Ранчо - Стил Даниэла - Страница 50

Гордон взял ее за живое.

Она грустно кивнула:

– Да уж...

Оказалось, нетрудно быть откровенной с простым ковбоем в окружении грандиозных горных вершин, среди диких цветов. Это походило на поиск истины, на тропинку к вечному блаженству. В этих местах есть нечто такое, что трогает ее сердце. Сперва она решила податься сюда, чтобы доставить удовольствие детям Тони, потом вышло так, что порадовала подруг, а главное – обрела то, чего ее душа лишилась давным-давно, – мир в душе.

– Все меня хватают, все от меня чего-то требуют, что-то у меня отбирают. Они чего-то лишают меня, сами того не зная. Это что-то – моя душа. Иногда мне кажется, что это в конце концов меня убьет.

Кошмар убийства Джона Леннона поклонником-фанатиком терзал всех знаменитых людей, за которыми следовали, как за Таней, обезумевшие толпы. Но этим кошмары не исчерпывались: были и другие не менее страшные, хотя менее конкретные, чем дуло пистолета, изрыгающее смертельный заряд.

– Я вырвалась сюда из сумасшедшей жизни, – задумчиво заключила она. – Сначала все было терпимо, но потом... Вряд ли теперь что-то изменится.

– А вы купите здесь домик, – предложил он, глядя на горы. – Сюда приезжает много таких людей, как вы. Они бегут сюда, прячутся, приходят в себя. Сюда, в Монтану, в Колорадо – цель одна. Или обратно в Техас.

Он улыбнулся, она покачала головой.

– Из этого я уже выросла, – призналась Таня.

Он засмеялся свежим, легким смехом. Смех так ему шел, что она не удержалась от улыбки.

– Я тоже давно вырос из Техаса. Жара, пыль, пустота... Потому и приехал сюда. Здесь мне больше нравится.

Она огляделась и согласно кивнула. Ей очень легко понять, почему ему здесь нравится, – здесь просто не может не понравиться.

– Вы живете тут круглый год? – Сейчас ей уже странно было бы подумать, что все утро они проиграли в молчанку. Возможно, они никогда больше не увидятся, нов данный момент они стали людьми, способными друг друга услышать. Он знал что-то о ней, она – о нем. Она подумала, не написать ли об этом песню. Название уже есть: «Безмолвный ковбой».

– Да, мэм.

– Ну и как? – Она уже обдумывала будущую песню.

– Холодно.– Он улыбнулся и опять бросил на нее взгляд исподтишка. Она пугала его своей красотой, гораздо проще не замечать ее. – Иногда здесь выпадает до двадцати футов снега. В октябре мы отгоняем коней на юг. Тут не проехать без снегового плуга.

– Холодно и, должно быть, одиноко, – задумчиво проговорила она, представляя себе эту картину. Как же это далеко от Бель-Эр, студий звукозаписи, кинозалов, концертов! Двадцать футов снега! Одинокий человек, снеговой плуг...

– Мне нравится, – возразил он. – Я всегда при деле: читаю, размышляю. Немножко пишу... – Он смущенно улыбнулся, косясь на нее. – Слушаю музыку.

– Только не рассказывайте, что слушаете меня, сидя всю зиму в снегу глубиной двадцать футов. – Картина совершенно нереальная, но она от этого пришла в восторг.

– Иногда, – сказал он. – Не только вас, других тоже. Музыку кантри, вестерн. Раньше я любил джаз, но теперь перестал его слушать. Бетховена, Моцарта...

Этот человек превратился для нее в загадку. Первая ее оценка оказалась абсолютно ложной. Ей хотелось спросить, женат ли он, есть ли у него семья, – просто из любопытства, а не из профессионального интереса, но это слишком личные вопросы, и она чувствовала, что этим может оскорбить его. Он тщательно обозначал границы и оставался на своей территории.

Прежде чем она успела спросить что-либо еще о том, как он здесь живет, к ним примкнули остальные. Хартли и Мэри Стюарт оживленно беседовали; врачи по-прежнему кого-то расчленяли и ничего вокруг не замечали. Все были в восторге от прогулки и очень сожалели, что пора возвращаться. Часы показывали четыре – настало время для бассейна, пеших прогулок, тенниса. Впрочем, все устали, особенно Зоя. Таня второй день замечала, что подруга выглядит бледнее обычного. Ее и без того светлая кожа стала еще белее.

Чета врачей из Чикаго отправилась любоваться дикими цветами, а Хартли проводил женщин к дому, где их ждал новый сюрприз – мальчуган лет шести, сидевший на ступеньках и кого-то поджидавший. При виде его Мэри Стюарт вздрогнула.

– Привет! – окликнула его Таня. – Ты сегодня ездил верхом?

– Ага. – Мальчишка сдвинул на затылок красную ковбойскую шляпу. На нем были черные ковбойские сапожки с изображением красных бычков, джинсы и синяя джинсовая курточка. – Моего коня зовут Расти.

– А тебя? – спросила Зоя, присаживаясь с ним рядом. Ее уже не держали ноги. От высоты ей было трудно дышать.

– Бенджамин! – гордо представился он. – Моя мама ждет ребенка и не может ездить верхом. – Ему не терпелось поделиться информацией.

Зоя и Таня обменялись улыбками. Мэри Стюарт стояла чуть поодаль, беседуя с Хартли, и, сама того замечая, хмурилась. Таня заметила это и поняла причину. Мальчик был вылитый Тодд в этом же возрасте. Таня не пожелала делиться своей догадкой с Зоей из опасения, что Мэри Стюарт ее услышит. Самое странное заключалось в том, что мальчуган не сводил глаз именно с Мэри Стюарт, словно был с ней знаком. Это вызывало суеверный страх.

– У меня есть тетя – точь-в-точь ты, – признался он, обращаясь к Мэри Стюарт, хотя она, единственная из всей компании, не сказала ему ни слова и не хотела говорить.

Она не желала беседовать со странным мальчишкой. Сходство с сыном Мэри Стюарт не столько подметила, сколько почувствовала. Хартли обратил внимание на ее неспокойный взгляд.

– У вас есть дети? – спросил он. С одной стороны, она носит обручальное кольцо, с другой – как будто свободна в выборе места, где провести лето; к тому же у него создалось о ней впечатление как об одинокой женщине. Все это рождало недоумение по поводу ее семейного положения.

– Есть... – неохотно ответила она. – Дочь. И сын. То есть его больше нет... – Ответ прозвучал через силу, в глазах притаилась боль. Он не стал продолжать. Она отвернулась от мальчишки и вошла в дом вместе с Хартли, не в силах смотреть на ребенка.

– А он... – ему хотелось завоевать ее доверие, но пока что не знал, как это сделать, – умер ребенком?

Он понимал, что этого, возможно, вообще не следовало бы говорить, но ему нестерпимо хотелось побольше о ней разузнать. Вдруг она приехала сюда из-за гибели сына? Вдруг он попал в аварию вместе с отцом?.. Или она по-прежнему замужем? У него уже набралось к ней много вопросов. Проведя рядом с ней весь день, он чувствовал себя ее другом. Здесь, в этом несравненном уголке, они отрезаны от остального мира. То были чудесные мгновения близости, которыми нельзя не воспользоваться. Если существует шанс стать настоящими друзьями, придется поскорее разузнать друг о друге как можно больше.

– Тодд погиб в двадцать лет, – ответила она тихо, стараясь не смотреть на мальчугана за окном. Тот все еще болтал с Зоей и Таней. – В прошлом году, – добавила она, не поднимая головы.

– Простите!.. – прошептал Хартли и осмелился прикоснуться к ее руке. Ему ли не знать, что такое боль от потери родного человека... Они с Маргарет прожили в браке двадцать шесть лет, потом ее не стало. Детей они так и не завели: она была бесплодной, и он давно с этим смирился. Хартли полагал, что они пережили похожее горе, как-то поспособствовавшее их сближению. Но теперь, глядя на Мэри Стюарт, он понял, что глубина ее горя превосходит его разумение.

– Наверное, это ужасно – потерять ребенка. Представить себе не могу. Когда умерла Маргарет, я думал, что и мне придет конец. Думал, не выживу. Просыпаясь по утрам, я удивлялся: неужто еще жив? И все ждал, что скончаюсь от тоски, но, как ни удивительно, этого не произошло. Всю зиму я писал книгу, посвященную своему горю.

– Наверное, писать – хороший способ спастись, – предположила она, опускаясь на диван в гостиной. Подруги остались на крыльце, болтая с мальчуганом, которого отсюда не разглядеть. – Хотелось бы и мне описать свою трагедию. Правда, в последнее время мне немного полегчало. Прежде чем уехать сюда, я наконец-то убрала его вещи. Раньше рука не поднималась.