Воздушный замок (илл. Гозман) - Джонс Диана Уинн - Страница 26

Внезапное превращение очень напугало Полночь. Она выгнулась маленькой злобной дугой и зашипела на Абдуллу и солдата.

Солдат, успокоительно воркуя, протянул к ней руку.

– Только попробуй еще раз так напугать Полночь, – сказал он джинну, – я тебе бутылку разобью!

– Ты уже грозился, – скривился в ответ джинн, – и ничего у тебя не выйдет! Бутылка заколдована!

– Тогда я устрою так, – прошипел солдат, тыча большим пальцем в Абдуллу, – что в следующий же раз он велит тебе самому превратиться в жабу!

Услышав такие слова, джинн опасливо покосился на Абдуллу. Абдулла ничего не сказал, но решил, что идея хорошая и что так можно будет держать джинна в подчинении. Он вздохнул. Так или иначе, желания постоянно приходится тратить впустую, и конца этому не предвидится.

Они поднялись, подобрали пожитки и двинулись дальше. Но теперь шли они куда осмотрительнее. Они держались проселков и троп и ночью не стали искать гостиницу, а устроились в старом пустом сарае. Тут Полночь навострила уши, подобралась и быстренько исчезла в темном углу. Некоторое время спустя она прибежала обратно с мертвой мышью, которую положила в солдатскую шляпу для Шустрика-Быстрика. Шустрик-Быстрик не понял, что делать с подарком. В конце концов он решил, будто это такая игрушка, на которую надо яростно напрыгивать и убивать ее. Полночь снова отправилась на охоту. Абдулла почти всю ночь слышал всякие шорохи и писки.

Несмотря на это, солдат продолжал беспокоиться, чем бы накормить кошек. На следующее утро ему приспичило, чтобы Абдулла пошел на ближайшую ферму и купил там молока.

– Хотите – идите и купите сами, – кратко отвечал Абдулла.

И все равно почему-то оказалось, что он шагает по дороге к ферме, и на одном боку у него болтается жестянка из солдатского ранца, а на другом – бутылка с джинном.

В точности то же самое повторялось и в последующие два утра – с той лишь небольшой разницей, что эти две ночи они провели в стогах, а Абдулле на второе утро удалось купить чудесный свежий каравай, а на третье – яйца. На это, третье утро, возвращаясь к стогу, Абдулла старался уяснить себе, почему он чувствует себя все более раздосадованным и одураченным.

Дело не только в том, что он все время уставал, мок и мерз. И не только в том, что прорва времени уходила на мелкие услуги солдатовым кошкам, – с этим давно пора было что-то сделать. Отчасти в дурном настроении Абдуллы была виновата Полночь. Абдулла понимал, что должен благодарить ее – ведь она спасла их от полицейских. Он и благодарил, но ужиться с ней не мог. Каждый день она высокомерно ехала у него на плече и при этом умудрялась давать понять, что, с ее точки зрения, Абдулла не более чем подобие лошади. Сносить такое от простого животного было довольно-таки трудно.

Абдулла раздумывал об этом и о других подобных материях весь день, топая по проселкам с Полуночью, элегантно обернутой вокруг шеи, и глядя, как впереди весело шагает солдат. Не то чтобы Абдулла не любил этих его кошек. Он к ним уже привык. Иногда Шустрик-Быстрик казался ему такой же лапочкой, как и солдату. Нет, дурное настроение было связано в основном с тем, как солдат заодно с джинном оттягивают поиски Цветка-в-Ночи. Стоит чуточку расслабиться – и Абдулла до конца жизни будет топать по проселкам, а до Кингсбери так и не доберется. А когда он дотуда все-таки доберется, надо еще будет разыскать колдуна. Нет, так проку не добьешься.

Тем вечером они расположились на ночлег в развалинах каменной башни. Это было куда лучше, чем стог сена. Можно было развести костер и поесть всякой всячины из волшебных солдатских мешочков, и Абдулла наконец согрелся и обсох. Он воспрял духом.

Солдат тоже воспрянул духом. Он сидел, прислонясь к каменной стене, и любовался на закат, а Шустрик-Быстрик спал рядом с ним в шляпе.

– Я вот чего подумал, – произнес он. – Вам же завтра, если не ошибаюсь, положено желание от этого вашего дымного синего приятеля. Так знаете, какое самое практичное желание? Пожелайте, чтобы вам вернули ковер-самолет. Тогда дело у нас пойдет куда быстрее.

– С той же легкостью мы можем попросить перенести нас прямо в Кингсбери, о премудрый пехотинец, – указал Абдулла. По правде говоря, прозвучало это довольно сердито.

– Конечно, только теперь-то я понимаю, что за норов у этого джинна, и уверен, что он это желание так наизнанку вывернет, что мало не покажется, – сказал на это солдат. – Я о чем говорю – вы же знаете, как работает этот ковер, и доставите нас в столицу без лишних хлопот…

Звучало это разумно. Тем не менее Абдулла в ответ только буркнул что-то неразборчивое. Это было потому, что из-за солдатских советов Абдулла начинал видеть все в совершенно новом свете. Еще бы солдат не понял, что за норов у этого джинна. Очень в его духе. Он был просто мастер по части того, чтобы заставить других плясать под свою дудку. Единственным существом, которое было способно заставить солдата плясать под свою дудку, была Полночь, а Полночь делала то, чего ей делать не хотелось, только ради Шустрика-Быстрика. Это ставило котенка на самую вершину угнетающей Абдуллу пирамиды. Котенка! А поскольку солдат понял, что за норов у джинна, а джинн очевидным образом находился в иерархии выше Абдуллы, Абдулла оказывался в самом низу. Неудивительно, что ему так тошно! И ему вовсе не стало легче, когда он понял, что с родственниками первой жены его отца дело обстояло совершенно так же.

Поэтому Абдулла и буркнул в ответ солдату что-то неразборчивое, что в Занзибе было бы сочтено вопиющей грубостью, но солдат об этом не знал. Он весело показал на небо:

– Опять прелесть что за закат. Глядите, еще один замок.

Солдат был прав. В небесах кипели желтые озера, и острова, и мысы, и высокая серо-голубая облачная скала с чем-то вроде крепости наверху.

– Это уже другой замок, не тот, что первый, – заметил Абдулла. Он чувствовал, что пришло время самоутвердиться.

– Конечно нет. Одинаковых облаков не бывает, – отозвался солдат.

На следующее утро Абдулла сумел проснуться первым. Рассвет еще вовсю полыхал, когда он вскочил, схватил бутылку с джинном и отнес ее на некоторое расстояние от развалин, где они ночевали.

– Джинн, – позвал он. – Появись!

Из горлышка бутылки поднялся клочок дыма – призрачный и недовольный.

– В чем дело? – спросил он. – Где обычные разговоры про цветы, драгоценности и прочее?

– Ты мне сказал, что этого не любишь. Вот я и перестал, – ответил Абдулла. – Теперь я стал реалистом. И желание, которое я собираюсь загадать, соответствует моему новому мировоззрению.

– А, – отозвался клочок джинна. – Ты хочешь потребовать назад ковер-самолет.

– Вовсе нет, – сказал Абдулла.

Джинн так удивился, что вылез из бутылки целиком и наградил Абдуллу взглядом вытаращенных глаз, которые в рассветных лучах казались плотными, блестящими и вообще почти человеческими.

– Объясню, – продолжал Абдулла. – Итак, Судьба явно решила отложить поиски Цветка-в-Ночи. Это несмотря на тот факт, что Судьба же объявила о своем намерении женить меня на Цветке-в-Ночи. Все мои попытки пойти против Судьбы приводят к тому, что твоими стараниями мои желания никому не приносят добра, а их исполнение обычно увенчивается тем, что за мною гонятся всадники на верблюдах или лошадях. Или солдат заставляет меня потратить желание впустую. Поскольку я устал и от твоих насмешек, и от того, что солдат постоянно добивается своего, я и решил бросить вызов Судьбе. С этой минуты я намерен планомерно и последовательно пускать все желания на ветер. Тогда Судьбе придется волей-неволей взять дело в свои руки, а иначе пророчество, которое касается Цветка-в-Ночи, никогда не сбудется.

– Ты ведешь себя как ребенок, – усмехнулся джинн. – Или как герой. Или, вероятно, как безумец.

– Нет, как реалист, – возразил Абдулла. – В дальнейшем я брошу вызов и тебе – тем, что буду тратить желания так, чтобы от них кому-то где-то было хорошо.

При этих словах джинн сделал гримасу определенно саркастическую: