Смерть содержанки - Стаут Рекс - Страница 17

– Вы с ним знакомы?

– Нет. Никогда его в глаза не видела и не испытываю этого желания и сейчас.

Вульф взглянул на часы.

– Вам нужно вернуться в десять минут десятого?

– Нет, в пять минут десятого. Я должна еще переодеться.

– Тогда времени совсем мало. Давайте предположим, что у нас уже имеются доказательства невиновности мистера Катера. Тогда кто мог убить мисс Керр? Кого бы вы заподозрили?

– Это элементарно. Лобстера, конечно.

– Кого? Лобстера?

– Извините. Того, кто содержал ее.

– Вы ведь даже не знаете его имени.

– И что из того? Он отстегивал примерно двадцать кусков в год. Может, она его доила? Или он известный мошенник, или щипач? Засек их с Кэтером и пришил ее. Ежу ясно. Прикидываете?

– Что ж, я подумаю над этим. Но давайте пойдем дальше. Отметем «лобстера». Кто тогда? У вас были общие друзья с мисс Керр?

– Да. Вежливости ради можно их назвать и друзьями.

– Допустим, ее убил один из них. Кто именно?

Она произнесла вслух слово, которое должна была бы произнести про себя.

– В каком смысле? – осведомился Вульф.

– В том смысле, что я их знаю как облупленных. Без причины никого не убивают, а если и есть причина, то нужно еще иметь характер. Они не годятся.

– Ни один?

– Нет.

– Можете ли вы назвать мистеру Гудвину или мистеру Пензеру хотя бы одного из этих людей, пока вам показывают орхидеи?

– Я не буду смотреть на орхидеи. Мне пора идти.

– Может быть, завтра утром?

– Тогда придется принести цветы ко мне в постель. Завалят меня орхидеями с головы до ног. Было бы классно. Жаль, что не выйдет. По утрам в постели от меня толку мало.

– Тогда днем. Вы когда-нибудь встречались с доктором Гаммом?

– С Тедди? – Она фыркнула. – Еще бы. Врач он, может, и неплохой, но мужик никудышный. Вбил себе в голову, что может соблазнить Изабель. Это он-то!

– Не вышло?

– Нет, конечно.

– Вы когда-нибудь видели сестру мисс Керр? Миссис Флеминг?

Она кивнула.

– Эту гусыню? Да, тут вы попали в точку. И я не смеюсь. Я честно думаю, что она спала и видела Изабель в гробу. Да, если это не Кэтер, и не лобстер, то точно она.

Джулия посмотрела на настенные часы.

– Ой, мне пора.

Она вскочила с моего кресла.

– Пойдем со мной. Почему нет? Я вас усажу за столик у самой сцены. Распишу вас на все сто. Возвещу этим козлам, что сам Ниро Вульф почтил нас своим присутствием и сейчас со всеми раскланяется. Вы можете поклониться сидя, если хотите, а они влезут на стулья, чтобы лучше вас разглядеть. Я просто лопну от гордости. Смелей, толстячок! Пиво за мой счет.

Вульф запрокинул голову назад и прищурился.

– Я отклоняю ваше приглашение, мисс Джексон, – произнес он, – но желаю вам удачи. У меня возникло впечатление, что мы с вами сходным образом оцениваем некоторых собратьев по разуму.

Он встал. Это случается с ним крайне редко, поскольку обычно, когда кто-то приходит или уходит, он продолжает сидеть вне зависимости от того, кто перед ним – мужчина или женщина. И даже повторил:

– Желаю удачи, мадам.

– Славный толстячок, – пропела она. Потом повернулась ко мне.

– Приходите вы, Арчи. Этот Пензер – настоящая крыса.

9

Сорок восемь часов спустя, в девять часов вечера в четверг, Вульф отставил в сторону опустевшую кофейную чашечку и пробурчал:

– Четыре дня и четыре ночи коту под хвост.

– Не спорю, – сказал я, допив кофе.

Хотя, если бы мне очень хотелось, я бы мог вступить с ним в перепалку. Судя по результатам, это время и впрямь было выброшено коту под хвост, тогда как усилий было затрачено предостаточно. Где-то среди девяти записных книжек, что лежат на моем столе, – а все эти отчеты я печатаю на машинке наверху в своей комнате, а не в кабинете, – увековечены имена и фамилии четырех мужчин и шести женщин, которые продиктовала нам Джекет-Джексон, пришедшая в среду днем полюбоваться на орхидеи. Сол и Фред навестили всех этих людей, но безрезультатно – зацепиться было не за что. С другой стороны, в наши дни все возможно. Допустим, одной из этих дамочек вдруг померещилось, что Изабель стибрила ее помаду; она решила наказать воровку, но в порыве гнева чуть перестаралась. Или кто-то из мужчин ненавидел Редьярда Киплинга и решил, что женщина, которая держит на полке Киплинга в кожаном переплете, не имеет права на жизнь. Таких поводов я мог придумать тысячи. Но нам нужно было что-то более осязаемое.

Например, статистические выкладки. Известно, что на каждую тысячу убийств, совершаемых любителями, восемьдесят три выпадает на долю женщин, которые лишают жизни других женщин из-за того, что те посягают на их мужей, по меньшей мере, частично. Так что, если доверять статистическим выкладкам, то на первое место в списке подозреваемых нам следовало бы поставить миссис Эвери Баллу. Трудность только в том, как к ней подкатить. Если я напрямик ляпну, знает ли она, что ее муж в течение трех лет читал стихи Киплинга женщине, которую на прошлой неделе убили, то Баллу наверняка обидится и перестанет разговаривать с нами, а он может еще пригодиться. Поэтому утром в среду, покончив с завтраком, я позвонил Лили Роуэн и поинтересовался, не знакома ли она с миссис Эвери Баллу. Лили сказала, что не знакома и что то немногое, что она слышала о миссис Баллу, не вдохновляет к знакомству.

– Тогда я не стану настаивать, – сказал я. – Но я хочу сам понять, насколько мне нужно встретиться с ней. Это строго между нами. Детального отчета я от тебя не требую, только обрисуй ее в общих чертах, какие у нее интересы. Было бы очень здорово, если бы вдруг оказалось, что она собирает автографы знаменитых частных сыщиков.

– Ну уж, не такая она дура!

Я сказал, что встречаются дуры и покруче, присовокупил, что дело срочное, и час спустя Лили мне перезвонила. Она разузнала куда больше, чем мне требовалось, так что многое я опущу. В девичестве миссис Баллу была известна как Минерва Чедвик, из династии стальных и железнодорожных магнатов Чедвиков. За Баллу она вышла в 1936 году. Их сын и две дочери уже обзавелись собственными семьями. Друзья звали ее Минной. Больших вечеринок она не закатывала, но любила собрать близких друзей на ужин. Набожная, англиканского вероисповедания, но церковь посещала редко. О Париже невысокого мнения, а Флориду и вовсе ненавидела. Увлекалась лошадьми и обзавелась четырьмя арабскими скакунами, но главной ее страстью были ирландские волкодавы. Их она держала то ли двенадцать, то ли четырнадцать…

Зря я потратил столько бумаги и вашего времени, поскольку ясно было, что ставку надо делать на ирландских волкодавов. О волкодавах я твердо знал одно – они ужасно здоровые, – поэтому позвонил знакомому собачнику, подзапасся кое-какими фактами, после чего собрался с духом и набрал номер резиденции Баллу на Шестьдесят седьмой улице. Когда послышался голос, соответствующий голосу дворецкого в моем представлении, я сообщил, что меня зовут Арчибальд Гудвин и я хотел бы договориться о встрече с миссис Баллу, чтобы посоветоваться с ней об ирландских волкодавах. Мне было сказано в ответ, что миссис Баллу занята, но мою просьбу ей передадут, так что я оставил номер телефона. Около полудня мне позвонили, деловой женский голос представился как мисс Коркоран, секретарь миссис Баллу, и осведомился, что я хочу узнать про ирландских волкодавов. Я признался, что хочу приобрести волкодава, но не знаю, в какой питомник лучше обратиться, а друг сказал, что миссис Баллу – лучший знаток волкодавов во всей стране; мисс Коркоран сказала, что миссис Баллу может меня принять в пять часов. Это меня вполне устраивало, поскольку Джекет-Джексон собиралась придти смотреть на орхидеи в половине третьего.

Вы вряд ли горите желанием провести еще пару часов в обществе Джулии Джекет, или мисс Джексон, так что я доставлю вам удовольствие и познакомлю с Минной Баллу. Декорации и действующие лица были именно такими, как я себе представлял: бдительный дворецкий, который впустил меня и пытливо рассмотрел с головы до пят; циновка, прикрывавшая первые шесть футов необъятного ковра в холле (в кабинете Вульфа пол устлан персидским ковром размерами четырнадцать на двадцать шесть футов, так этот ковер был еще больше); заносчивая горничная, которая приняла у меня пальто и шляпу; широкие мраморные ступени; лифт с панелями красного дерева; немолодая, седоволосая и сероглазая мисс Коркоран, встретившая меня на четвертом этаже; комната, в которую она меня доставила, – слева стол с пишущей машинкой и картотека, справа диван, мягкие кресла и кофейный столик. Повсюду развешаны фотографии собак и лошадей, но ни одной фотографии Эвери Баллу. Жена же его лежала лицом кверху на диване, облаченная в нечто, напоминающее выцветший, некогда красный халат, достающий до лодыжек. Когда я вошел, она повернула голову и сказала: