всему прочему она практически не знает русского языка и оттого беспомощна. Но не желает утруждать себя учебой. – Доктор не стал уточнять, что в этом нежелании крылась причина их постоянных давних споров. Сетования на Мери перед Анной не делают чести его уму и сердцу, хотя трудно было представить двух более непохожих женщин. Одна так и лучилась энергией и жаждой жизни, тогда как другая только и знала, что жаловалась и казалась усталой, разочарованной и недовольной.

А на Анну не подействовал даже ужасный недуг. Она по-прежнему была очаровательна, и никто не мог устоять перед ее кротким, открытым нравом. Для самой же Анны каждая новая беседа с доктором Преображенским становилась настоящим откровением. Она никогда не общалась с молодыми людьми, кроме ее одноклассников по балетной школе и партнеров по сцене, у нее не было приятелей-мужчин или кавалеров, в которых можно было влюбиться. Единственными знакомыми мужчинами по-прежнему оставались отец и братья, да и тех она почти не видела. Им так редко удавалось ее навещать! Братья приезжали в Санкт-Петербург на ее премьеры раз в год, да и отец не намного чаще. Почти все свое время и силы они отдавали службе в армии.

А с Николаем Преображенским Анна чувствовала себя совершенно по-другому. Он стал ее близким другом, с которым так приятно поговорить. Она простодушно призналась ему в этом, и доктор явно был очень польщен. Ему также доставляли удовольствие эти беседы и возможность поделиться своими чувствами по поводу любимых стихов и книг. Честно говоря, ему импонировали многие ее черты, однако он также относил это на счет приятельских, дружеских отношений. Он даже хотел поделиться этим с Мери – когда Анна была еще совсем больна, Николай мельком упоминал ее имя. Он рассказал жене, что его вызвали в балетную школу к танцовщице, умирающей от гриппа. Но Мери ни разу не поинтересовалась, что же стало с этой танцовщицей, и со временем ему совсем расхотелось о ней говорить. В некотором смысле так было проще – держать ново-обретенную дружбу в тайне от остальных.

Конечно, в прежнее время об этом не могло быть и речи, однако после пятнадцати лет совместной жизни доктор успел убедиться, что не имеет ни желания, ни сил рассказывать Мери о своей работе и друзьях. Его попытки общаться натыкались на слишком откровенное, непробиваемое равнодушие. В последние годы они почти не разговаривали. Несколько лет назад, когда Мери вдруг засобиралась обратно в Англию, Николаю пришлось пережить немало тяжелых минут. Он не желал расставаться с женой и тем более отправлять своих сыновей в частную школу. Он хотел, чтобы близкие ему люди оставались рядом, вместе с ним. Но со временем Мери перестала даже сердиться на его несговорчивость. Она замкнулась в себе и была ко всему безразлична. Правда, жена никогда не упускала возможности лишний раз напомнить о том, как она ненавидит Россию и необходимость жить в этой стране. Вот почему общество живой, непосредственной Анны стало такой желанной отдушиной. Эта девушка никогда ни о чем не жалела и не сетовала на свою совсем не легкую жизнь. Она готова была любить эту жизнь такой, какая она есть, и считала себя вполне счастливой.

– Наверное, ваши сыновья на вас очень похожи? – весело спрашивала Анна.

– Люди говорят, что да. – Он невольно улыбнулся. – Хотя я так не считаю. По-моему, они пошли в мать. Это очень хорошие мальчики. И скоро они станут юношами. Мне каждый раз приходится об этом вспоминать – слишком привык относиться к ним как к малышам. И их это ужасно злит. Они невероятно независимые. Я и оглянуться не успею, как они повзрослеют и скорее всего пойдут служить в армию.

Тут Анна вспомнила своих братьев, которых не видела уже целую вечность. С тех пор как Россия вступила в войну, она постоянно беспокоилась за их жизнь.

Девушка принялась рассказывать Преображенскому про своих братьев, и он слушал ее с горькой улыбкой. Анна обращалась к нему с неизменной почтительностью и всегда называла «доктор», отчего он чувствовал себя до обидного старым и чужим ей человеком, а не тем близким другом, каким хотел бы себя считать.

Он на удивление быстро проникся симпатией к своей юной пациентке. Хотя их познакомили еще год назад, в Ливадии, по-настоящему они узнали друг друга только сейчас – и тут же крепко подружились.

– Вы не могли бы звать меня по имени? – не выдержал он. – По-моему, так было бы намного проще нам обоим.

И сблизило бы их еще сильнее, но об этом Анна как-то не думала. Ей нравился этот человек, вот и все. Его просьба прозвучала так робко, что тронула Анну до глубины души, как и многие другие особенности его характера. И она улыбнулась в ответ совсем по-детски. Зародившаяся между ними дружба продолжала оставаться совершенно платонической и невинной.

– Конечно, если вам так нравится. А при посторонних я могла бы обращаться к вам по-прежнему. – Для Анны это казалось весьма важным – она прекрасно понимала разницу в их возрасте и положении. Николай был старше ее на целых двадцать лет.

– Абсолютно с вами согласен, – с видимым удовольствием заявил он.

– Вы не познакомите меня со своей семьей, пока я живу в Царском Селе? – Анну живо интересовало все, что касалось его жены и детей.

– Вряд ли, – честно отвечал доктор. – Мери старается не являться во дворец без крайней нужды. Я ведь уже описывал вам, какая она домоседка. Мери почти никогда не принимает приглашения от императрицы, если только не боится, что это могут счесть за оскорбление.

– Разве это не осложняет ваши отношения с их величествами? – по-детски прямо спросила Анна. – Должно быть, государыня сердится на вашу жену?

– Насколько мне известно – нет. Она слишком тактичная женщина, чтобы выказать гнев, даже если испытывает его. И к тому же она, по-моему, догадывается, что у моей жены довольно тяжелый характер.

Пожалуй, перед Анной впервые приоткрылась завеса над его личной жизнью. В самом деле: они свободно обсуждали все на свете, однако ни разу не поговорили толком о его семье. Анне почему-то казалось, что его дом должен быть полон душевного тепла и уюта.

Во всяком случае, Николай никогда не жаловался на свою семейную жизнь.

– Мне кажется, ваша супруга излишне стеснительна, – великодушно предположила Анна.

– Нет, я так не думаю. – И Николай снова мрачно улыбнулся. Его в который раз покоробила несхожесть этих двух женских характеров. – Но она не любит следить за модой и наряжаться в вечерние платья. Одно слово – англичанка. Больше всего на свете ей по душе верховые прогулки и охота – то есть все, чем развлекаются в поместье ее отца, в Хемпшире. А все остальное навевает на нее скуку, и только. – Он вполне мог бы добавить «включая и меня», однако не захотел вызывать к себе жалость – особенно в Анне.

Они с Мери давно разочаровались в своем браке, но Николай переживал это намного болезненнее и старался найти утешение в детях. Попытка соединить две столь разные натуры была заранее обречена на провал. Мери была холодной, надменной и замкнутой особой. А его характер отличался жизнелюбием и открытостью. Жена осуждала его образ жизни и частенько обзывала Николая царской болонкой. За пятнадцать лет ему до смерти осточертели ее бесконечные жалобы. Вполне естественно, что такая бездушная и ревнивая женщина не сумела обзавестись здесь друзьями. Ее упрямое неприятие здешней жизни стало тяготить даже родных сыновей. Все, чего она хотела, о чем мечтала, – вернуться назад, в Англию. И ей казалось само собой разумеющимся, что муж должен все бросить и покорно последовать за ней. Николаю пришлось поставить ее на место и предупредить, что если она все же решится уехать из России, то в Англию ей придется возвращаться одной, без семьи.