Евангелие от святого Бернарда Шоу - Кроули Алистер - Страница 23

сказать мудрого мистика, совершенно не схожего характером и грамотностью ни с простым и понятным проповедником Матфея и Марка, ни с учтивым и легкомысленным чародеем Луки. Действительно, евреи говорят о нём: «Как Он знает Писания, не учившись ?»

Характеристика, данная Иисусу мистером Шоу, кажется довольно обоснованной. Он говорит, что тот «создаёт впечатление образованного мужа, чтобы не сказать мудрого мистика». Однако это утверждение замаскировано и перекрыто деталями несоответствий.

Как ни странно, он не замечает куда большего несоответствия. Иоанн начинает вовсе не с Иисуса. Он начинает с Логоса. Евангелие начинается в первой главе (ст. 1-4): «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Всё чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нём была жизнь, и жизнь была свет человеков». Далее мы узнаём вторую половину истории (ст. 9-13): «Был Свет истинный,

Который просвещает всякого человека, приходящего в мир. В мире был, и мир чрез Него начал быть, и мир Его не познал. Пришёл к своим, и свои Его не приняли. А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились».

Вот два основных момента. Есть вечный Свет или Слово, способное стать плотью. Иными словами, Иоанн имеет дело с аватарой, совершенно такой же, как индийские или гностические. Задача Иоанна, таким образом — всего лишь доказать, что Иисус и есть эта аватара. Поэтому Иоанн Креститель представлен нам исключительно как пророк, а вовсе не как религиозный реформатор. Прочтите у Иоанна (1:6-8): «Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн. Он пришёл для свидетельства, чтобы свидетельствовать о Свете, дабы все уверовали чрез него.

Он не был свет, но был послан, чтобы свидетельствовать о Свете».

«Иоанн свидетельствует о Нём и, восклицая, говорит: Сей был Тот, о Котором я сказал, что Идущий за мною стал впереди меня, потому что был прежде меня. И от полноты Его все мы приняли и благодать на благодать, ибо закон дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа» (Ин. 1:15-17).

«И вот свидетельство Иоанна, когда Иудеи прислали из Иерусалима священников и левитов спросить его: кто ты? Он объявил, и не отрёкся, и объявил, что я не Христос. И спросили его: что же? ты Илия? Он сказал: нет. Пророк? Он отвечал: нет. Сказали ему: кто же ты? чтобы нам дать ответ пославшим нас: что ты скажешь о себе самом? Он сказал: я глас вопиющего в пустыне: исправьте путь Господу, как сказал пророк Исаия. А посланные были из фарисеев; И они спросили его: что же ты крестишь, если ты ни Христос, ни Илия, ни пророк? Иоанн сказал им в ответ: я крещу в воде; но стоит среди вас Некто, Которого вы не знаете» (Ин. 1:19-26).

Здесь же Иоанн Креститель видит Иисуса и свидетельствует, что он и есть эта аватара: «На другой день видит Иоанн идущего к нему Иисуса и говорит: вот Агнец Божий, Который берёт на Себя грех мира. Сей есть, о Котором я сказал: за мною идёт Муж, Который стал впереди меня, потому что Он был прежде меня. Я не знал Его; но для того пришёл крестить в воде, чтобы Он явлен был Израилю. И свидетельствовал Иоанн, говоря: я видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на Нём. Я не знал Его; но Пославший меня крестить в воде сказал мне: на Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нём, Тот есть крестящий Духом Святым. И я видел и засвидетельствовал, что Сей есть Сын Божий. На другой день опять стоял Иоанн и двое из учеников его. И, увидев идущего Иисуса, сказал: вот Агнец Божий» (Ин. 1:29-36).

Один из этих учеников, сопровождавших Иисуса, стал распространять эту весть: «Он первый находит брата своего Симона и говорит ему: мы нашли Мессию, что значит: Христос» (Ин. 1:41). Этот стих великолепен. Два еврея беседуют; один из них сообщает, что Мессия обнаружен; естественно, еврей не понял бы другого намёка. Следует заметить, что Иоанн везде говорит о «евреях» как о чуждой расе. Автор этого евангелия сам ни в коем случае евреем не был. Одного этого факта достаточно, чтобы избавиться от идиотского отождествления его с «возлюбленным

учеником». Последний был изобретён Иоанном, дабы потешить некоторые психологические черты, особым образом дорогие для греков. Но Иоанн тут же сообщает своим читателям, что «Мессия» означает всего лишь «Христос», что весьма напоминает объяснение, будто бы «принц Уэльский» означает «Лысый Красавчик». Невозможно вложить в этот краткий очерк полное повествование об идее христа, но она столь же отличается от идеи Мессии, как Парсифаль — от Горацио Нельсона. Ошибка возникла из-за этимологической случайности, что оба слова означают «помазанник». Христос — чисто мистическое понятие, которое есть не только человек, но и духовное достижение. Оно пришло из гностицизма, а ещё раньше — из Халдеи, Индии и Китая. Даже самые просвещённые из еврейских пророков, занятых, как это и было, материальным процветанием своей страны, и рядом не лежали с блистательной идеей христа. Вся теология, философия и эсхатология, связанная с Христом, отлична от всего, что есть в иудаизме, кроме разве что возвышенной Каббалы, которая никоим образом не постигается обычным путём. Некоторые авторитеты (хотя и далеко не лучшие) утверждают, что тогда она ещё не была изобретена, но является средневековым подлогом или, в лучшем случае, появилась никак не раньше Рабби Шимеона, которому приписывается авторство Книги Зогар, датируемой первым веком н. э.

Из всего этого очевидно, что Иоанн писал для крайне специфичной категории лиц. Некоторые прежние высказывания и деяния Иисуса сохранились; но черты восточного «святого» практически исчезли. Синоптические притчи исчезают полностью и заменены единственной притчей (Ин. 10:1-6), которая вообще скорее не притча, а метафора. Речения Иисуса отличаются от таковых, записанных синоптиками. Даже «Нагорная Проповедь» и «Отче наш» опущены. Нет там и ни одного практического предписания о жизни. Речения Иисуса — всего лишь эллинский мистицизм, к которому, скорее всего, ничего кроме этого не примешивается. Он почти такой же антисемит, как Хилэр Белло. Он даже не соблюдает еврейскую пасху, как в остальных евангелиях. Его вечеря — самый обыкновенный ужин (Ин. 13:1-2).

Иоанн, бессмертный свидетель

Кроме того, Иоанн претендует на то, что является не просто хронистом, но и свидетелем. Он заявляет, что он — тот самый «из учеников Его, которого любил Иисус», и что он действительно припал к груди Иисуса на последней вечере и шёпотом спросил, кто из них должен предать его. Иисус, тоже шёпотом, ответил, что он подаст предателю кусок хлеба, а после этого передал один из них Иуде, который съел его и тут же стал одержим сатаной. Это больше похоже на правду, чем другие записи, в которых Иисус прямым текстом указывает на Иуду, не вызвав никаких протестов и не возбудив никаких комментариев. Здесь также можно найти намёк на то, что Иисус намеренно околдовал Иуду, чтобы тот предал его. Позднее, по словам Иоанна, Иисус говорит Петру: «Если Я хочу, чтобы [Иоанн] пребыл, пока приду, что тебе до того?»; и Иоанн, с довольно явной ложной скромностью, добавляет, что не стоит считать его бессмертным, как решили ученики; ибо Христос не говорил таких слов, но всего лишь заметил: «Если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду».

Никто из других евангелистов не претендует на личную близость с Христом и даже не притворяется его современником (нет оснований для сопоставления Матфея-мытаря с Матфеем-евангелистом); Иоанн же — единственный из евангелистов, чьё описание карьеры и характера Христа безнадёжно непримиримо с Матфеевыми. При этом он обычно столь же неумело, как и Матфей, толкует действия Христа как не имеющие никакой иной цели, кроме исполнения древних пророчеств. Впечатление тем более неприятное, что Иоанн, в отличие от Матфея, образован, утончён и одержим нарочитыми интеллектуальными мистификациями; предположение о том, что он глуп или поверхностен в столь простых материях, вряд ли вызовет недоверие или недовольство, несмотря на его великое литературное обаяние, хороший пример чего — сделанная им переработка грубого эпизода о женщине-сирофиникиянке в благодушную историю о женщине-самарянке. Возможно, именно поэтому его притязания на то, что он был Иоанном-учеником или хотя бы современником Христа (или даже кого-нибудь, оставшегося из поколения Христа), были оспорены и,