Повелители волков - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 32

– Все это так, – сопротивлялся Стратоник. – Но существует мнение, что гелоны – выходцы из города Гелы. Они основали свою колонию где-то в Таврике, но местные племена воинственных тавров пошли на них войной, и пришлось гелонам искать спасения в совершенно диких землях. Там они заключили союз с будинами и живут с ними до сих пор в полном согласии.

– Сомневаюсь, чтобы греки, о которых говорят, что они, как лягушки, обсели морские берега, оставили свои гавани и превратились в сухопутных жителей.

– Ничего подобного, они по-прежнему сидят у воды, только речной. Гелон расположен на берегу реки Пантикап[61]. Там есть даже большая укрепленная пристань, хорошо защищенная от нападения варварских племен. Пантикап впадает в Борисфен, и будинов можно часто видеть как в самой Ольвии, так и осенью, на Торжище Борисфенитов. У них есть большие лодки, похожие на торговые суда эллинов, и должен сказать, они весьма искусны в управлении ими.

– Пантикап… Рыбный путь, – перевел Гекатей название реки с древнеэллинского на язык греков колонистов, в котором было много варварских слов. – В реке и впрямь много рыбы?

– Не меньше, чем в Боспоре Киммерийском во время нереста. Притом целый год. Когда будины и гелоны появляются на Торжище, вокруг них царит настоящее столпотворение. Мало того что они привозят много рыбы, так у них она какая-то особенная – очень вкусная и долго хранится. Рыбу они в основном коптят и вялят. Должен сказать тебе, что вкус у нее действительно потрясающий. Рыба будинов считается в припонтийских полисах деликатесом и стоит дорого.

– Но возвратимся к гелонам. На каком языке они разговаривают?

– Ну, это совершенно дикая смесь… Какой язык они употребляют, общаясь между собой, про то мне неведомо – я так и не смог завести среди гелонов хотя бы приятеля. Они не очень хорошо относятся к эллинам, что самое удивительное. Поговаривают даже, что им пришлось уезжать в Таврику, а скорее бежать под давлением одного из греческих тиранов. Так что в этом вопросе не все так просто. А с другими людьми они общаются на смеси языков эллинов, будинов и скифов, вставляя туда слова, позаимствованные и у других варварских племен.

– Опять-таки это еще не факт, что они потомки эллинов, – упорствовал Гекатей. – Я заметил, что в Скифии почти все варвары хорошо знают греческий язык.

– Благодаря торговле, – отметил Стратоник. – А как насчет храмов богам эллинов, коих в Гелоне великое множество? Они украшены статуями, алтарями, в них есть наосы[62]. Каждые три года гелоны устраивают празднества в честь Диониса. Между прочим, у нас есть шанс поучаствовать в одном из них – как раз этой весной начинается следующий трехлетний цикл.

– Это будет интересно… – Гекатей мечтательно сощурился, наверное, вспомнив что-то приятное.

– Еще бы! – ухмыльнулся Стратоник. – Ты еще не видел женщин гелонов. Во многих из них течет кровь будинов (которые совсем не похоже на скифов, хотя их и причисляют к этому народу), и это такие красотки, доложу я тебе, что подобных не сыскать даже в Аттике.

Гекатей хотел что-то ответить, но не успел. Раздались дикие крики, и на караван налетели какие-то грязные оборванцы. Но скифские гиппотоксоты не растерялись и мужественно приняли бой, хотя шансов выжить при большом количественном преимуществе нападавших у них не было. Скифы опорожняли свои колчаны с потрясающей быстротой. Будь они повнимательней и выставь охранение, разбойники (а это была шайка Сатрабата) получили бы достойный отпор – гиппотоксоты перестреляли бы их, не доводя дело до рукопашной.

Но случилось, как случилось, и вскоре возле каравана зазвенели мечи, раздались крики раненых и ржание лошадей, которые кусались и лягались, стараясь таким образом и со своей стороны нанести урон противнику. Так они были приучены, особенно скифские лошадки.

Помертвевший от ужаса Стратоник даже не помышлял взяться за оружие в отличие от Гекатея, который торопливо, но сноровисто, что предполагало недюжинный опыт в военном деле, надевал доспехи.

– О боги! – стенал Стратоник. – Спасите меня и мой караван, и я устрою вам гекатомбу![63]

Наверное, олимпийские боги и впрямь услышали мольбу пантикапейского купца, потому что невдалеке от места схватки оказались джанийцы. Они давно заметили караван и поняли, что он идет в Гелон. Можно было присоединиться к каравану, но он полз по степи, как сонная муха после зимней спячки, что совершенно не устраивало Озара. Поэтому джанийцы приняли решение не показываться на глаза охране каравана, а пойти стороной.

Откуда взялись разбойники, они не поняли. Похоже, подручные Сатрабата прятались в каком-то овражке, поджидая свою добычу. Уж что-что, а устраивать засады бывший жрец умел. Разбойникам иногда казалось, что он всевидящий. Иногда Сатрабат поднимал их среди ночи (как в этот раз), и они мчались невесть куда и зачем. А потом оказывалось, что их ждет жирный «гусь», ощипать которого не составляло большого труда.

– Надо помочь, – сказал Чаян, самый старший среди джанийцев.

– Нам что, делать больше нечего? – недовольно отозвался Тримир.

– Нельзя упускать такую великолепную возможность хорошо отделать шайку Сатрабата, – возразил ему Хрват. – Мы пять лет за ним гоняемся, и все впустую. А тут он сам в руки к нам идет.

– Ты не забывай, что нас всего четверо, – строго сказал Тримир.

Хрват хохотнул.

– Будто нам не приходилось сражаться и с большим количеством врагов! – ответил он, подбоченившись. – Помнится, однажды наш отряд…

– Потом расскажешь, – оборвал его Озар, внимательно наблюдающий за схваткой. – Думаю, нам и впрямь неплохо бы слегка размяться. Чаян! Зови волков. Они еще необучены, как следует, но помочь сумеют. Только дай им понюхать одежду какого-нибудь разбойника, чтобы они скифских гиппотоксотов не порвали…

Гиппотоксоты все еще сопротивлялись, но уже как-то вяло; похоже, они начали помышлять о бегстве. И тут раздался волчий вой. Казалось, что он шел со всех сторон. Сражение остановилось, как по команде, и все его участники уставились на степь. А вой не прекращался; он все усиливался, и усиливался. А затем показались четверо всадников. Каждый из них держал в руках по два меча. Но это еще было полбеды. Самым страшным видением оказались громадные волки, которые бежали рядом с всадниками.

– Джанийцы… – сказал кто-то из разбойников громким шепотом.

– Джанийцы! – повторил другой, уже громче.

– Джанийцы!!! – завопили остальные и начали поворачивать коней, чтобы ускакать от ужасного видения куда подальше – сражаться с оборотнями-волкодлаками никто даже не помышлял.

Момент для гиппотоксотов был очень удачный, ведь разбойники подставили им незащищенные спины, но они тоже были напуганы не меньше, чем их враги. К счастью, среди них нашелся человек, не потерявший хладнокровия. Это был начальник гиппотоксотов, опытный, видавший виды воин. Он резко скомандовал:

– Всем оставаться возле каравана! Стойте, не двигайтесь и держите оружие наготове!

Джанийцы легко догнали разбойников, и началась рубка. Волки быстро сообразили, кто враг, а кого не нужно трогать, и можно представить ужас разбойника, когда огромный зверь одним прыжком сшибал его с коня на землю. На поверженных звери не обращали никакого внимания, их добивали осмелевшие гиппотоксоты, которые наконец поняли, что им пришла подмога. А вот лошадям приходилось худо: хищники, рассвирепевшие от запаха крови, резали их как баранов – рвали горло, бока, сбивали с ног. Даже Чаян, не мог остановить волков, хотя был одним из лучших дрессировщиков племени, да и некогда было ему.

Самым удачливым оказался Хумиуа. На этот раз ему выпало вести разбойников на караван. Сатрабат, как это часто бывало, сказался больным и остался в пещерах со своей охраной. Под Хумиуа был быстроногий жеребец нисейской породы, и он, изрядно напуганный волками, мчал по степи словно птица, не чувствуя под ногами земли. Что касается Хумиуа, то страх, который он испытал при виде волков, напрочь лишил его способности хоть что-то соображать. Он даже не пытался командовать своим сбродом; у него в голове билась только одна мысль – спастись! спастись любой ценой!