Полное погружение - Корсакова Татьяна Викторовна - Страница 32

– Сима – это имя.

– Странное имя. Позвольте полюбопытствовать, а почему не Серафима?

– А это имеет какое-то значение? – Ее начал раздражать этот разговор и этот мужчина с его любопытством.

– Принципиальное! Если ваше имя – производное от Серафимы, то оно совершенно не соответствует вашему облику и, смею надеяться, внутренней сути. Женщина с таким лицом должна иметь более сочное, более звонкое имя.

– А вы специалист по именам? – усмехнулась Сима.

Мужчина, казалось, искренне удивился.

– Я, милая барышня, специалист по лицам. Неужели вы меня не узнали? – теперь в его голосе сквозила легкая досада.

– Прошу прощения. – Сима виновато пожала плечами.

– Я Глеб Великогора, художник-портретист. Очень известный в определенных кругах человек. Ну, припоминаете? – спросил он, на сей раз уже с надеждой.

Сима вспомнила. Но не самого художника, а его работы. Глеб Великогора писал портреты сильных мира сего: политиков, бизнесменов, представителей богемы. Портреты эти Симе активно не нравились. Они были чересчур яркими, чересчур вычурными. Изображенные на них люди казались слишком самодостаточными и бездушными. Наверное, она была единственной, кто придерживался столь невысокого мнения о творчестве художника, потому что его работы стоили безумных денег и от заказчиков не было отбоя. Считалось особым шиком иметь портрет кисти самого Глеба Великогоры.

– Так вы вспомнили? – еще раз переспросил он.

– Да.

– Ну, и?…

– Что «и»?

– Что вы думаете о моем творчестве? Только, умоляю вас, скажите честно. – Художник нервно пригладил редкие волосы.

Сказать правду? Наверное, это прозвучит не слишком вежливо, но ведь человек требует честного ответа…

– Мне не нравится.

– Не нравится? – Глеб Великогора начал стремительно покрываться нездоровым багрянцем.

– Простите, – уже в который раз извинилась она.

Сейчас великого художника хватит удар, и ее обвинят в предумышленном убийстве.

– А что именно вам не нравится? – проговорил художник придушенным шепотом. Он выхватил из рук Симы бокал и опрокинул в себя его содержимое.

Сима растерянно пожала плечами и стала оглядываться по сторонам в надежде, что кто-нибудь из гостей придет к ней на помощь и избавит от сумасшедшего гения.

– Говорите же! Немедленно! – воскликнул он.

Сима вздохнула. Сам напросился.

– В ваших портретах совершенно нет жизни. Они красивы, но бездушны. На мой взгляд, – добавила она торопливо. – Скажите, а вы не пробовали писать портреты простых людей?

– Вот оно! – Великогора хлопнул себя по наметившейся лысине. – Сима, вы только что озвучили мои тайные опасения! Ну почему, почему никто не говорил мне этих мучительных и одновременно целительных слов раньше?! Куда смотрели критики, искусствоведы, мои коллеги по цеху?! Это просто счастье, что я встретил вас! Вы открыли мне глаза! Вы, именно вы, вдохнете в меня новую жизнь!

Вообще-то в ее планы не входило становиться музой великого художника, но Великогора, кажется, не оставил ей выбора. Твердой рукой он вцепился в ее запястье.

– Сима, вы должны спасти во мне мастера! Станьте моей… натурщицей!

– Я не могу.

– Можете! Моя жизнь – в ваших руках! Хотите, я встану на колени?

Господи! Только коленопреклоненного художника ей не хватало! Интересно, все люди искусства такие экзальтированные или только этот? Сейчас он и в самом деле грохнется перед ней на колени…

– Не надо, господин Великогора, – простонала она. – Я согласна.

– Для вас я просто Глеб, – сказал он с достоинством. – Когда мы сможем приступить?

Еще минут пятнадцать Симе пришлось обсуждать с художником детали их будущего сотрудничества. В принципе, он оказался неплохим человеком, если не принимать во внимание склонность к эпатажу.

– …Это будет нечто особенное, Сима! Кстати, так как же все-таки звучит ваше полное имя?

– Симона. – Теперь пришла ее очередь заливаться румянцем.

– Симона! Я так и знал! Вы не представляете, как идет вам это имя! – Великогора, в который уже раз, припал к ее руке в поцелуе. – Господи! Какие изящные пальцы! Вы не носите колец?! Это гениально! Женские руки без украшений – это так чувственно, так первобытно…

– Глеб, простите, но меня ждут друзья. – Сима осторожно высвободила свою ладонь.

– Да, да, я понимаю, я не единственный, – сказал художник ревниво. – Но учтите, я лучший! Благодаря мне вас узнает вся страна. Да что там страна! Все человечество! Симона, я ваш раб!

– До встречи. – Сима поспешно отошла от маэстро, опасаясь, что он может снова попытаться бухнуться на колени.

Илья вполуха слушал болтовню Анжелики и лениво оглядывался по сторонам.

Знакомые все лица. Многие из присутствующих регулярно мелькали на экранах телевизоров и на страницах модных журналов. Многих он знал лично. Ничего нового. Илья старательно скрывал скуку за вежливо-заинтересованной улыбкой. С гораздо большим удовольствием он провел бы этот вечер с Симой, валяясь на надувном матрасе перед телевизором. Но этот светский раут – часть его жизни. Нужно относиться к нему как к работе, как к неизбежному – с неизбежным проще мириться.

– Ильюша, посмотри, это же сам Пигулевский! – вывел его из задумчивости восторженный шепот Анжелики. – Ты не представляешь, как он хорош в роли Градова!

Илья понятия не имел, кто такой Пигулевский и кто такой Градов, но на всякий случай кивнул. Его больше интересовали присутствующие на банкете дамы, чем Пигулевский и Градов, вместе взятые.

– Илья, я просто обязана с ним пообщаться!

– С кем?

– Да с Пигулевским!

– А, ну пообщайся…

– Надеюсь, ты не будешь ревновать?

– Буду.

– Ты просто чудо! – Анжелика поцеловала его в щеку и упорхнула.

Илья сделал глоток шампанского, огляделся в надежде найти кого-нибудь, с кем можно скоротать этот скучный вечер. Его внимание привлекла женщина в рубиновом атласном платье, оставляющем открытой загорелую спину.

Его мать всегда относилась к женщинам, рискнувшим надеть подобного рода наряд, с изрядной долей скепсиса.

«Нужно обладать идеальными пропорциями и великолепной осанкой, чтобы иметь смелость появиться в свете с обнаженной спиной. Выпирающие лопатки никого не красят».

Незнакомка имела и идеальные пропорции, и королевскую осанку. Илья скользнул взглядом по натянутому, как струна, позвоночнику – от затылка до поясницы, где атлас кожи переходил в атлас платья.

Хороша!

Даже мама не нашла бы в ней изъяна.

Незнакомка стояла в обществе двух мужчин. Одного из них Илья знал. Егор Киль – алюминиевый король.

«Алюминий – не самый лучший металл для обрамления такого бриллианта», – подумал он с сарказмом.

Сима едва успела перевести дух после общения с не в меру эмоциональным художником, как вновь оказалась в кольце мужчин. Виталий Борисович как в воду глядел, когда говорил, что ее ждет успех. К сожалению, он не смог предвидеть масштабов этого успеха. В течение часа ей ни на секунду не удавалось побыть одной. Почему-то ее новоявленных поклонников не отталкивала ни ее нестандартная внешность, ни ее очевидная беспородность.

Она получила несколько предложений, касающихся работы, в основном в модельном бизнесе. Надо же! Она – и модельный бизнес. С ума сойти!

Ей предлагали покровительство и золотые горы. Точнее, горы не золотые, а алюминиевые, поскольку предложение исходило не от кого-нибудь, а от самого Егора Киля, алюминиевого магната.

Егор Владимирович Киль – «для вас, Сима, просто Егор», – представительный сорокалетний мужчина, вот уже несколько минут держал ее ладонь в своей руке и говорил какие-то романтические, совершенно не соответствующие его статусу и возрасту глупости про любовь с первого взгляда. Она как раз размышляла, как бы потактичнее отделаться от назойливого поклонника, когда почувствовала чей-то взгляд. Еще не успев обернуться, она уже знала, чей это взгляд…