Евангелие от святого Бернарда Шоу - Кроули Алистер - Страница 68

вся схема спасения — лишь ничтожная попытка обмануть Бога; попасть на небеса, не заплатив по счетам. Напроситься, выторговать вечную жизнь и принять её как подарок вместо того, чтобы заслужить её — это низко, даже если мы с неуважением относимся к Силе, чьего снисхождения добиваемся; а ожидать ещё и венца славы! — это было для Ибсена слишком; и заставило его воскликнуть: «Ваш Бог — всего лишь старичок, которого вы обманываете», — и хлестать скорпионовым жалом полумёртвую совесть XIX века, возвращая её к жизни.

«Потому, будь даже у всех нас умственная способность верить в Искупление, мы должны отказаться от этого намерения, на что у нас есть безусловное право. У каждого, кому предлагают спасение, есть неотъемлемое естественное право ответить: “Нет уж, спасибо: Я предпочитаю сам в полной мере отвечать за свои поступки; не по мне это — сбросить все грехи на козла отпущения: я был бы куда менее осторожен, совершая их, если бы знал, что они не будут мне ничего стоить”.

Кроме того, есть ещё точка зрения Ибсена: этого несгибаемого моралиста, для которого вся схема спасения — лишь ничтожная попытка обмануть Бога; попасть на небеса, не заплатив по счетам. Напроситься, выторговать вечную жизнь и принять её как подарок вместо того, чтобы заслужить её — это низко, даже если мы с неуважением относимся к Силе, чьего снисхождения добиваемся; а ожидать ещё и венца славы! — это было для Ибсена слишком; и заставило его воскликнуть: “Ваш Бог — всего лишь старичок, которого вы обманываете”, — и хлестать скорпионовым жалом полумёртвую совесть XIX века, возвращая её к жизни».

Есть и другой вариант этого аргумента, основанный на гуманитарной почве. Позволим себе сослаться на него:

«Нет, вашу версию рассказа

Не оскорблю я даже фразой!

Возьму Христа, тварь Божью вашу,

На свой манер его раскрашу.

И этой сцены апогеем

В печальной жизни круговерти

Волшебной — до и после смерти —

Узнаем цену Назарею...»

«Был молод я. Они мне пели:

“Что б ты ни думал, что б ни делал,

Тебе вовек не отбрыкаться

От Иоанна, 3, 16!”

Всё так! Я поумнел, и снова

К той мысли возвращался; но

Не мог забыть я всё равно,

Что скорбная природа слова,

Бесовский пропуск меж стихов,

Плоды жестоких антитез,

Сарказм и Яблоко Грехов,

Посул тех адских мук безмерных,

Что столь удобен для неверных, —

Всё это муками Небес Сведёт на нет, воздев на дыбе,

Всю нашу благосклонность к “Рыбе”!..» «Итак, страшнее нет несчастья:

Не знаю горше я проклятья,

Чем Иоанна, три, шестнадцать.

Но ныне всяк свободный люд Горазд считать, что всех спасут Слова Господн. Но смотри!

Господь не это говорит!

Читай-ка дальше!..»

«.Мир кровью, знаю, истекае:

Плоды греха? — Мне всё равно,

Признаюсь вам я сразу. Но Я ваши доводы достану,

И вмиг расстроят ваши планы Они лукавейшей из фей.

Я докажу: Христос — злодей Немилосердный (будь он Бог),

Коль мукам радоваться мог,

Спасая тех, кто трепетал И льстил. О, будь я всемогущим!

Я не дурак, чтоб в райских кущах Транжирить власть на тех, кто звал Меня бы Богом: эту власть Я применю на тех, кто пасть Не убоялся (не на тех,

Кто презирал меня тайком):

Им — арфы и небесный смех;

Иным же — сера с кипятком!

Но вы спасения хотите

Для всех неверны: так опять

Писанье жаждут изолгать

Те, кто Христа зовут «Спаситель»!

(О том же в Ведах речь!) И хоть

Столь многое простил Господь,

Я не встречал еретика (Немыслимо!) средь англикан, Католиков иль методистов —

Средь тех, кто, называя исто Себя приверженцем Христа,

Во гневе б не скривил уста,

Когда замечу я, что Божья Всемилость стоила б дороже, Расширясь ввысь иль в глубину И обнимая Сатану Иль бедного Искариота.

Ведь их обоих Бог (не кто-то?) Создал. Всеведущий, как есть! Благой? Тому порука — честь! Он из Себя создал все души (Учтите! дабы не принять,

За друга Шеллинг меня!)

И в цепь Судьбы, что не порушить, Сковал их все. «Я не пойму,

К чему все Ваши “почему”?»

Мои?! «В Ком нет несовершенства»! Но вот о чём я. Между строк

Коварный уготовлен рок Стремленьем к вечному блаженству Той лучшей жизни; эта боль Порой необходима; коль Прославлены в итоге будут,

Смогли бы Сатана с Иудой Простить межвременье беды, Простить ошибки сотворенья, Стальное лезвие среды,

Когда б их ждало избавленье От этой проклятой вселенной.

Иначе ж! Вознесу свой глас,

Свой выбор сделаю тотчас,

Как Прометей, — пылай, экстаз! —

И пировать, ликуя, буду,

Меж Сатаною и Иудой.

Боль не посмеет в сердце биться: Лишь к тем, кто в пламени томится, Душа любовью возгорится,

И среди скорби тех дорог Пойму я — и поймёт Небесный —

В аду, над непроглядной Бездной, Что умер Он, и Я есть Бог.

Пусть мне ответит, наконец,

Сей лжебожественный Творе, Где началось Земли крушенье — Боль смерти, мора и рожденья; Боль с горем счастье не посмеют Сосватать: верно, быть беде С тем знахарством позорным, где Слепая Вера — панацея!

Лишь человек эгоцентричный Измыслить мог сей план отличный: Одна Земля средь звёзд иных,

Один он средь зверей земных —

Пред Богом выше остальных;

Забыл он бренную юдоль,

Забыл он сотворенья боль, —

Нет, не немой! — но боль забыл он, Которая всю жизнь пронзила (Вот замер, притаясь, геккон

Пред безмятежным мотыльком!);

Все жизни — спицы в колес — Всегд! — нетрудно догадаться (Теперь, в кристальных чувств красе!): Ни арфам славой не владеть,

Ни пальме, ни венцу, но, братцы, Кресту!.. И худший из людей,

К последним грешникам причислен, Куда как милосердней мыслит!

Нет! у вещей короткий век:

Истлеют, растворятся вскоре (Нирвана! Ах! Безбрежность моря!) Способен только человек Страданьем вечным истязаться, Злодею-Богу поклоняться И даже — ах! не счесть стыда! —

Ему подобным быть! всегда!..

Но нет, избавлюсь я тогда От веры этой глупой, дикой;

Вовек не покорюсь стыду Пред Ним склониться. Никогда!

Прочь, отвратительный владыка

Жестоких сонмов! Я пойду,

Чтоб, чресла препоясав — да! —

Приют от этих мук великих

Искать — не в Небесах — в Аду!»

Христианское вероучение

А теперь зададимся вопросом о том выборе, что дан тебе твоей природой. Честный учитель, желающий поведать непосвящённому факты о христианстве, не может, думаю, разместить эти факты иначе, чем я, в сколь угодно существенной мере. Если показать детям, с одной стороны, агитатора-атеиста, а с другой — монахиню-проповедницу из монастырской школы (со всеми иными вербовщиками, расположенными между этими крайностями), их не стоит перегружать напрасными дискуссиями о том, существовал ли когда-то такой человек как Иисус. Когда Ю сказал, что кампании Иисуса Навина неправдоподобны, Уотл не стал спорить об этом: он доказал подобным же образом, что кампании Наполеона тоже были неправдоподобны. Предметом исследования Юма являются только вымышленные персонажи: ничто и никогда не сделает Эдуарда Исповедник и святого Людовика более реальными для нас, чем Дон Кихот или мистер Пиквик . Нам стоит пресечь обсуждение, заявив, что существованию Иисуса есть точно такие же подтверждения, как и существованию любого другого человека его времени; и то, что ты не можешь поверить ни в одну из рассказанных тебе Матфеем историй, опровергает существование Иисуса не более, чем то, что ты не веришь рассказам Маколе , опровергает существование Вильгельма III . Евангельские повествования в своей основе дают вам биографию, вполне надёжную и достоверную с чисто светской точки зрения, если ты согласуешь всё, что Юм, или Гримм, или Руссо, или Гексли, или любой современный епископ отбросил бы как фантастику. Не вдаваясь в тонкости, ты можешь стать последователем Иисуса точно так же, как последователем Конфуция или Лао-цзы, и потому можешь называть себя иисусианином или даже христианином, если считаешь (что вполне допустимо для строгого секуляриста), что все пророки вдохновлены Христом, а все люди в целом — его миссией.