Выстрел (ЛП) - Блэр Э. К. - Страница 9

— Элизабет.

Мне требуется секунда, чтобы осознать, что Барбара зовет меня, и когда я смотрю на нее, она посылает мне одну из своих фальшивых улыбочек и говорит:

— Миссис Гаррисон сказала, что твоя спальня наверху.

— Надеюсь, тебе нравится лиловый цвет, — произносит женщина, я смотрю на ее лиловый свитер, потом на ее лицо. Она добавляет: — Ты первая девочка у нас, поэтому я немного волнуюсь.

Барбара раздраженно смотрит на меня, кивает головой, чтобы я заговорила.

— Да, — наконец, говорю я. — Лиловый — очень красивый цвет.

Она улыбается и кладет свою руку поверх моей. Я хочу отдернуть свою руку, но не делаю этого. Я не делаю ничего, но мой разум кричит, что должна. Я просто сижу.

— Ну, тогда давай я помогу тебе с сумками до своего ухода? — спрашивает Барбара.

Мы втроем поднимаемся по лестнице, ступеньки скрипят под ногами, а потом проходим в лиловую комнату. Стены покрашены в цвет свитера миссис Гаррисон, и я наблюдаю, как она показывает мне шкаф, а потом совмещенную ванную, которая примыкает к другой комнате.

— Кажется, это прекрасная комната? — говорит Барбара, когда ставит мои сумки на лиловую односпальную кровать.

— Ммм хмм.

— Ну, мне пора в дорогу, — обращается она ко мне, и когда она произносит это, я чувствую, как по моим щекам начинают катиться слезы.

Внезапно, я чувствую себя такой одинокой. Опустошенной.

— Не надо плакать. У тебя все будет хорошо. Я знаю, что перемены — это нелегко, но у тебя все будет хорошо. Как я и говорила, Люсия через несколько дней придет к тебе, ладно?

— Ладно, — автоматически отвечаю я, потому как была очень далека от нормального состояния.

Она легонько хлопает меня по плечу и уходит, а я остаюсь в лиловой комнате с женщиной, помешанной на утках.

— Ты бы хотела, чтобы я помогла тебе распаковать сумки? — спрашивает она.

— Я сама.

— Ты голодна? Могу сделать тебе сэндвич.

Я смотрю на нее сквозь скопившиеся в глазах слезы и киваю.

— Прекрасно. Мы обычно всегда едим за кухонным столом, но я могу принести сэндвич сюда, если хочешь.

— Хорошо, — говорю я и начинаю расстегивать сумку.

— Элизабет, — кричит она из коридора, — надеюсь, тебе здесь понравится. Карл, мой муж, очень старался, когда красил эту комнату для тебя. Он уехал по делам, но скоро должен вернуться.

Когда я не отвечаю, она спускается вниз, оставляя меня одну распаковывать сумки. Рядом с кроватью есть маленькое окошко, которое выходит на передний двор. Все дома раскрашены в разные цвета. И все они выглядят прогнившими.

Я разбираю одежду, а потом ем сэндвич с арахисовым маслом, который Бобби принесла мне. Она сказала мне называть ее так, вместо миссис Гаррисон.

Кроме комода и стола, комната довольно пуста. Когда я захожу в ванную, то замечаю, что место на раковине уже занято вещами другого ребенка. Я задаюсь вопросом, похож ли он на меня, сколько ему лет, и хороший ли он. Я чувствую, что прямо сейчас нуждаюсь в друге больше, чем когда-либо. Я так далеко от дома и так одинока.

Громкий грохот снаружи привлекает мое внимание, и я выхожу, чтобы взглянуть в окно. Старый, серый, потрепанный пикап заезжает на подъездную дорожку. Я наблюдаю, как взрослый, толстый мужчина вылезает с водительского сиденья и направляется к дому. За ним выпрыгивает мальчишка, но я не могу рассмотреть его лицо, оно скрыто бейсбольной кепкой.

Я стою в комнате и слышу, как они заходят внутрь, разговаривая друг с другом, и затем слышу скрип лестницы. Бобби появляется первая, за ней следом показывается ее муж.

— Элизабет, как проходит распаковка вещей? — спрашивает она.

— Хорошо, — говорю я и смотрю на мужчину. У него большой живот, запачканная рубашка и длинные, спутанные волосы.

— Отлично. Это Карл, мой муж, — представляет она его.

— Элизабет, не так ли? — спрашивает он.

Кивок.

— Ты хорошо устроилась?

Кивок.

— Ты не любишь много болтать?

Я чувствую, что должна что-то ответить, и бормочу:

— Я просто устала.

— Ну, тогда я отстану от тебя, — говорит он. — Рад был познакомиться.

Бобби улыбается, когда Карл уходит, потом спрашивает меня, как у меня дела и нужно ли мне что-нибудь, я лгу и убеждаю ее, что все и так хорошо. Она закрывает за собой дверь, и как только она делает это, я вижу через ванную комнату, как в соседней спальне загорается свет. Я гляжу туда, и когда замечаю мальчика в бейсболке, он поворачивается и смотрит на меня.

— Привет, — говорит он, и подходит к своей двери в ванную.

— Привет.

Он снимает кепку, бросает ее на кровать и проводит рукой по своим вспотевшим, темно-коричневым, почти черным волосам. Потом он идет через ванную в мою комнату и окидывает ее взглядом.

— Этот цвет — отвратительный, — бормочет он, посылая мне первую настоящую улыбку за очень долгое время.

— Я солгала, — призналась я ему. — Я сказала, что лиловый мне нравится, но это не так.

— Ты давно в этой системе?

— Три года.

— А я девять. Пару недель назад поселился сюда.

— Они милые? — спрашиваю я.

Он садится на кровать рядом со мной, от него пахнет дымом от сигарет и мылом.

— Бобби долго здесь не было. Она только что вернулась в город, с какой-то выставки, которую устраивала.

— Выставки?

— Ага, она делает деревянные статуэтки уточек и еще какое-то дерьмо, чтобы продавать его на ярмарках, барахолках, так что она часто отсутствует. Карл работает в автомагазине, — он делает паузу, а потом добавляет: — Он много пьет.

Я ничего не отвечаю, и мы сидим так в тишине, прежде чем он спрашивает:

— Сколько тебе лет?

— Восемь. А тебе?

— Одиннадцать. Почти двенадцать. Как зовут?

— Элизабет.

— Ты боишься, Элизабет?

Смотрю поверх него, прижимаю колени к груди, обнимая их, киваю и шепчу:

— Да.

— Все будет хорошо. Обещаю.

Я смотрю на него, и намек на улыбку появляется на его лице, и мне кажется, я могу верить ему.

— В любом случае, я — Пик.

Глава 6

Настоящее

— Где, черт возьми, ты была, Элизабет?

— Извини, — говорю я, и Пик ослабляет свои объятия. — Не было возможности выбраться, но сейчас я здесь.

Пик делает шаг назад, проводит рукой по своим густым непослушным черным волосам и выдыхает через нос.

— Пик, да ладно. Не заставляй меня жалеть, что я приехала. У меня есть только сегодняшний вечер, завтра возвращается Беннетт.

— Я просто устал жить в этом дерьме, в то время как ты живешь в долбанном пентхаусе шикарной жизнью. Уже больше трех лет, — выплевывает он, а потом падает на диван.

Я смотрю на него и стараюсь усмирить его раздражение:

— Я понимаю. Мне жаль, но ты знал, как все будет. Ты знал, что ничего не получится, если мы поспешим.

— А ты вообще работаешь над этим, Элизабет? Потому что, как я понимаю, ты довольна своей жизнью.

— Не будь придурком, Пик, — говорю я, повышая голос. — Ты ведь знаешь меня. Ты знаешь, что я всей душой ненавижу этого мудака.

Он наклоняется вперед, ставит локти на колени и опускает голову на руки. Я подхожу к нему, сажусь рядом на диван и начинаю растирать его плечи, его мышцы напряжены из-за того, что он расстроен.

— Извини меня, — тихо произносит он, отклоняясь на спинку дивана, затем притягивает меня к себе и обнимает.

Мне нужен этот контакт, нужны его прикосновения. Всегда было так, я вытягиваю руку и обнимаю его за талию. Ненавижу быть вдали от него, но знаю, что ему это не нравится еще больше. Он живет в этом дерьмовом месте, тайно платит владельцу трейлера, чтобы никто его не узнал. Он по-прежнему суетится, чтобы выжить, и тут я, лежу в его объятиях, одетая в проклятое пальто от «Эрмес», которое, вероятно, стоит дороже, чем эта дыра, в которой он живет.

— Все в порядке, — уверяю я его. — Мне жаль, что ты застрял здесь, но это не навсегда.

— Я уже начинаю задаваться вопросом, а так ли это.