Евангелие от святого Бернарда Шоу - Кроули Алистер - Страница 21

Очередной пример мы видим в следующем же абзаце мистера Шоу. «Марк заслуживает нашей признательности тем, что не даёт никаких ссылок на древних пророков и тем самым не только экономит наше время, но и избегает нелепого вывода, будто бы Христос просто собирался

подобно часам благодаря преопределённому ритуалу, а не был человеком из плоти и крови».

На самом же деле евангелие начинается как раз с исполнения пророчеств: «Как написано у пророков: вот, Я посылаю Ангела Моего пред лицем Твоим, который приготовит путь Твой пред Тобою. Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему»

(Мк. 1:2-3). Есть и другие ссылки на пророчества (Мк. 12:10,35-36 и Мк. 15:27-28). В большинстве случаев это утверждение Шоу верно; но всё же оно не настолько точно, как следовало бы в работе подобного рода.

Мы должны возразить против последнего заявления, сделанного мистером Шоу в этом предложении. Ритуал, посредством которого Иисус собирался «подобно часам», универсален. Это не так уж и абсурдно. Мы все поныне собираемся посредством этого ритуала. Если бы это было не так, он никогда не смог бы поразить воображение людей всех культур так, как это случилось. Ритуал этот — всего лишь драматическая формулировка самых очевидных и важных законов природы.

Шоу заявляет, что не может представить, будто бы Иисус «считал проклятие воздаянием за ошибки». Действительно, из приведённого пассажа такое не следует; но ссылки на проклятие в обычном христианском понимании регулярны в других частях евангелия.

Напоследок Шоу говорит, что «в целом. Марк оставил современным читателям то же, что и Матфей». Так что вовсе не здесь должны мы искать какие бы то ни было факты, которые «ставят Иисуса выше Конфуция или Платона». Быть может, нам повезёт больше с Лукой?

ЛУКА: Лука — художественный писатель

Когда мы берём в руки Евангелие от Луки, мы встречаемся уже с новым рассказчиком и с его крепким природным талантом в повествовательном искусстве. Не успев прочесть и двадцати стихов Евангелия от Луки, ты понимаешь, что перешёл от летописцев, пишущих ради увековечивания важных фактов, к художнику слова, рассказывающему истории ради самого рассказа. В самом начале он являет нам очаровательнейшую идиллию всей Библии: историю Марии, которая из-за переполненности гостиницы пришла в хлев и положила своего новорождённого сына в ясли, и пастухов, которые содержали на поле ночную стражу у своих стад и пред которыми предстал Ангел Господень, и слава Господня осияла их, и внезапно явилось с Ангелом многочисленное воинство небесное. Эти пастухи приходят в хлев и сменяют царей из хроник Матфея. Этот рассказ настолько всецело поглощает нас и поражает наше воображение, что обычно мы полагаем, будто бы он записан во всех евангелиях; но это — повесть Луки и его одного: ни один из прочих ни словом не намекает ни на что подобное.

Ничего не меняет на счету мистера Шоу и Евангелие от Луки. Однако, как может быть небесполезно добавить, многие учёные-библеисты подозревают, что Лука был греческим врачом. Это евангелие действительно весьма напоминает романы эллинистического декаданса. Значение такой характеристики Луки в том, что его способна раскритиковать даже служанка, способная придать подобной работе хоть какую-то историческую ценность. По всей видимости, евангелие это было оставлено из-за своей апелляции к греческому населению Малой Азии, где христианство имело огромный успех. Мы можем согласиться с заурядным учёным, что Евангелие от Матфея изначально предполагалось для убеждения евреев в том, что Иисус — тот самый Мессия, которого они ожидали. Матфей сразу берёт быка за рога: «Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова». Лука разъясняет своим читателям в первой главе (ст. 5), что Ирод был царём Иудейским, а когда подходит к родословию, не останавливается на Аврааме, но заканчивает (3:38) словами «сын. Адамов, Божий». Также стоит отметить, что Евангелие от Луки адресуется персонально некоему Феофилу — несомненно, греку.

Очарование повествования Луки

Лука придаёт очарование сентиментального романа каждому инциденту. Благовещение, как описано Матфеем, было адресовано Иосифу и являлось всего лишь предупреждением, чтобы тот не разводился с женой по причине её нечестивости. В Евангелии от Луки оно обращено к самой Марии и происходит гораздо раньше, с ощущением экстаза невесты Святого Духа. Иисус делается утончённее и мягче почти до неузнаваемости: непреклонный, безапелляционный ученик Иоанна Крестителя, никогда не обращавшийся с фарисеем или книжником без уничижительного эпитета, становится деликатным, мягким, общительным, почти изысканным мужчиной; а иудей-шовинист превращается в сторонника иноверцев, которого выгоняют из синагоги в его родном городе, когда он напоминает прихожанам, что пророки порой предпочитали язычников иудеям. Более того, они пытаются свергнуть его с некоего подобия Тарпейской скал , которую они используют для казней; но он, пройдя каким-то образом посреди них, удаляется: единственный намёк на подобное деяние в евангелии. Нет ни слова о женщине из рода сирофиникиян. В конце истории он кротко терпит все свои страдания; следует по пути к месту казни с безмятежным спокойствием; не проявляет ни тени отчаяния на кресте; и умирает с завидным достоинством, восхваляя в душе Бога, после того, как молится о прощении своих преследователей на том основании, что они «не знают, что делают». Согласно Матфею, частью его смертной муки стало то, что даже воры, распятые рядом с ним, злословили на него. Согласно Луке, это делал лишь один из них; и первого попрекает второй, который просит, чтобы Иисус помянул его, когда придёт в царствие своё. На что Христос ответствует: «Ныне же будешь со Мною в раю»,

имея в виду, что три дня своей смерти он проведёт там. Короче говоря, используются все доступные средства, чтобы преодолеть безжалостный ужас хроники Матфея, облегчить напряжение Страстей в соответствующих эпизодах и представить Христа как возвысившегося над человеческими страданиями. Таков Иисус Луки, который и завоевал наши сердца.

Мистер Шоу мог бы подчеркнуть даже более, чем он делает это, экстравагантность воображения Луки. Не ограничиваясь чудесным рождением Иисуса, он передирает историю Авраама и Сарры в Книге Бытия (главы 17 и 21), дабы превратить в чудо рождение Иоанна Крестителя! Шоу с превосходным глубокомыслием и ясностью объясняет отличия в описании Иисуса, приведённом Лукой, но он не говорит читателям о причине, которая проще вышеприведённой версии о том, что текст рассчитан на другую аудиторию.

Эта причина избавляет нас не только от придирок вольнодумцев к «противоречиям в евангелиях», но и от притязаний ортодоксов на богодухновенность. Вполне понятно, что биография Кайзера, написанная судебным историком в Потсдаме, будет заметно отличаться от составленной в офисе «Дейли Мейл». Но если аргумент подобного типа использовать для объяснения расхождений, правила истинности отменяются, а его место занимает целесообразность. Если мы обнаружим панацею, которую «Дейли Кафдроп» рекламирует как помогающую против истощения, а «Стрэнд Меркьюри» — как исцеляющую от совсем иной болезни, многие усомнятся в том, что она вообще что-то лечит. В самом лучшем случае читатели не обратят на рекламу никакого внимания, но попытаются прояснить вопрос с помощью анализов и клинического эксперимента. Таким образом, для ортодоксов слишком ненадёжный путь — выдвигать подобные вышеприведённому объяснения противоречивости евангельских повествований.

Прикосновение парижского романа

Романтическое вымарывание Лукой всего непривлекательного и его сентиментальность проиллюстрированы его версией истории о женщине с мирровой мазью. Матфей и Марк указывают, что это случилось в доме Симона прокажённого, где на неё вознегодовали за пустую трату денег. В версии Луки прокажённый превращается в богатого фарисея; женщина становится Дамой с камелиями; и ни слова не говорится о деньгах и нищих.