Драконий коготь - Баневич Артур - Страница 75

— Я не разделаю точку зрения мэтра Дебрена, но понимаю его мотивы. И уважаю. Нет оснований убивать человека, которого уважаешь. Ты так не считаешь?

Дебрен поклонился. Немного чопорно.

— Благодарю. Но если мы будем драться палками…

— До первого удара по корпусу или голове, — поспешил пояснить Кипанчо. — Удар по конечности… Ну, если так получится, то мы прервемся, и я скажу тебе, насколько это опасно.

— Ага, — кашлянул Дебрен. — Но твои латы… В таком бою они будут тебе только мешать.

— Могу снять. Но предпочел бы драться в латах. Тебе тоже будет помогать магия.

— Кипанчо, твои латы ничуть не защищают от чар. Они — балласт, ничего больше, если мы решили сражаться палками.

Рыцарь в ответ широко улыбнулся.

— Погодите, — беспокойно пошевелился Деф Гроот. — Это суд Божий. Здесь фору давать нельзя. Может, еще прикажешь себе по руке палкой ударить и тряпкой замотать?

— Нет, но за пояс засуну. Что же касается лат, то я не стану их снимать не из милосердия к Дебрену, а потому что привык. Не следует перед боем менять многолетние привычки.

— Это обман, — фыркнул душист.

— Нет, это честный бой. Кто из нас прав, должен решить Бог, а не то, что я крупнее, сильнее и тридцать лет размахиваю оружием. Дебрен же вовсе не умеет. И поэтому, чтобы я слишком рьяно палкой не размахивал, Санса привяжет к моей правой перчатке мешочек с тем вон камнем.

— Вон тем? — Оруженосец перестал обрубать черенок метлы. — Ты сдурел, милостивый государь? Я ж его не подниму.

— Перебираешь, Кипанчо, — буркнул Дебрен. — Камень больше моей головы. Если ты уж так хочешь… — Он осмотрелся. — Вон там лежит поменьше. С полголовы размером, болванка.

— Как сговорились! — сплюнул Деф Гроот. — Будто продавец с покупателем. Ты перетягиваешь струну, Кипанчо. Гляди, лопнет и по лбу саданет.

— Опасаешься за успех своей миссии? — странно усмехнулся рыцарь. Рыжий душист, внезапно испугавшись, отступил на шаг. — Успокойся, мэтр. Я же сумасшедший. Удар обрезанным черенком метлы по корпусу, да хоть бы даже и по голове, никакое не лекарство против безумия. Тебе следовало бы об этом знать, ведь ты не какой-нибудь захудалый душист. Любой специалист по больным душам скажет, что излечить тяжелую манию не может проигранный бой палками с чароходцем. Чего же ты боишься? Могу побиться об заклад, что до полудня ветряк будет догорать, а мы нагрузим телегу и поедем искать следующих противников. Ты будешь и дальше меня лечить, сглаживая тоску по Дульнессе, поддерживать во мне веру в то, что я поступаю правильно. Я тебя не уволю, потому что, как бы ни выглядела истина о лево— и праворучных листках, душист ты хороший. Мне стало легче жить после того, как я тебя встретил. Не легко. Но легче. Поэтому отойди в сторону и не мешай.

Санса покончил с черенками, принялся засовывать камень в мешок, а потом подвязывать груз к правой руке рыцаря.

— Остается установить, что будет означать результат боя, — сказал Дебрен. — Если выиграю я — ветряк останется целым, а ты вернешься в Ирбию.

— Можно и так. Или просто договоримся, что победитель диктует условия.

— Согласен. — Дебрен дышал медленно, глубоко, регулировал кровообращение и дозировку адреналина. Он стоял недалеко от воткнутого в землю факела и черпал из пламени сколько удастся, не заботясь о том, чтобы делать это незаметно, а просто старался не приглушить огонь. Он выстраивал блокаду на нервах левой руки и нагнетал кислород в кровь. — Еще одно дело, Кипанчо.

— Не спеши, начнем, когда решишь, что ты готов. — Рыцарь махнул рукой в ту, другую сторону, поморщился. — Привяжи покрепче, Санса. В камне фунтов двадцать. Если оторвется, может кому-нибудь вред причинить. Так что там за дело, Дебрен?

— Девочка тяжело больна. Показатель малярии сделался темно-синим. Но она моложе, у нее более сильный организм и полученный от предков иммунитет. Ты же, в свою очередь, человек крепкий, и у тебя меньше яда в крови.

— Яда?

— Того, который разносят комары. Болотного духа, как его называет Деф Гроот.

— Деф Гроот чушь порет, — оборвал рыцарь. — Комар — это насекомое и вызывает зуд. Но разносить болезнь, которая может убить? Ерунда.

— Ерунда или нет, я хочу, чтобы ты поделился лекарством с малышкой. Одну треть — ей, две — тебе. Это даст вам примерно равные шансы выжить.

— Шансы? — забеспокоился оруженосец.

— За обоих я поручиться не могу. Существует определенный риск.

— Победивший даже в бою палками получает имущество побежденного, — воспротивился Санса. — Добыча ему полагается. Это священный закон войны. Если победит мой господин, то шестьсот талеров в порошке от малярии будут его.

— Санса прав, — проворчал Деф Гроот. — Воин должен что-то от войны иметь. Иначе охотников таскать меч станет мало, и варвары сотрут нашу цивилизацию в порошок.

— Кипанчо…

— Достаточно, Дебрен. Мы решили: победитель диктует условия. А суд будет Божий. Что бы ни случилось, произойдет по Его воле.

На одной чаше весов был Бог, будущее цивилизации Востока и мускулы, прямо-таки разрываемые энергией. Ощущение силы, скорости и справедливости дела, за которое он сражается. На другой чаше — чуть большие шансы того, что выживет дефольская девочка, цвет глаз которой он даже не мог назвать.

Легкое решение. Ну… почти легкое.

Дебрен отсалютовал рыцарю палкой.

Кипанчо закончил беззвучную молитву, потом тоже отсалютовал. Со скрежетом пластин, но легко, без видимого усилия, несмотря на двадцать фунтов, подвязанных между локтем и кистью.

Дебрен проверил, сможет ли сложить пальцы левой руки для гангарина. Не получилось. Ну ладно. Это было бы нечестно. Другое дело — накачка мускулов укрепляющей магией. Если б не этот каменище на руке рыцаря, он мог бы сыграть некрасиво, перебросить палку в левую руку, ударить противника заклинанием. Но только последний хам поступил бы так после того, как Кипанчо сделал все, чтобы уравнять шансы.

Дебрен решил оставить этот козырь на черный час. Посмотрел под ноги, проверил, где грязь угрожает ему опасностью оскользнуться, и напал. Быстро. С яростью и ловкостью, удивившей его самого.

Кипанчо, отразив дюжину сыплющихся на него как град ударов, отступил на два шага. Потом ткнул. Слишком сильно, чересчур широко размахнувшись. Дебрен запросто ушел и саданул слева направо. В полете, в локоть. Не попасть он не мог — но не попал.

Его закинуло за спину рыцаря. Кипанчо прыгнул, чтобы уйти от удара, и беспристрастный судья не зачел бы магуну ничего, кроме легкого касания. Только поэтому Кипанчо не задел Дебрена.

Следующие два удара Дебрен парировал. Третий не пытался. Насыщенные энергией мышцы не умещались у него под кожей, ему казалось, что он мог бы удержать сброшенный с башни мешок зерна. Но у Кипанчо в руках было два мешка. Удар, в случае если он хорошо получится, возможно, и не преодолеет защиты, но уж пальцы из суставов выбьет наверняка. Значит, нельзя пользоваться силой.

К счастью, магун был гораздо легче. И изворотливее. И крепче в ногах, бедрах, мускулах, необходимых для того, чтобы тело отклонялось в сторону, когда палка, стараясь избежать чисто силового столкновения, сбивает оружие Кипанчо в противоположную сторону.

Дело понемногу шло. Он прыгал вокруг рыцаря, как дворняга вокруг кабана, парировал удары и пытался отыскать немного свободного места. Совсем немного. На одно мгновение. Больше ему не требовалось. Удар, отскок. Удар снизу, вольт, парад, удар, прыжок. Сражение затягивалось. Дебрен начинал понимать, что не получил по голове только потому, что Кипанчо — старый рутинер и не может освободиться от тридцатилетних навыков. Рыцари дрались, сидя на лошадях, в тяжелых латах, часто усиленных магией. Все щели, где суставы и соединения были прикрыты менее стойкой кольчугой или кожаными щитками, старались магнетизирующими чарами защитить от направленного на них клинка или наконечника копья, сдвинуть убийственное острие на полдюйма. Этого было достаточно. Оружие попадало на металлические листы, утолщенные на стыках, и увязало в них. Поэтому те, кто дрался с равными себе, с дворянами, достаточно богатыми, чтобы обзавестись самой лучшей экипировкой, били крепко или вообще не били, не играя в эффектное, но не эффективное фехтование. Это было рационально. И результативно, несмотря ни на что. Дебрен принимал на палку, может, четверть направленной на нее силы, остальная соскальзывала, проходила мимо отскакивающего тела. Но и от этой четверти немели пальцы, слабела кисть. Если б вместо камня над перчаткой в руке у Кипанчо был настоящий меч или, не приведи Господи, топор, он давно переломил бы противнику и оружие, и руку.