К востоку от Эдема - Стейнбек Джон Эрнст - Страница 31

За ужином жена только и говорила, об этом самоубийстве и мистер Эймс потерял всякий аппетит. Кэти сидела молча, но она всегда была молчалива. Ела она изящно, откусывала маленькие кусочки и часто. прикладывала к губам салфетку.

Миссис Эймс, нескупясь на детали, пересказывала все, что ей было известно про труп и про ружье.

— Кстати, я хотела тебя спросить, — вдруг сказала она. — Тот пьяный, что стучался к нам ночью… это случаем был не Джеймс Гру?

— Нет, — быстро ответил мистер Эймс.

— Ты уверен? Может быть, ты в темноте не разглядел?

— Я вышел со свечкой, — резко возразил мистер Эймс. — Он был даже не похож на Гру; у него была длинная борода.

— Пожалуйста, не огрызайся, — обиделась жена. Нельзя уж и спросить.

Кэти вытерла рот, положила салфетку на колени: и сидела улыбаясь.

Миссис Эймс повернулась к дочери:

— Кэти, ты ведь его видела в колледже каждый день. Тебе не показалось, что последнее время он ходил какой то грустный? Ты не замечала за ним чего-нибудь такого, что могло бы?

Кэти опустила глаза в тарелку, потом снова их подняла.

— Мне казалось, он заболел, — сказала она. — Да, вид у него был и впрямь скверный. У нас сегодня все как раз об этом говорили. А кто-то — не помню, кто; — сказал еще, что у мистера Гру были какие-то неприятности в Бостоне. Мы все очень любили мистера Гру. — И она изящно промокнула губы салфеткой.

В этом и заключался метод Кэти. Уже на следующий день весь город знал, что у Джеймса Гру были неприятности в Бостоне, а о том, что эту версию подбросила Кэти, никто и не догадывался. Даже миссис Эймс, и та позабыла, кто первым упомянул про Бостон.

Вскоре после того, как Кэти исполнилось шестнадцать лет, ее словно подменили. Однажды утром, она не поднялась в обычное время, хотя должна была идти в колледж. Мать вошла в ее комнату и увидела, что Кэти лежит в постели и смотрит в потолок.

— Вставай скорее, а то опоздаешь. Уже почти девять.

— Я никуда не пойду. — Голос ее звучал равнодушно.

— Ты что, заболела?

— Нет.

— Тогда быстрее вставай.

— Я никуда не пойду.

— Значит, все-таки заболела. Ты ведь никогда не пропускаешь уроки.

— В колледж я не пойду, — спокойно сказала Кэти. Я вообще туда ходить не собираюсь. От изумления миссис Эймс разинула рот.

— Это как же понимать?

— Я туда никогда больше не пойду. — Кэти продолжала смотреть в потолок.

— Еще поглядим, что на это скажет отец! Столько трудов вложили, столько денег… через два года уже диплом должна получить!.. — Тут миссис Эймс подошла ближе и тихо спросила: — Может, ты замуж собралась?

— Нет.

— А что за книгу ты прячешь?

— Я не прячу. На, смотри!

— «Алиса в стране чудес». Вот так раз! Ты ведь уже большая.

— Зато я могу стать такой маленькой, что ты меня даже не увидишь,сказала Кэти. — Господь с тобой, о чем ты? — И никто меня не найдет. Мать рассердилась:

— Что за глупые фантазии! О чем ты думаешь, не понимаю! А что, позвольте спросить, ваше величество намерено делать дальше?

— Еще не знаю, — сказала Кэти. — Наверно, куда-нибудь уеду.

— Ишь ты, размечталась! Лежи-ка лучше и помалкивай. Вот вернется отец, он найдет, что тебе сказать.

Кэти медленно, очень медленно, повернула голову и посмотрела на мать. Взгляд ее был пустой и холодный. Миссис Эймс вдруг стало страшно. Она осторожно вышла из комнаты и закрыла дверь. В кухне она опустилась на стул, сложила руки на коленях и уставилась в окно на ветшающий сарай.

Дочь стала ей чужой. Миссис Эймс, как рано или поздно случается почти со всеми родителями, чувствовала, что теряет власть, что поводья, вложенные ей в руки, дабы направлять и сдерживать Кэти, выскальзывают из пальцев. Она не знала, что у нее никогда не было власти над Кэти. Она была для дочери лишь орудием, которое та использовала в своих интересах. Немного подумав, миссис Эймс надела шляпку и пошла в кожевенную мастерскую. Ей не хотелось говорить с мужем дома.

Далеко за полдень Кэти наконец неохотно поднялась с постели и уселась перед зеркалом.

В тот вечер мистер Эймс скрепя сердце прочел дочери долгую нотацию. Он говорил о дочернем долге, о ее обязанностях, о том, что она должна любить родителей. Он уже завершал свою речь, когда понял, что дочь не слушает. Это его рассердило, и он пустил в ход угрозы. Он заявил, что, пока она ребенок, право распоряжаться ее судьбой предоставлено ему Богом, а государство закрепило это естественное родительское право соответствующими законами. Теперь она слушала внимательно. Она смотрела на него не отрываясь. На губах у нее играла легкая улыбка, но глаза, казалось, не моргали. Наконец, не выдержав, он отвел взгляд и оттого разъярился еще больше. Он велел ей прекратить глупости. И туманно пригрозил выпороть, если она его ослушается. Но закончил робко:

— Дай слово, что утром пойдешь в колледж и перестанешь сумасбродничать.

Лицо ее ничего не выражало. Маленький ротик был неподвижен.

— Хорошо, — сказала она.

В тот же вечер, когда они ложились спать, мистер Эймс с напускной убежденностью сказал жене:

— Вот видишь, оказывается, с ней надо быть построже. Мы, наверно, слишком ей потакали. Но она ведь всегда так хорошо себя вела. Просто, думаю, на минутку забыла, кто в доме хозяин. Немного строгости еще никому не вредило. — Он сам был бы рад верить в то, о чем говорил с такой уверенностью.

А наутро Кэти пропала. Ее соломенная дорожная корзинка и ее лучшие платья исчезли. Кровать стояла аккуратно застеленная. Комната Кэти была безликой — ничто не наводило па мысль, что в этих стенах много лет жила девочка. Ни картинок, ни милых памятных пустяков — ничего из того обычного хлама, что сопровождает жизнь любого ребенка. В куклы она не играла никогда. Личность Кати не оставила отпечатка на ее комнате.

Мистер Эймс был по-своему далеко не глуп. Он нахлобучил фетровый котелок и поспешил на станцию. Да, начальник станции был уверен, что не ошибается. Кэти уехала первым утренним посадом. Билет купила до Бостона. Он помог мистеру Эймсу составить телеграмму в бостонскую полицию. Мистер Эймс купил билет туда и обратно и успел на поезд, отходивший в Бостон в 9.50. В критические минуты он вел себя как мужчина.