Сокровище рыцарей Храма - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 18

Свет уличных фонарей проникал сквозь пышную крону клена (спальня Глеба находилась на втором этаже), и в отсутствии луны при полном безветрии иногда рисовал на стене различные фантасмагорические картины. На сей раз вышло человеческое лицо, которое тут же стер легкий порыв ветра.

Чувствуя, что ноги стали ватными, Глеб плюхнулся на диван и несколько раз глубоко вдохнул воздух, чтобы избавиться от наваждения в человеческом облике, которое все еще стояло перед его глазами. Однако ему опять пришлось разволноваться, потому что неожиданно сработала сигнализация: на панели у входа в спальню замигала красная лампочка, и тихо, но въедливо забибикал звуковой сигнал.

Что за черт?! Теперь уже Глеб не испугался, а разозлился. Он вскочил, подбежал к панели управления сигнализацией (их было несколько; главная находилась в отцовском кабинете) и включил наружное освещение.

Мощные прожекторы высветили весь двор, да так, что была видна каждая соломинка. Но прильнувший к окну Глеб не заметил ничего подозрительного. Однако, если судить по лампочке на панели и тональности сигнала, какие-то люди пытались перелезть через забор.

Походив по всем комнатам и поглазев на свой ярко освещенный участок, обнесенный высоким забором, Глеб раздраженно сплюнул и выключил прожекторы. «Давно пора починить сигнализацию, – думал он, засыпая под ласковой прохладой кондиционера. – Все руки никак не доходят… За полгода это уже четвертый случай самопроизвольного срабатывания. И три из них – ночью. Сбой в системе или?..»

На этом «или» Глеб и отключился. Он спал до самого утра, как младенец, даже без сновидений. Но когда поднялся и пошел в ванную наводить лоск, то перед его глазами снова замелькали световые пятна. Они сложились в портрет, как мозаика. И это было изображение того страшного лица, что почудилось ему ночью…

Глеб ехал в машине, слушал музыку, смотрел на дорогу и по сторонам, но мыслями был далеко. Он предвкушал, что уже сегодня, заполучив картину, он наконец решит загадку, которую загадал какой-то умник, а потом передал ее Оскару Трейгеру. И тем самым утрет нос деду Ципурке – большому доке по части различных археологических тайн.

Ночные треволнения уже выветрились из его головы, на душе стало легко и радостно, и Глеб даже начал подпевать какому-то ансамблю. Слова песни все время повторялись, будто она состояла всего лишь из одного куплета (а точнее, припева), они были просты и незамысловаты, их вообще насчитывалось ровно столько, сколько нужно, чтобы ее запомнил и дебил, поэтому Тихомиров-младший быстро «въехал в тему» и даже не сбивался с ритма.

Возле дома, в котором жила Ольга Никаноровна, происходила какая-то суматоха. Глеб озадаченно смотрел на старушек, которые сновали туда-сюда и возбужденно переговаривались. Ольги Никаноровны среди них не было.

Глеб заметил знакомую бабульку – на ней были все тот же цветастый сарафан и вязаная кофта, хотя с утра припекало, – и спросил:

– Что тут у вас стряслось?

Бабулька узнала его сразу и скорбно ответила:

– Нетути ее. Ужо нетути…

– Кого это «ее»?

– Олюшки… царствие ей небесное… – бабулька перекрестилась.

– Вы хотите сказать?.. – Глеб похолодел.

– Ну да, Никаноровны, – поняла бабулька. – Вы вчерась с ней разговаривали…

У Глеба внутри все оборвалось. «И что теперь делать?» – подумал он беспомощно. Ситуация и впрямь была хуже некуда. Теперь придется насчет картины договариваться с наследниками. А если их нет? О-о, только не это!

– Ее отвезли в морг? – спросил Глеб, лишь бы сказать хоть что-то.

– Зачем? – удивилась бабулька. – Она ить всегда была одна-одинешенька – ни семьи, ни детей, ни родственников. Мы решили, что схороним Олюшку всем миром.

– Так она наверху? – перед Глебом забрезжила надежда.

– Да.

– А мне можно?..

– Попрощаться с покойником не приглашают, – глянув на него с укоризной, но по-доброму, как на дитя малое, ответила бабулька.

– Я знаю. Это у меня… от волнения… – Глеб сокрушенно вздохнул и тряхнул головой, пытаясь привести в порядок мятущиеся мысли. – Жалко Ольгу Никаноровну…

– Ой, как жалко. Она всегда была готова помочь. И в аптеку ходила, ежели кому было совсем худо, и в гастроном…

Не слушая, что там бубнит позади старушка, Глеб поднялся по уже знакомой лестнице и беспрепятственно вошел в квартиру Ольги Никаноровны – входная дверь была распахнута настежь.

Удивительно, но соседи Ольги Никаноровны обернулись с потрясающей оперативностью. Она лежала в гробу среди цветов, возле стены стояли венки, под образами горели свечи, а вокруг на разнокалиберных стульях и табуретах расселись ее старые подружки – все в платках и все заплаканные.

Глебу стула не нашлось (правда, он на него и не претендовал), поэтому Тихомиров-младший стал немного в сторонке и скорбно потупился. Ему действительно было жалко Ольгу Никаноровну. Ее верность Оскару Трейгеру говорила о том, что она была весьма цельной и порядочной женщиной.

Но трагичнее всего было то, что до картины в скором времени ему никак не дотянуться. (Если это вообще может быть возможно.) И что теперь делать? Может, плюнуть на приличия, зайти в спальню Ольги Никаноровны и слямзить картину?

Ага, как бы не так… Старушки устроят такой переполох, что мало не покажется. Сразу повяжут. И попробуй потом докажи, что Ольга Никаноровна обещала эту картину ему.

Размышляя, Глеб потихоньку, пятясь назад мелкими шажками, приближался к заветной двери. Это он делал совершенно непроизвольно, повинуясь какому-то инстинктивному импульсу.

Дверь спальни была закрыта неплотно. Не оборачиваясь, Глеб толкнул ее рукой, и она тихо приоткрылась. Улучив момент, он оглянулся – и обмер: картина исчезла! На ее месте виднелся светлый и чистый квадрат – такими были обои лет десять назад, сразу после наклейки.

Не веря своим глазам, Глеб снова и снова оглядывался, затем совсем осмелел (благо на него уже перестали обращать внимание) и открыл дверь пошире, но картины нигде не было – ни на стене, ни на полу, ни на кровати. Она испарилась. А может, ее уже забрала какая-нибудь старушка? В качестве сувенира, на память о старой подруге.

Вполне возможно… Блин! Удача была так близко. Убиться и не жить… Глеб поискал глазами давешнюю бабульку и увидел, что она стоит у порога и потихоньку роняет скупые старческие слезы, вытирая их концом белого головного платочка.

Перекрестившись и мысленно пожелав Ольге Никаноровне всех небесных благ, Глеб подошел к бабульке и тихо сказал:

– Нам нужно поговорить…

Она с пониманием кивнула, и они спустились вниз. Глеб отвел бабульку в сторону – чтобы их никто не подслушал – и спросил:

– Как это случилось?

У него неожиданно проснулись нехорошие подозрения. Ведь вчера Ольга Никаноровна была в нормальном для ее возраста состоянии, двигалась бодро и ни на что не жаловалась. Мало того, она сказала, что после лечебных процедур ей стало значительно лучше.

– Несчастный случай, – скорбно потупилась бабулька. – Упала на лестнице…

– На лестнице? Как это?

– Очень просто. Я однажды тоже шею себе едва не свернула. Старые уже мы, ноги не тянут…

– А кто ее нашел?

– Я и нашла.

– В котором часу?

– В половине седьмого. Я в это время своего Мурзика гулять выпускаю. Кот у меня есть… Смотрю, а Ольгушка лежит. Бедная… И чего это она так рано поднялась?

– Дверь ее квартиры была заперта? – быстро спросил Глеб.

– Нет. А зачем? Мы редко когда закрываемся на ключ. Только если идем в магазин. Или в поликлинику. С утра до вечера сидим на улице, нам все видно. Да и что у нас воровать-то? Разве что стоптанные тапочки.

– Нынче пошли такие воры, что подметают все подчистую… – Глеб немного поколебался, но все-таки решился и задал главный свой вопрос: – А из квартиры Ольги Никаноровны ничего не пропало?

– Как будто нет, – ответила бабулька.

– Вы в этом уверены?

– Ну, мы не смотрели… – она заколебалась. – Но вроде все стоит на своих местах – телевизор, хрусталь…