Моя шоколадная беби - Степнова Ольга Юрьевна - Страница 20

– Он копал под акацией!

– Кленом!

– Ну да. А на листочке что нарисовано?

– Что?

– Смотри. – Он порылся в кармане кителя и вытащил пожелтевший тетрадный лист со знакомой Катерине картинкой, смотреть на которую ей совсем не хотелось. Но Матвей сунул листок ей под нос и нервным пальцем профессионального воришки ткнул в крестик.

– Смотри, ведь он не совсем под деревом стоит.

– По мне так под деревом.

– Нет, бэби. Он стоит на расстоянии шести клеток от дерева! Листочек-то в клетку! Ты что в детстве никогда не читала про кладоискателей?

– Я в детстве мало читала. Что это значит?

– То, что от дерева нужно отсчитать шесть шагов.

– Судя по всему, ты отсчитал, – без энтузиазма констатировала Катерина. Ей так хотелось спать, что сознание мутилось, и язык еле ворочался.

– Как видишь, Кэт! – Он подцепил рукой украшения, и они бессовестной роскошью заструились у него между пальцами. Катерина постаралась на них не смотреть. Вся эта история затягивала ее как топкое болото, и совсем не было сил сопротивляться. Вот если бы ей удалось поспать часик, она бы придумала что-нибудь, чтобы жизнь вошла в привычное русло, чтобы тип с дурацким именем Матвей исчез с ее горизонта вместе с этими опасными цацками.

Черт ее дернул согласиться поехать с Робертом в эту деревню! Или причина не в этом? Наверное, причина в ней, а не в обстоятельствах, впрочем, так не бывает, что обстоятельства ни при чем. Или бывает? Небезызвестная Скарлетт говорила себе: «Подумаю об этом завтра», Катерину жизнь научила говорить себе: «Не буду думать об этом!»

– Не буду, – подтвердила вслух Катя.

– Будешь. Слушай меня. – Матушкин обладал, похоже, не только телепатическими способностями, но и гипнотическими, потому что Катерина и правда стала очень внимательно слушать.

– Там, в сенях, стояли две старые лопаты. Когда ты ушла на рассвете в тот первый раз, я взял лопату, вышел во двор и отсчитал от дерева шесть шагов в том направлении, которое можно было понять по рисунку. На этом месте стояла бочка. Старая, трухлявая бочка с дождевой водой. Я сдвинул ее и начал копать. Вырыл яму глубиной в метр, сломал две лопаты, но ничего не нашел. Я было решил, что там ничего нет, что бабка просто сбрендила на старости лет и начала рисовать. Но я упорный, бэби! – Матвей вскочил и заходил по спальне от стены к стене. В его движениях было много грации, но еще больше было безумства, которое всегда дает эйфория. – Я упорный! Я стал рыть землю руками!

– Швы! – почему-то вспомнила вдруг Катерина, будто была старой мамочкой непутевого сына и в любых обстоятельствах заботилась только о здоровье любимого чада.

– Черт с ними, со швами! – закричал Матвей, продолжая мерить шагами просторную спальню. – Такой шанс выдается раз в жизни. Я рыл землю руками. Она была паршивая, эта земля: твердая, глинистая, липкая, и почему-то очень вонючая. Первым я нашел череп.

– Что?..

– Череп с дыркой во лбу. – Он остановился как вкопанный, выхватил из сверкающей кучи какое-то сложное, трехрядное ожерелье и нацепил его на себя, щелкнув на шее замочком. Катерина подумала вдруг, что шея у такого «героя» могла бы быть и помощнее. Но впрочем – ничего, вполне подходящая шея.

– Такие дырки оставляют пули и только пули, – продолжил он. – Потом были остальные кости – много косточек, весь скелет, целенький, хоть сейчас в кабинет анатомии! А на груди у него металлический ящик.

– Ларчик, – поправила Катерина.

– Замок на ящике был ерундовый, я сбил его камнем, открыл, там кожаный мешочек... Кэт, я пожалел того парня, как его – Сытов? Он оказался дурак. Я закопал скелет, вернул на место бочку, перебрал эти цацки, нашел брошку-ящерицу и вспомнил твое кольцо. Потом пришла ты с едой, и я потихоньку содрал с тебя кольцо, чтобы сравнить. Видишь, я не ошибся, эти ящерки – сестры. И кто-то получил за них пулю в лоб. Очень мутная эта история, очень странная эта избушка и очень непростая эта баба Шура.

– Плевать, – решила вдруг все для себя Катерина. – Мне на все это наплевать. Хочешь, забирай себе все и проваливай. Я никому ничего не скажу, заберу себе только кольцо.

– У тебя с мозгами беда. Как тебе может быть наплевать, если ты собираешься жить с человеком, у которого, скорее всего, рыльце в пуху и руки в крови? Откуда у него это кольцо?

– Роберт богатый человек. Мало ли что там когда-то случилось! Наверное, его обокрали, и у него осталось только это кольцо.

– Не думаю, что все так просто.

– Какая тебе разница? Тебе ли искать истину и рассуждать у кого руки в пуху, а у кого рыло в крови!

– Наоборот, – буркнул помрачневший Матвей.

– Наоборот, – кивнула Катя. – Сути это не меняет. А суть в том, что сам ты – человек, портрет которого висит на каждом углу с надписью «Особо опасен». Я не понимаю, зачем ты пришел сюда, зачем мне все рассказал, да еще пытаешься вывести кого-то на чистую воду. Подумаешь, череп с дыркой! Да я сама из-за этих сокровищ словила пулю в живот и чуть не отправилась на тот свет. Забирай все и проваливай...

Он посмотрел на нее очень странно – будто не видел, подошел к велотренажеру, залез на него и с натугой подналег на педали. Он так и забыл сфокусировать взгляд, и зрелище получилось нелепым: бледный, патлатый тип в лейтенантских погонах, с бриллиантовым ожерельем на шее, занимается физкультурой, устремив бессмысленный взгляд в пространство.

– Швы! – снова пискнула Катерина, будто больше всего на свете ей было дело до его швов.

– Значит, ты говоришь, тебе на все плевать! – крикнул он весело, наращивая темп вращения педалей. – И на меня и на сокровища?

– Уходи.

– А вдруг твой Роберт – убийца?

– Уходи.

– А вдруг баба Шура – мокрушница?

– Уходи.

– А вдруг...

– Проваливай!

– Ну, нет! – Он спрыгнул с тренажера, подошел к ней, схватил за плечи и потряс, как трясут неразумного человека, пытаясь вразумить его. – Не для того нас сводила судьба, чтобы ты капризной рукой рисовала свои сюжеты!

– Судьба?! Капризной рукой?! Рисовала сюжеты?! Ого, сколько пафоса и как образно! А я думала, ты одноклеточный!

– Да, я одноклеточный, – он повалил ее на кровать, на синий атлас, на россыпь невиданных драгоценностей, и Катерина почему-то не сделала ни малейшего усилия, чтобы оттолкнуть его от себя.

Сон как рукой сняло. Черт знает, сколько привлекательности в этих «плохих парнях». Черт знает, куда девается здравый смысл.

От него почему-то пахло хвоей и радостью, хотя должно было пахнуть грязным телом и неприятностями. Он стащил с нее платье, она расстегнула на нем милицейский китель. Во внутреннем кармане обнаружился пистолет, и это показалось Катерине очень забавным...

– В постели с врагом, – простонала Катя, когда все закончилось.

– Я не враг, – прошептал Матвей и накинул на нее какие-то бусы, кажется, это был белый жемчуг. – Я не враг, и мы фантастически богаты!

– Мы – Матвей Матушкин?

– Мы – это ты и я. У нас обоих вспороты животы, у нас у обоих есть тайна, и нас намертво связывают эти бриллианты. К черту твоего Роберта! Давай уедем на твою историческую родину!

– Представляешь, я понятия не имею, где она!

– А мы придумаем. Главное, чтобы там были огромные пальмы, синий океан, безоблачное небо, бунгало на двоих и...

– Главное, чтобы там не было твоих портретов с надписью «Особо опасен».

Он расхохотался и нацепил на нее немыслимые сережки, от тяжести которых заболели уши. А потом диадему – сверкающую, как настоящая корона.

– Значит, ты согласна. – Он не спрашивал, он утверждал.

– Нет.

Он не услышал.

– Из всего этого мы продадим самую малость, только чтобы хватило на мои документы, дорогу и дом на берегу океана. Остальное – твое. Ты будешь ходить в маленькой юбочке из пальмовых листьев и в бриллиантах. Я дарю их тебе.

– Нет.

– Мы будем лопать кокосы, удить рыбу, любить друг друга, дразнить судьбу, выбираясь на яхте в шторм, а еще ты будешь ревновать меня к местным туземкам, таким же темненьким, гладеньким, стройненьким, в юбочках из пальмовых листьев.