Ассасины - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 21

Были и другие знамения: ходили слухи, что когда Ричард, отсутствовавший на похоронах (как и другие члены семьи), в первый раз пришел на могилу отца в аббатстве Фонтевруа, на надгробной плите вскипела кровь. А вскоре после коронации в аббатстве Гластонбери было открыто старинное захоронение с надписью «Here lies the famous King Arthur, buried in the isle of Avalon»[55].Там были найдены древний крест и скелеты мужчины и женщины, в которых население Англии признало мощи короля Артура и королевы Гвиневеры. В этих необычных событиях, сопровождавших коронацию молодого короля, все усмотрели предзнаменования особой судьбы нового царствования.

Весной 1191 года мать Ричарда – Элеонора Аквитанская, взяв с собой дочь короля Санчо, приехала на Сицилию. Принцесса Беренгария должна была стать королевой Англии. Так решила Элеонора, и это решение только обрадовало Ричарда, потому что он давно накинул глазом на обаятельную и скромную девицу из дома Наварры. Помолвка состоялась в Мессине, но свадьба была отложена на время после Пасхи, так как шел Великий пост, во время которого венчания, согласно канону, не совершаются.

Ричард немного задержался с отплытием (у него, как обычно, накопилась уйма неотложных дел), поэтому часть флота – корабли охранения – вышла из Сицилии на сутки позже. Спустя две недели, 24 апреля, в канун праздника святого Марка Евангелиста, на закате солнца поднялся сильный ветер, и черные тучи затянули небо. Яростные порывы ветра носили корабли по волнам, и в конечном итоге вся эскадра потеряла строй и была разогнана по морю. Матросы пыталась сдержать стремительное движение галер, гонимых ураганным ветром, но это было невозможно, и три корабля королевского флота, среди которых находилось и судно с Иоанной и Беренгарией, были отогнаны к острову Кипр, в район, находившийся неподалеку от древнего Амафуса.

Огромные волны швырнули два корабля на прибрежные скалистые утесы, разбив их вдребезги. Некоторые пассажиры с разбитых судов уцелели, но многие из команды нашли свою смерть в морских глубинах, авсе, что находилось на кораблях, и было извергнуто морем, разграбили киприоты. В этом шторме была утеряна большая королевская печать, поскольку на одном из разбитых кораблей находился лорд-хранитель печати Роджер Малус. Несколько позже мертвого лорда было выброшено волнами на берег, и один из простолюдинов, собиравший на побережье, как и многие другие, остатки от кораблекрушения, нашел на его теле эту печать.

Поскольку она, в отличие от драгоценных вещей из королевской казны, не представляла для него никакого интереса, впоследствии киприот пытался продать печать крестоносцам. За что и был «вознагражден» – повешен на самом высоком столбе, который только отыскался на острове.

Корабль, на котором находились принцесса Беренгария и вдовствующая королева Иоанна, чудом уцелел в этом страшном шторме, поскольку был более быстроходным, и команде удалось развернуть его в открытое море, на глубину. Судно дрейфовало неподалеку от берега, наблюдая за всем происходящим издалека, чтобы сообщить о несчастье королю Ричарду.

Поначалу уцелевшая часть экипажа и пассажиров с разбившихся судов были радушно встречены жителями рыбацкой деревни. Однако киприоты на самом деле лишь притворились, что их намерения были мирными. Они сладкими речами утешили потерпевших кораблекрушение и доставили их к близлежащему замку – якобы для того, чтобы выжившие рыцари и матросы могли там подкрепиться. Когда франки добрались туда, они были лишены всего оружия и заключены под стражу как заложники по приказу правителя острова…

Море было удивительно спокойным и ласковым. Совсем недавно – сутки назад – оно с яростью швыряло на скалы близ Амафуса огромные водяные валы, и казалось, что весь остров дрожит под ударами буйствующей стихии. В такие дни жители небольшой рыбацкой деревеньки неподалеку от развалин древнего города старались сидеть дома и молиться всем богам, в том числе и старым, несмотря на то что киприоты были христианами, вера в мифические божества по-прежнему давала о себе знать. Старый Лука Махарос вообще утверждал, что видел однажды самого бога морей Нептуна на колеснице, который мчался мимо острова, потрясая в гневе своим трезубцем.

Так это или не так, спорить никто не стал. Всякое может привидеться, когда выпьешь сулею доброй зивании – виноградной водки, настоянной на меду и травах.

Два рыбака – Власис и Анастас – в некотором отдалении от берега поставив на якорь свою лодку, ковырялись среди рифов. Настроение у них было препаршивейшее. Когда у Амафуса разбились корабли франков, нечистый понес их по каким-то делам в Лемесос[56]. И, понятное дело, они возвратились в деревню на разбор шапок – все, что было выброшено на берег разбушевавшейся стихией, уже подобрали и распределили. Корабли часто разбивались на скалах близ Амафуса, и бедная деревня худо-бедно выживала не потому, что ее рыбаки были удачливыми, а в основном благодаря «береговому праву».

«Береговое право» появилось в глубокой древности и с развитием мореплавания, распространилось на многие прибрежные районы. При кораблекрушении жизни моряков, пассажиров и целостность грузов подвергались опасности не только в волнах бушующей стихии, но и на спасительном, казалось бы, берегу. Избежав смерти в воде, моряки могли погибнуть на суше от рук жителей побережья. Причины такой жестокости были разные. Иногда суеверные предрассудки заставляли приносить в жертву богам обнаруженных на берегу чужеземцев, но чаще всего убивали из-за боязни, что оставшиеся в живых помешают грабежу или будут мстить.

–  …Это ты сманил меня в Лемесос! – брюзжал Власис, пытаясь вытащить из расселины в скале какие-то тряпки. – Что мы там не видели?!

–  Нет, позволь! – горячился Анастас. – Не ты ли сказал, что знаешь в Лемесосе таверну, где продают недорогую наму[57]?

–  Ну, я. Так ведь не соврал! Нама была великолепной, ты не можешь это отрицать. Мы и там хорошо приложились, и домой по кувшину привезли… И потом, я ведь тебя на веревке в Лимасол не тянул. Ты сам ухватился за мысль отведать доброго вина и меня два дня уговаривал. И я, идиот, согласился! Теперь вся деревня празднует, а мы остались в дураках.

Неизвестно, как долго длились бы их прения, но тут Атанас заметил неподалеку от берега изрядно потрепанную штормом галеру. У нее была сломана мачта и часть весел. Течение потихоньку гнало судно к берегу, поэтому вскоре стали слышны звуки топоров; это работали судовые плотники – чинили галеру. Во взглядах рыбаков затеплилась надежда – несмотря на тихую погоду воздух был напоен влагой, а это означало, что новый шторм не за горами. Если стихия будет бушевать, как вчера, галера без главного паруса непременно сядет на рифы, и тогда они озолотятся – судя по шатру из дорогой златотканой парчи на корме, судно принадлежало какому-то богатому сеньору.

Но не успели они поделиться столь приятными предположениями, как раздался трубный глас:

–  Эй, там, на лодке! Плывите сюда.

Это была не просьба, а приказ. Киприоты переглянулись, быстро подняли якорь, взялись за весла и, не сговариваясь, повернули к берегу. Им вовсе не хотелось попасть в рабство к какому-то неизвестному господину.

Но не тут-то было. Едва на галере поняли их намерение, как раздался тихий неприятный свист, и арбалетный болт впился в днище лодки точно между двумя приятелями.

–  Исполняйте приказание, шутники! – снова послышался чей-то зычный голос; казалось, он принадлежит великану, потому что на такое большое расстояние не докричишься. – Иначе следующий выстрел пойдет точно в цель!

Рыбаки-мародеры обречено вздохнули и взяли курс на галеру.

На удивление, никто не собирался брать их в плен. У борта высился одетый в броню рыцарь и держал в руках большую воронку. Видимо, она и усиливала его голос. Это был Роберт де Турнхам, королевский маршал и казначей. Рядом с ним стояли две прекрасные дамы: одна постарше – королева Иоанна, а вторая, совсем юная, – принцесса Беренгария. Их богатые одежды и дорогие украшения вызвали у киприотов душевный спазм: такие ценности – и мимо кармана! Наверное, и на двух других галерах, разбившихся о рифы, добра было много. Вот повезло кому-то…