Воздушный замок (илл. Гозман) - Джонс Диана Уинн - Страница 25

Солдат был просто мастер спасаться. Сначала он нашел дорогу из огорода в сад, а оттуда – калитку в просторное поле, и все это – не теряя ни секунды. Вдали за полем залогом безопасности стоял прикрытый дождем лес.

– Полночь захватили? – вопросил солдат, когда они захлюпали по мокрой траве.

– Нет, – ответил Абдулла. Он так задыхался, что не мог ничего объяснить.

– Что?! – завопил солдат, остановился и крутанулся назад.

В этот миг четверка коней с полицейскими на спинах перепрыгнула через изгородь и поскакала по полю. Солдат яростно выругался и повернул к лесу. Абдулла поспешил следом. Когда они добрались до кустистой опушки, всадники преодолели уже добрую половину поля. Абдулла с солдатом проломились сквозь кусты и ворвались в негустой лес, где, к изумлению Абдуллы, земля сплошь поросла тысячами тысяч ярко-голубых цветов, сливавшихся в такой же голубой дали, словно ковер.

– Что… за… цветы? – пропыхтел он.

– Колокольчики, – ответил солдат. – Если вы потеряли Полночь, я вас убью.

– Не потерял. Она нас найдет. Она выросла. Я вам рассказывал. Волшебство, – просипел Абдулла.

Солдат фокусов Полуночи ни разу не видел. Он не поверил Абдулле.

– Бегите быстрее, – велел он. – Придется сделать круг и забрать ее.

Они ломились вперед, сминая колокольчики и утопая в их непривычном диком аромате. Если бы не серая морось и крики полицейских, Абдулла решил бы, будто бежит по небесной тверди. Он тут же снова оказался в мечтах. Когда он разобьет сад возле домика, где будет жить с Цветком-в-Ночи, то высадит там тысячи колокольчиков, как здесь. Но это не помешало ему отметить, что за ними остается полоса поломанных белесых стеблей и измятых цветов. И это не помешало ему слышать хруст ветвей, когда полицейские ворвались в лес за ними по пятам.

– Безнадежно! – обернулся солдат. – Пусть этот ваш джинн сделает так, чтобы полицейские от нас отстали!

– Прошу отметить… о сапфир среди солдат… до послезавтра никаких желаний… – пропыхтел Абдулла.

– Он может еще раз исполнить одно желание авансом, – ответил солдат.

Из бутылки в руке Абдуллы гневно вырвался синий дым.

– Последнее ваше желание я исполнил исключительно с тем условием, что вы оставите меня в покое! – заявил джинн. – Я просил лишь об одном – дайте мне спокойно предаться печали в бутылке! А вы? Что, оставили меня в покое? Нет. При первой же мелкой неприятности вы снова ноете, чтобы вам исполняли лишние желания! Интересно, обо мне тут кто-нибудь думает?

– Мы в опасности… о гиацинт… о колокольчик среди джиннов, – простонал Абдулла. – Перенеси нас… подальше…

– Не смейте! – перебил его солдат. – Не смейте желать, чтобы мы оказались подальше без Полуночи. Пусть он сделает нас невидимыми до тех пор, пока мы ее не отыщем!

– О синяя яшма среди джиннов… – изнемогал Абдулла.

– Вот уж чего я не люблю, – заметил джинн, изящно изгибаясь лавандовым облаком, – само собой, помимо того, чтобы мокнуть под дождем и выслушивать настырные требования желаний авансом, так это когда меня улещивают цветистыми речами. Хочешь, чтобы я исполнил желание, – говори прямо!

– Перенеси нас в Кингсбери, – выдохнул Абдулла.

– Пусть эти ребята собьются с нашего следа, – в тот же миг сказал солдат.

Они обменялись свирепыми взглядами, не сбавляя шага.

– Определитесь, а? – посоветовал джинн. Он сложил руки и с презрительным видом заструился за ними. – Мне-то все равно, на что вы потратите очередное желание. Позвольте лишь напомнить, что это будет последнее желание на ближайшие два дня.

– Полночь я не оставлю, – заявил солдат.

– Если уж… тратить желание… – задыхался Абдулла, – пусть… полезное… неразумный искатель счастья… дальше… в Кингсбери…

– Отправляйтесь без меня, – отрезал солдат.

– Всадники всего в пятидесяти футах, – сообщил джинн.

Они обернулись и обнаружили, что это истинная правда. Абдулла поспешно сдался.

– Тогда пусть они нас не видят, – пропыхтел он.

– Пусть мы станем невидимыми, пока Полночь нас не отыщет, – добавил солдат. – Она отыщет, я уверен. Ей хватит ума.

Абдулла успел заметить глумливую усмешку на дымном лице джинна и дымные руки, совершающие пассы.

Последовало мокрое слизистое непонятное. Мир вокруг Абдуллы внезапно перекосился, стал огромным, голубым, зеленым и размытым. Медленно и неуклюже Абдулла пробирался, скорчившись, между чем-то вроде гигантских колокольчиков, переставляя большие бородавчатые лапы с предельной осторожностью, поскольку вниз почему-то смотреть не получалось – только вверх и вперед. Это было так трудно, что ему хотелось остановиться и замереть на месте, но земля ужасно тряслась. Он чувствовал, как громадные неведомые существа мчатся прямо к нему, поэтому приходилось лихорадочно ползти вперед. И все равно ему еле-еле удалось убраться с их дороги.

Он полз и полз, и тут огромное копыто, размером с бастион, с каким-то железом снизу, ударило в землю совсем рядом с ним. Абдулла так перепугался, что застыл и не мог шелохнуться. Он понял, что громадные существа тоже остановились – совсем близко. Существа превратились в громкие досадливые крики, которые он прекрасно слышал. Это продолжалось некоторое время. Затем копыта снова застучали, и это длилось еще некоторое время; они носились туда-сюда, все время очень близко, и наконец, когда день, казалось, уже склонился к вечеру, существа бросили его искать и с грохотом и хлюпаньем удалились.

Глава тринадцатая, в которой Абдулла бросает вызов Судьбе

Абдулла полежал еще немного, но, когда стало ясно, что существа не вернутся, он снова пополз – рассеянно, бесцельно, – надеясь понять, что с ним произошло. Что-то с ним определенно произошло, только разума у него стало маловато и обдумать это было нечем.

Абдулла полз и полз, а морось тем временем прекратилась, что изрядно его огорчило, поскольку влага великолепно освежала шкурку. С другой стороны, в луче света закружилась муха, а потом она уселась на лист колокольчика неподалеку. Абдулла проворно стрельнул длинным языком, сбил муху и проглотил ее. Очень вкусно, подумал он. А потом удивился: ведь мухи – нечистые создания! Встревожившись больше прежнего, он пробрался за очередную колокольчиковую кочку.

Там был еще кто-то, такой же, как он.

Он был бурый, бородавчатый, приземистый, а желтые глаза гнездились сверху головы. Заметив Абдуллу, он открыл большой безгубый рот, издал вопль ужаса и начал надуваться.

Ждать, что будет дальше, Абдулле вовсе не хотелось. Он повернулся и пополз прочь со всей возможной для его перекошенных лап быстротой. Теперь он понял, кем стал. Жабой. Злобный джинн сделал так, что, пока Полночь его не разыщет, быть ему жабой. Да только когда Полночь его разыщет, она наверняка его съест.

Он забрался под ближайший пучок нависавших колокольчиковых листьев и спрятался…

Час спустя колокольчиковые листья раздались, пропуская чудовищную черную лапу. Абдулла лапу заинтересовал. Лапа втянула когти и погладила его. Абдулла так перепугался, что попытался отпрыгнуть назад.

После чего оказалось, что он лежит среди колокольчиков на спине.

Сначала он прищурился на деревья, пытаясь привыкнуть к ощущению, что в голове снова завелись мысли. Некоторые из этих мыслей были весьма неприятны – они касались двух разбойников, которые ползали по берегу оазисного озерца в обличье жаб, а также напоминали, как он съел муху и как его едва не растоптала лошадь. Потом Абдулла огляделся и увидел скорчившегося рядом солдата – у него на лице отражалась та же растерянность, которую чувствовал и Абдулла. Рядом с ним имелся ранец, а еще дальше Шустрик-Быстрик отчаянно старался выбраться из солдатской шляпы. Возле шляпы мрачно высилась бутылка с джинном.

Джинн вылез из бутылки крошечным язычком вроде пламени спиртовки, опершись дымными руками о горлышко.

– Рады? – язвительно поинтересовался он. – Ну что, добился я своего? Вот вам наука – впредь не станете домогаться лишних желаний!