Моя шоколадная беби - Степнова Ольга Юрьевна - Страница 17

– Не знал, что ты так хорошо понимаешь в камнях. – Кажется, он поверил. Во всяком случае, перестал неотрывно смотреть на дорогу и посмотрел наконец на нее. – Катенька, ты не должна думать ни о каких деньгах. Это мои проблемы. Обещай, что как только мы приедем домой, ты сразу же наденешь кольцо.

– Обещаю.

Никто и никогда не говорил ей: «Это мои проблемы».

Как только они приедут в Москву, она найдет предлог, чтобы остаться одной. Она возьмет свой «Мустанг» и рванет обратно в деревню Волынчиково. В чемодане, среди вещей, у нее есть пистолет. Катерина не оставила его Матвею, как он ни умолял. Она возьмет оружие, вернется в избушку и заберет кольцо. Заберет или убьет голливудского выродка. Третьего не дано.

Нужно быть абсолютно беспринципной идиоткой, чтобы убеждать себя, будто ей в грезах привиделось, что пока Роберт спал, она села в его машину, заехала в деревенский магазин, купила там хлеб, консервы, супы в пакетах и соки. А потом, нажав на газ, по бездорожью, через поле, добралась до старой избушки. В дневном свете избушка утратила свой мистический ореол, превратившись в просто заброшенное жилище с заколоченными окнами. Да и сухой клен под окном не вызывал желания поделиться сокровенными мыслями.

Матвей лежал на продавленной сетке и смотрел, как Катерина выгружает из пакета продукты на стол.

Они не сказали друг другу ни слова. Он не удивился ее появлению, только улыбался, и это было видно даже в сумраке старых стен. Когда последняя баночка была выложена на стол, Катя вдруг подумала, что ни в коем случае не должна была этого делать. Лечить его и кормить. Спасать, одним словом. Она должна была найти местное отделение милиции, – ведь есть же здесь хоть какое-нибудь отделение милиции! – и донести, доложить, где скрывается Матвей Матушкин. И получить благодарность от этой самой милиции. А, может, даже и вознаграждение. Наверное, еще не поздно это сделать.

Катерина развернулась и пошла к двери. Железная рука схватила ее руку. Схватила и потянула в койку. Сопротивляться было бессмысленно – за долю секунды Катерина успела убедить себя в этом. Секс – такая безделица, а когда еще представится случай так близко пообщаться с настоящим бандитом?! Это происходит не с ней. Просто она смотрит кино, где главную роль исполняет ее точная копия. Интересное, захватывающее кино, где отсутствие всякой морали и есть основная мораль.

– Осторожнее, шов разойдется, – шептала она.

– Пусть разойдется. После такого можно и сдохнуть, – шептал он единственно верный ответ.

Потом было бегство без слов.

Он попросил:

– Кэт, верни пушку. Мне нужна она лишь для того, чтобы пустить себе пулю в лоб. Если выхода больше не будет.

Она замотала отрицательно головой и выскочила из дома.

Потом она долго сидела в машине, положив на руль голову, и твердила про себя по слогам: «Проститутка, шлюха и дрянь». Секс – не безделица, жизнь – не кино, а отсутствие всякой морали не есть основная мораль. Глупая, похотливая кошка.

Если бы она не убивалась так по поводу своей нравственности, а просто бы отряхнулась как обычно, и стала жить дальше, то сразу заметила бы, что ящерица с безымянного пальца испарилась. Ускользнула, мелькнув золотым хвостом. Матвей Матушкин оказался певцом своего дела. Даже со вспоротым животом, даже страстно занимаясь любовью, он оставался грабителем.

Злость, обида, раскаяние, смешались в такой ядреный коктейль, что Катерина, втопив педаль газа в пол, вдруг длинно, витиевато и грязно выругалась.

– Что?!.. – округлил глаза Роберт, забыв про кольцо и дорогу.

– Ой, извини! Отголоски непутевого детства. Я знаю много плохих слов, но не очень хорошо понимаю их значение. – Имиджем «бедной девочки» она дорожила и не хотела его терять. – Я... кажется, дома забыла выключить утюг! – Она еще прибавила скорость.

– Катенька, если квартира сгорела, бог с ней, я куплю тебе две других! Не стоит из-за этого гнать по встречной и рисковать своей драгоценной жизнью.

Катерина сделала над собой усилие и сбавила скорость.

«Я куплю тебе две других!»

Она будет гладить ему шнурки.

– Утюг жалко, – пошутила Катя. Роберт не стал обещать ей два утюга, он сдержанно улыбнулся, давая понять, что оценил ее шутку.

Москва встретила их теплым дождем, мокрым асфальтом, и привычными пробками, которые после зловещей пустоты и тишины деревенских улиц показались милыми сердцу признаками цивилизации.

У своего дома Катерина сумела убедить Роберта, что ей необходимо провести эту ночь одной. Роберт Иванович не сопротивлялся особо, сказал только: «Я тебя умоляю, приезжай утром ко мне. А то я умру от тоски».

Катерина взяла с заднего сиденья свой чемоданчик, вышла из машины и... попала под «обстрел» затаившегося у подъезда Майкла.

– Кать, дай десять рублей!

Избитую версию про «ключ от квартиры» она не успела озвучить. Из машины по пояс высунулся Роберт Иванович.

– Сударь, вас мало пороли! – с нажимом на «мало», сказал он.

– Меня ваще не пороли, – с энтузиазмом уточнил Майкл. – Некому, да и некогда. Я – дитя улицы, – почти хвастливо завил он. – Но с задатками. Кать, дай десять рублей и я скажу тебе то, чего ты не знаешь, но хотела бы знать.

– С задатками, – согласилась Катерина. – Три!

– Чего три?

– Рубля три. И ты говоришь то, чего я не знаю. – Она достала из сумки горсть мелочи и ссыпала ее в протянутую ладонь.

– Ну, на три тогда и скажу, – ухмыльнулся Майкл. – Шмонать надо свою машину. Особенно если это пикап. – Майкл развернулся и побежал в глубь двора, мелькая в сгустившихся сумерках светлыми рэперскими штанами.

– Что он имел в виду? – растерялась Катя, оглядывая «Рейнджер».

– Понятия не имею, – пожал плечами Роберт. – Не бери в голову. Очень запущенный мальчик. Ты не передумала остаться здесь на ночь?

– Утюг, – жалобно напомнила Катя. – Выключу утюг и навсегда распрощаюсь с холостяцкой жизнью! Дай мне эту ночку!

– Даю, – рассмеялся Роберт. – Утром жду тебя у себя. До встречи, Катерина Ивановна!

– До скорой, – поцеловала она его в сухие, прохладные губы.

Верки-лифтерши в «аквариуме» не оказалось. Это было так удивительно, что Катерина даже попыталась через стекло заглянуть под стол. За все время, которое она прожила в этом доме, не было ни дня, чтобы Верка не вышла на свой боевой пост. Жила она тут же, на первом этаже, работу свою любила и очень ей дорожила. Это даже и не работа ее была, а призвание – сидеть в застекленном пространстве и наблюдать: кто, с кем, с чем, в чем, как, куда и откуда. Представить, что Верка пропустит такое захватывающее зрелище, как возвращение Катерины домой с «отдыхаловки», было невозможно.

Катерина ткнула кнопку вызова лифта. Лифт не приехал. В шахте не произошло никакого движения, указывающего на то, что в шахте этот самый лифт есть.

– Верка! – крикнула Катерина. – Ве-ера! – Она позвонила в единственную дверь на первом этаже и дверь немедленно открылась.

На пороге стояла Верка. Ее внушительное тело прикрывало полупрозрачное платье, здорово смахивающее на парашют. Верка в нем походила на конкурсантку, борющуюся за звание первой толстушки мира. У Верки были алые губы. У Верки блестели глаза. От Верки несло алкоголем. Ни в чем таком раньше Верка замечена не была.

И лифт не работал.

Все вместе это было так удивительно, что Катерина забыла вдруг про все свои горести.

– Лифт не работает, – сказала она, пытаясь поймать взгляд Веркиных бегающих глаз.

– Ой, Катерина Ивановна, ой! – Кажется, Верка ничего не услышала.

– Лифт не работает!

– Ой! А Найоб уже ушел!

– Кто ушел?!

– Найоб. – Верка пьяно икнула. – Он то ли дядя ваш, то ли брат, то ли... я ни бум-бум по-англицки.

– Надеюсь, не папа. Не хотелось бы быть Катериной Найобовной.

– Ой, не папа! Он вашего возраста. Посол он.

– Куда?

– Не пошел, а посол. Посол Йенехбайской республики... очень крохотное государство на юге... юге... ахрифенского материка.